Весьма затейливо сложилась судьба у Пантелея Панкратовича Гришина (Карабаса). В один из описываемых в повести вечеров шел он в гости к Маше перекинуться словечком-другим. Если уж признаться честно, то именно она была той самой смуглянкой, которая занимала его воображение. Но, будучи человеком робким и мучаясь комплексом своей полновесности, он так и не отважился раскрыться перед Машей.

Он проходил мимо школы, заметил в окне учительской гибкую фигуру, колдующую над горшками с посеянными семенами, узнал Юного Мичуринца Васю, но тут свет в окне погас, и Карабас не придал этому особого значения.

Машу он дома не застал и решил подождать ее, сидя в сторонке на дровах.

А между тем из гостиницы, вышли Маша и Пивень, он провожал ее, а она до этого принесла ему телеграмму.

Было тихо, тепло, шел легкий снежок.

— Далеко вы живете? — спросил Пивень.

— В самом конце поселка, — ответила она. — Во-он видите дом, рядом с ним большой сугроб? Там я и живу.

Но это был не большой сугроб. Это в ожидании Маши заснул Карабас, и его слегка занесло снегом.

Когда он проснулся, то увидел свет в окне ее дома, постучался и прошел в дом, но смутился, застав приезжего гостя, и хотел уйти, а Маша настояла, чтобы чай они пили втроем.

Поздней осенью, когда начался очередной учебный год, Карабаса вызвал директор школы. Он был зол, беспрерывно курил, а голос его был готов сорваться на крик.

— Вы у нас ведете кружок юных мичуринцев?

— Да, — ответил Карабас.

— И разводите цветы?

— Ну конечно! Нам присылают семена со всех концов страны.

— Хорошо, — согласился директор. — Это у вас растет что? — он показал на длинное узкое корыто с землей.

— Здесь должны быть астры, — ответил Карабас.

— Астры? — вскричал директор. — Может быть, левкои?! Анютины глазки?! — Он с корнем вырвал зеленый кустик. — Посмотрите, что это такое!

На корнях висели небольшие клубни.

— Соланум туберозум, многолетнее, семейство пасленовых, сорт «Берлихинген», средняя урожайность сто двадцать центнеров с га, — сразу угадал Карабас.

— Правильно, картошка. Но как она могла вырасти, если вы сажали астры?! И чем я похвастаюсь инспектору районо?

Карабас молчал.

— Отцвели уж давно хризантемы в саду… — нервно хихикнул директор, извинился перед Карабасом и ушел.

Вот тут-то и вспомнил Карабас тот весенний вечер, когда в окне мелькнула долговязая фигура Юного Мичуринца Васи. Понял Карабас, что тому надоело ждать милостей от природы, он посадил картофель тайно и получил хороший результат.

Если б Карабас иногда задумывался о превратностях судьбы селекционера, он бы понял, что никогда его цветы не взойдут, так как посылаемые с разных концов страны семена и клубни в долгом пути проходили жесткую термообработку, их бросало то в жар, то в холод, а на Чукотке в почтовых хранилищах и на улице они промерзали настолько, что даже Академия сельскохозяйственных наук не могла бы вернуть их к жизни.

Но инспектор районо совершенно неожиданным образом предложил Карабасу должность директора детского сада, тем более что только сдали новый деткомбинат и нужен был энтузиаст-заведующий. Пантелей Панкратович согласился, это дело ему по душе, работу он поставил очень хорошо, кружок у него и там функционировал, но совершенно непонятно, почему дети перестали звать его Карабасом.

Остальные герои нашего повествования тоже живы-здоровы. Вот только все реже Алексу является Старый Старик, но это может объясняться и тем, что остров, на котором Алекс Мурман зимует, не был в прошлом территорией Старого Старика, во всяком случае автор сейчас едет туда и выяснит, в чем там дело. До свидания. Аттау.

Вчера на основную базу полевой партии наконец вернулись все — два отряда поисковиков и два отряда промывальщиков, всего девять человек. Завхоз и два каюра, давно ожидавшие на базе, постарались от души — приготовили баню, брагу, отменный ужин.

Сегодня, разомлевшие от обильного обеда и неожиданно появившегося солнышка, полевики лежали возле палатки-столовой, предавались неге, вожделенному ничегонеделанию, курили и мечтали вслух об окончании сезона.

Начальник партии появился из-за палатки, ведя за уздечку белого с огромными вздутыми боками коня. Казалось, внутри коня спрятана бочка.

— Интеллигенты, шаг вперед! — скомандовал начальник.

Все лежали.

— Так вот, — продолжал начальник. В руке он держал выструганную жердь: она ему заменяла указку. — Этого зверя зовут конь, сиречь лошадь. По-латыни еквуус, по-нашему Богатырь, Буцефал, одним словом. Это грива, — он показал указкой. — Это хвост. Ест практически все. Таких одров разной мощности у нас шесть. Завтра их надо построить, навьючить и не спеша гнать к устью реки Убиенки. Есть добровольцы?

Все молчали.

— К старшему геологу партии, радисту и начальнику промыва мой вопрос не относится. Из каюров остается Коля, он переводится рабочим на шурфовочную линию; работал Коля хорошо, и остатки поля надо дать ему заработать. Согласны?

Все молча согласились.

— Я понял, — встал Аникей Марков. — Мне как младшему геологу сам бог велел. Тем более съемку наш отряд закончил.

— Правильно, — сказал начальник партии. — В придачу тебе каюр Афанасьич. Со стариком скучно не будет. Устраивает?

— С Афанасьичем не соскучишься, — согласился Марков.

— А тебя, Афанасьич, устраивает новый начальник?

— С Никеем-то я хоть до Магадана, — ответил старик.

— Ну вот, и проблема совместимости решена, — почему-то вздохнул начальник. — Давайте, ребята, готовьте личные вещи, пишите письма, собирайте материал.

В палатке он объяснил Аникею:

— Нам осталась вот эта часть планшета. Обработаем на лодках. Лабазы там оборудованы. Лошади практически не нужны. Осень в этом году ранняя. Получено плохое метео на конец месяца. К устью Убиенки, Ник, надо торопиться — туда подгонят лошадей все партии, а там — на баржи. Долго ждать они не могут — пойдет шуга, и река станет внезапно. Вот если не дойдешь, тогда вместе с лошадьми будешь зимовать сам. Понял?

Аникей кивнул.

— На этот случай есть второй вариант — гнать коней по снегу в верховья Южной Озвереевки. Ну и названия, черт возьми! Кто их давал?!

— Наш брат и давал, — усмехнулся Аникей.

— Там перевалбаза совхоза. Договоришься поставить лошадок у них, до весны. Но это нежелательно — совхоз слупит с экспедиции такие денежки, что нас всех лишат премиальных. Понял? Да и сам оттуда выберешься только после Нового года.

Марков кивнул.

— Вот карты на маршрут. Вот чистые бланки доверенностей на расчеты с разными организациями. Денег не жалей — то, что останется, с нас спишут и на будущий год не дадут.

— Ясно…

— Мы тебе на коней взвалим весь лишний груз, весь до иголки. Понимаешь?

— Нет.

— Мы самая отдаленная партия. За один раз вертолет нас не вывезет со всеми бебехами. Вот мы все тебе и отдаем, чтобы нас вывезли за один рейс. Это будет с первым снегом. Точнее, уже с первой пургой. Так, что еще?.. Да, даем карабин, ружье. Пистолет возьмешь у него, — он кивнул в сторону старшего геолога. — Документы есть, карт-бланши… А вот этот пакет лично начальнику экспедиции, когда вернешься в город. Носи при себе. Даже спи с ним, понял?

— Понял. Никогда еще не спал с пакетом.

— Вот… вроде все… давайте собираться.

Марков был рад. Лето он поработал хорошо, был доволен летом, а перегон лошадей давал ему возможность вернуться раньше всех в город.

Оба поисковых отряда партии обнаружили странный участок аномалии, где даже на третьем диапазоне радиометр зашкаливало. В таких случаях следовало сразу, не дожидаясь окончания полевого сезона, отправлять документы в экспедицию, но с апреля по сентябрь ни один вертолет не приземлялся у них на базе специально, а случайный привез почту и инструкции до открытия.