При чрезвычайной широте «понятия должности» это неизбежно должно было создавать в семейственном праве привилегированное положение для старшего сына, который один наследовал должности. Ни в чем другом древнейшее семейственное право не уклоняется от обычной нормы. На существование в Египте «материнского права» («Muterrecht»), т. е. на отсутствие права наследования по мужской линии, нет решительно никаких указаний. Уже древнейшие надгробные надписи свидетельствуют о наследовании по обеим линиям. Нередко встречающееся в текстах упоминание только матери, несомненно, находится в связи, с одной стороны, с ее качеством как дочери-наследницы (в наследовании должностей), с другой стороны — со стремлением семьи жены бороться с влияниями полигамии[122], которое (стремление) вызывало необходимость путем контракта обеспечить положение невесты как «главной жены», «большой жены», а ее детей — как единственных или хотя бы в определенной мере обеспеченных наследников, и, наконец, также в связи с вопросами о равенстве по происхождению. «Сын такого то X, сделанный (sic!) от такой-то Y», это — корректное выражение для отчества. Позднейшее благоприятное правовое положение женщины (фактическое положение женщины сильно колебалось в разные исторические моменты и, очевидно, было различно в разных классах общества: «я — женщина» есть формула политического подчинения) было, конечно, дальнейшим последовательным развитием указанной практики в связи с ослаблением военного духа в египетской нации. Там, где вообще существует частное право наследования, женщина равноправна с мужчиной и сохраняет, насколько можно судить по существующим источникам, свою правовую дееспособность до времен Птолемеев. Уже в IV тысячелетии до P. X. муж оставляет ей по завещанию имущество с тем, чтобы она разделила его между своими детьми по своему усмотрению, и сын (в надписи Mten’a) получает землю по завещанию — «amitper» — от матери. Часто встречающиеся браки братьев с сестрами, очевидно, имеют целью — «вверху», как и «внизу» — избежать раздробления имущества (в доме фараона это практиковалось также и для сохранения чистоты крови).

Если проследить через ряд поколений названия земельных комплексов, сохранившиеся на фамильных гробницах Древнего царства (в Нижнем Египте), можно видеть наглядно, какого громадного скопления земельных владений можно было достигнуть искусной брачной политикой, соединявшей брачными узами по возможности членов одних и тех же родов (Ргос. Bibl. Arch. XVII, стр. 244). Там встречаются массовые скопления земельных владений (видимо, разбросанных по разным местам), которые переходят из рук в руки, главным образом, по наследству (и по женской линии) и путем передачи их сыну, но увеличиваются и другими, не столь ясными для нас путями — в то время, главным образом, очевидно, путем ленных пожалований или дарений со стороны царя. Хозяйство уже в древнейшие времена ведется на них с помощью колонов, и депутации от них, отправляемые на похороны владельцев отдельными деревнями, изображены на их гробницах. Хозяйство здесь, по-видимому, барщинное (Fronhofs-Wirtschaft) (наряду с арендой земли несвободными колонами).

В подробностях почти все еще является пока не установленным. Очевидно лишь одно, а именно то, что разбросанные по всем областям домены и колоны царя, его казначейства, хлебные склады, скотные дворы и арсеналы составляли экономический скелет государства. Но на все это, со временем, все более и более накладывается заметный феодальный отпечаток.

Царские областные правители (номархи) наделены на правах ленного владения доменами и выдачами натурой из царских магазинов, юридически ясно отграниченными от аллодиальных доходов[123] и земельных владений чиновника.

После периода партикуляристической[124] анархии, предшествовавшей новому объединению страны под главенством Фив (этого исконного очага частного крупного землевладения (der privaten Grundherrschaften), они образовали в Среднем царстве (XII, XIII династия на повороте между II и III тысячелетием) совершенно естественным путем фактически наследственную феодальную аристократию. Точно так же и храмы присвоили себе массы земли и людей. Крупные феодальные поместья (Grundherrschaften), управляемые бюрократически наподобие настоящих государств, с писцами и т. п., состоящие из множества деревень с платящими подати крестьянами, с приученными к военной дисциплине и разделенными на несвободные профессии рабочими — встречаются поместные плотники, столяры, гончары, кузнецы — затем стада, насчитывающие тысячи голов скота, да сверх того выдачи натурой (Tantiemen und Deputaten) из принадлежащих храмам и царю имений, которыми они должны были управлять, — таковы владения номархов, делавшие их всемогущей в социальном отношении аристократией. Из поместных амбаров — помещичьих или царских магазинов — выдается крестьянам зерно на семена, в амбары доставляется новая жатва, т. е. соответствующие ее доли. Во всяком случае уже в то время существует система «uput» — занесения в списки всего личного состава каждого дома с целью определения числа обязанных исполнять барщину голов («capitatio plebeja»[125] на языке римской императорской эпохи). По-видимому, в принципе эта система распространялась на всю страну.

Существовало ли повсюду однообразное регулирование барщины, с уверенностью сказать нельзя. В отдельных деревнях барщинник выходил на барщину и обрабатывал известный участок барской земли — «ahuit» — по указанию царского управляющего. Писцы при этом были свободны от барщины. Около царской резиденции и при больших царских магазинах находились окруженные каменной стеной мастерские, которые иногда являлись и рабочими казармами. Несшие барщинную повинность делились на партии по 5 и 10 человек и, по-видимому, работали по сменам, причем обычная смена длилась два месяца за вычетом праздников. А если, с другой стороны, государственная земля делилась на низменную, болотистую, и на высоко лежащую, степную, землю, и каждый рабочий получал по 10 арур (8¹/₂ на степной и 1¹/₂ на болотистой земле), то надо полагать, что. речь здесь идет о наделении барщинников землей на правах колонов. Крупные феодальные землевладельцы (grosse Grundherren), очевидно, вели хозяйство по существу на тех же началах, что и фараон.

Ведение собственного хозяйства на лучшей земле и сдача худшей земли зависимым крестьянам (an leibeigene Bauern) за барщину или за фиксированные оброки, — эти два способа эксплуатации земли существовали, вероятно, рядом, и, видимо, не всегда можно провести между ними ясную границу; крестьяне, очевидно, просто отчасти превратились из государственных барщинников (Staatsfröner) в помещичьих барщинников (grundherrliche Fröner); возможно ли (и имеет ли какое-нибудь практическое значение) деление крестьян на зависимых (leibeigene), с одной стороны, и лично свободных, но прикрепленных (schollenfeste) к земле, с другой, по-видимому, решить невозможно. Может быть, единственное различие, которое все же можно хотя бы приблизительно (а отнюдь не точно) провести между по меньшей мере 24 названиями, выражающими (см. выше) личную подчиненность вообще, без специального обозначения профессии, по-видимому, сводится к тому, что клиенты или зависят лично от своего господина и эксплуатируются в его собственном (реальном или предполагаемом) домохозяйстве (Haushalt) (schemsu, baku, sodmu, keri-dot, amu, ketu), или же они — glebae adscripti (прикреплены к земле) (по Байо: honu, meratiu, nesitiu, satiu, sidiu, samdotu, uhuitiu). Крестьянину иной раз грозят, в случае, если он будет продолжать уклоняться от исполнения своих обязанностей, «перевести» его в самый низший разряд: awaitiu (простые сельские зависимые батраки).