Конечно, эта тенденция заметна не везде и не везде в одинаковой мере присутствует. Прежде всего тирания, хотя она и опирается прежде всего на лишенные прав (entrechtete) классы, тем не менее, представляет собой политическую узурпацию и действует как таковая с помощью самых разнообразных средств. Несомненно, в древней Элладе есть теократический оттенок: как впоследствии оракулы стоят на стороне персов, так и здесь — совершенно, как на Востоке — на стороне «тиранов» оказываются, если не древние аристократические жреческие роды, то всевозможные пророки. Сицилийская тирания в позднейшую эпоху своего существования сильно отличается по своему характеру от древнеэллинской. В эту эпоху она идет рука об руку с денежной аристократией, несомненно, в значительной своей части пришлой. Но и политические средства древнейших поколений сицилийских тиранов — включение целых городских общин и даже иноземных наемников в состав общины собственного полиса — носят восточный характер и были возможны в колониях, но не в самой древнёй Элладе.
Но в общем в своем существе нововведения как «законодателей», так и «тиранов», носят двойственный характер. С одной стороны, они представляют «городское хозяйство» («Stadtwirtschaft») и его интересы в противовес монополизации политической власти древними знатными «родами» («Geschlechter»), с другой стороны, они выступают против монополизации экономической власти старыми и новыми владельцами денег и людей. Союз с крестьянами, выдвинувший принцип, что «вся Аттика есть город», является политическим выражением этой двойственности. Обеспечение права и независимость права от традиционной и пристрастной юстиции патримонально-сакральных судов родов аристократии были созданы, кроме кодификации его, также — при Писистрате[259] — обеспечением чисто должностного разбирательства судебных дел по деревням (Писистрат сам ездил по деревням для производства суда, позже, по крайней мере, для мелких дел, встречавшем странствующих δικασται κατά δήμους[260]), что представляет собой также аналогию к законодательству Второзакония. Среди мероприятий в области экономической политики, принадлежащих тиранам Периандру, Феагену, Клисфену[261], Писистрату как и в законодательствах Залевка и Солона, мы находим целый ряд мер, свидетельствующих об этой же тенденции. Строгий надзор за «роскошью», доходящий нередко до очень далеко идущих запретов в этой области, направлен против возникновения различий в образе жизни, представляющих, отчасти с сословной, отчасти с мелкобуржуазной точки зрения, опасность для равенства граждан. Воспрещение приобретать рабов, изданное Периандром и в других государствах — в Фокиде[262] и Локриде оно было в силе еще в классическую эпоху — и сделанная Солоном попытка ограничить скопление земли в одних руках, имели в виду экономическим путем в корне пресечь неравенство владения. Но устранение задолженности и уничтожение сословных различий между владеющими землей гражданами (политическое «освобождение крестьян»), с одной стороны, и воспрещение крестьянам переселяться в город, с другой — явления соотносительные. Неоднократно делались попытки обеспечить крестьянство путем устанавливаемой государством связанности земли, например, в форме воспрещения продавать земли городу (τρος τό άστυ), что в то же время значило: знати. Частое воспрещение скупки и перекупки, посреднической торговли (Залевк) и вывоза хлеба относится к той же категории, как и соответствующие меры средневековой городской политики, не в меньшей степени также и преследование праздности и нищенства. Эти постоянно повторяющиеся типические мероприятия — и, возможно, еще целый ряд других, принадлежащих к той же связи, — имеют целью установить раз навсегда мелкобуржуазную норму «пропитания» («Nahrungen»).
Но в конце концов, по крайней мере в больших приморских городах, мероприятия законодателей так же, как и политика тиранов в результате по существу означали все-таки координацию интересов нового, опирающегося прежде всего на торговлю и на обладание деньгами, специфически городского богатства с интересами старых родов. Законодательство Солона, по-видимому (даже если доводы Б. Кейля и не считать абсолютно убедительными), уже положило в основу деления на классы денежную расценку доходов, следовательно, уже оставило почву крестьянского полиса гоплитов. И меркантилистское покровительство занимающимся промышленностью метекам, которым, в противоположность политике позднейшей демократии, был облегчен доступ к правам гражданства и тем самым дана была возможность приобретать землю в Аттике и тем сохранить их имущество для Афин, свидетельствует о том, что принимали во внимание интересы союза владеющих деньгами (и поэтому и людьми) классов. Допущение вывоза оливкового масла при воспрещении вывоза других продуктов земледелия соответствует античному аграрному (плантационному) меркантилизму. Покровительство крестьянам являлось, таким образом, лишь средством для достижения политической цели; та же черта выступает и в распоряжении Периандра, воспрещавшем крестьянам носить городское платье, чтобы отбить у них охоту пребывания в городе, и в упомянутом выше воспрещении селиться в городах. Задолжавшее, лишившееся имущества и вытесненное в город сельское население старались, как и в Риме, выпроводить за пределы страны. Аттические клерухии на Саламине с их принудительным наследственным владением и воспрещением аренды — такие постановления встречались и позже при основании колоний с политическими целями, но последнее не всегда — имели, наряду с непосредственно военными целями, также и эту цель: освободиться от избытка населения; несомненно, эту цель имели основанные тиранами колонии, которым внутри страны соответствуют государственные постройки с целью «занять безработных». Установление неподвижного уровня «пропитания» (Stabilisierung der Nahrungen) во избежание возникновения слоя социально деклассированных граждан, в связи с этим регламентация оборота, однако, без нанесения слишком чувствительного ущерба шансам на барыш, — вот типичный пароль той эпохи.
Поэтому «борьба сословий» не только создала такие относительно «чистые» типы, как Фессалия, Спарта, Афины, но приводила, конечно, и к всевозможным самым различным компромиссам и комбинациям, которые своим содержанием оказывали сильное влияние на социальные группировки (die sozialen Gemeinschaften) среди населения страны. К сожалению, немногое можно установить с полной достоверностью. Целью «демократического» движения было прежде всего: разрушить прочную связь «родов» («Geschlechter»), которая опиралась на связанность земли в (широко понимаемой) домовой общине (Hauskommunion), и сломить их чрезмерное влияние в местных и личных союзах: в деревне и во фратрии. Деревня (κώμη, впоследствии: δήμος) в качестве хозяйственной общины (Wirtschaftsgemeinschaft), разумеется, всегда продолжала существовать. Но родовое государство (Geschlechterstaat) не признает за ней права на политическое существование, и занятые рода со своими земельными владениями стояли (как наши владельцы рыцарских поместий), несомненно, de facto вне деревенских союзов, образовывали нередко свои собственные (κώμαι) вместе со своими клиентами, закабаленными должниками или арендаторами. Но, с другой стороны, их земельное владение, так как очень часто оно доставалось им в качестве оставшегося за ними залога (als Pfandbestiz), в значительной своей части состояло и из разбросанной по разным деревням земли (Streubesitz). Отсюда программа крестьян: включить поместья в состав крестьянских общин («Eingemeindung»), затруднить помещикам возможность иметь землю, разбросанную в нескольких деревнях. Фратрия, как самая низшая единица в организации войска, как военная община (Wehrgemeinde) с давних пор держит в своих руках в военном государстве допущение к правам гражданства и к владению землей, и она, в свою очередь, находится совершенно под властью знатных родов, хотя в ее состав (Вильбрандт тут совершенно прав) входят не они одни, но все носящие оружие граждане (alle Wehrhaften). Отсюда программа крестьян: демократизация фратрии или уничтожение только что названных ее прав.
