Эти близкие к богам, а потому прежде всего необходимые для исполнения обрядов культа роды местных князей и советников составляют и здесь ядро, из которого образовалась знать. В их кругах возникает здесь, как и повсюду, идея о значении уз крови, как таковых, об особых передаваемых с кровью предков качествах. Соединенный узами той крови род (Geschlecht) (γένος) есть расширенный род (Sippe) знатного человека, что экономически выражается, как уже было упомянуто, в нераздельности имущества в ойкосе (όικος) (выражение, которое часто служит синонимом γένος’а), — два института, отделяющих знатного человека от простого. Мнение, будто первоначально весь народ (alle Volksgenossen) — в качестве активных или пассивных членов — входил в состав родов (Geschlechter), большинством признается за перенесение в более раннюю эпоху позднейших порядков, созданных искусственно в целях административных. Стояли ли роды (Geschlechter) уже первоначально в каких-нибудь определенных отношениях к фратриям, а если стояли, то приобрели ли они в их среде после борьбы или без борьбы с другими, не принадлежащими к всадническому сословию членами фратрии, определенные привилегии, а если приобрели, то какие, об этом пока еще не достигнуто, а, может быть, и не может быть достигнуто общего для всех мнения, и, во всяком случае, только специалист, имеющий археологическую подготовку, может позволить себе иметь здесь свое суждение.

Селятся первоначально деревнями; места поселения не укреплены; возведенные на высотах стены дают, в случае надобности, защиту людям и скоту. Понятие о владении землей как об основе и принадлежности права (Genossenrecht) того, кто является членом военной общины, проявляется в более позднее время, кроме участия фратрии в акте признания данного лица как suus heres[201] (см. выше), еще и в форме, какую принял иск о собственности в классическом праве. В такой же малой мере, как и древнейший римский процесс о собственности, знает и классическое греческое право односторонний петиторный иск[202] о земельной собственности и о наследстве. Эти вопросы, как и вопросы о публичных правах и обязанностях отдельного лица — поскольку они могли быть предметом процесса (литургии, права на имя, принадлежность к фратрии) — решались больше путем покоящегося на контравиндикации процесса[203], так называемой диадикасии, досудебным порядком (präjudiziell) по принципу относительно лучшего права (и на совершенно одинаковом во всех случаях основания). Односторонний иск о насильственном лишении владения (Exmissions klage) (δίκηέξούλης), юридически не однородный с римским интердиктом[204], но по своей функции очень родственный ему, был предоставлен только определенным, имевшим право самоуправства лицам, право которых определенно и ясно установлено приговором, государственной ассигнацией[205], признанным за ними правами как sui heredes (см. выше) и качеством владельца заклада (ср. римский прекарий), и также представляет собой не абсолютный иск, но иск на основе лучшего права (по-моему, очень правильно Г. Лейст (Leist) видит причину отсутствия абсолютного иска о собственности в греческом праве в отсутствии в нем римской usucapio[206], давности).

Первоначальный греческий полевой строй (Flurverfassung) так же, как и древний римский, не следует представлять себе похожим на германский надельный порядок (Hufenverfassung). Играли ли там какую-нибудь роль при обработке земли общинно-полевые элементы (flurgemeinschaftliche Elemente), нам совершенно неизвестно. Присвоение земли в собственность, во всяком случае первоначально, не могло быть безусловно окончательным. Что политическая община гомеровских времен распоряжалась довольно автократично наделением полевыми участками земли отдельных лиц, на это указывают многие источники; достаточно вспомнить одно часто упоминаемое выделение «царской земли» (τέμενος)[207] из общинного поля (aus der Feldflur) при возведении какого-нибудь знатного рода в царское достоинство. У аттических сельских общин (δήμοι) были еще в IV в. до P. X. очень значительные, в то время сдававшиеся в аренду, пространства земли, которыми они, несомненно, владели еще с давних пор. В IV в. до P. X. эти земли — первоначально, несомненно, бывшие общинными пастбищами — нередко обращались в обработанные поля и огороды. Напротив, мнимые свидетельства, приводимые (Риджуэй) в пользу существования полевой общины (Feldgemeinschaften) с принудительным севооборотом, наподобие немецких деревень, совершенно не имеют доказательной силы. Если судить по аналогиям с Востоком, по способу вспахивания земли у южно-европейских народов вообще и принять во внимание полное, сколько известно, отсутствие сервитутов, то этот взгляд представляется решительно противоречащим вероятности. Если выражение «клерос» (κλήρος)[208] и свидетельствует, может быть, о распределении участков земли по «жребию» при новых поселениях, оно отнюдь не доказывает периодических переделов земли. У Гомера оно употребляется в двух значениях: 1) как земля, которой князь наделяет своих домочадцев (Эвмей[209]), и 2) как земельный надел воина как такового.

Заповедное пастбище (ewige Weide) выступает у Гомера во всем своем значении. Так как собственное разведение льна вполне доказано только для времен Фукидида, а разведение конопли — для времен Плиния в Малой Азии, то держать овец для удовлетворения потребности в одежде было необходимо — отсюда известия о запрете забоя овец до первой стрижки и до первого помета, — и уже поэтому следует предполагать и в историческое время существование больших пространств, оставленных под пастбище, о чем свидетельствуют надписи, говорящие об общинных пастбищах очень значительного размера. Точно также и пространства, покрытые лесами, были очень значительны еще во времена Теофраста[210] (конец IV в. до P. X.), несмотря на развитие кораблестроения и горного дела.

Первый большой толчок, вызвавший сдвиг социальных отношений в Элладе и приведший к образованию полиса, по всей вероятности, был дан проникновением с моря элементов восточной культуры и вовлечением прибрежных местностей в торговый оборот с заморскими странами. Поскольку в эллинских государствах, как и повсюду, правовое положение отдельного лица определялось его участием в войске, то среди населения должна была произойти резкая дифференциация благодаря: 1) проникновению распространившейся на всю область античного оборота, от индусов до галлов, новой военной техники — сражений на колесницах и в большей или меньшей мере закрывающего тело панциря, для чего является необходимым состоятельный и атлетически подготовленный воин, 2) монополизации обмена в руках все более и более достигавших господства царей побережных бургов. Бурги Микен и Тиринфа[211] и др. являются резиденцией сражающихся на колесницах «царей» с их нередко весьма многочисленными, а иногда за недостатком места насчитывающими только каких-нибудь несколько дюжин, «товарищами», которые ели за столом царя, иной раз наделялись им землей, рабами, скотом, — что мы совершенно в такой же мере находим у военной придворной знати в Ассирии и Персии, у гетеров македонских царей, у галльских solduri’ев и у degen’ов и антрустионов германских королей[212]. Бург окружен поселениями ремесленников и мелких торговцев. Хотя гомеровский эпос знает сельское крестьянское население только как слой ΰητες и οικήες, но на основании этого отнюдь не следует предполагать существования во всей Элладе всеобщего вотчинного закрепощения (grundherrliche Knechtung). Скорее крестьяне, благодаря военному превосходству владетелей бургов и их дружин, лишились только своего политического влияния и остались в стороне от придворной культуры. «Народ» во всяком случае — как показывает «Одиссея» (феаки[213]) — принужден терпеть «поборы» от своих властителей («Umlagen» der Herren) даже тогда, когда и он призван на войну и формально обладает правом одобрять или не одобрять их решения, подвергается издевательству и насилию при каждом высказанном самостоятельном суждении (Терсит[214]). В военном смысле это не более, чем обоз, и из-за своего бессилия он нередко встречает фактические, а иногда, может быть, и юридические затруднения в отстаивании своих прав и, в конце концов, бывает вынужден вступать в клиентские отношения. Обычно это положение было уделом лишь неимущих и поэтому неспособных нести военную повинность, но и для обедневшего простого свободного (Gemeinfrei) оно если не было юридически необходимым, то во всяком случае было полезным. Но нередко, надо думать, гнет бывал еще значительно тяжелее. Во всяком случае, поражающее величие сооружений, которые возводились в бургах, может быть объяснено только страшно напряженной барщинной работой в военном отношении совершенно подчиненного бургам сельского населения.