Появился Слава Чиж с Машей (он бегал за последней радиосводкой). Алекс подвинулся, налил Маше вина, а Слава информировал окружающих о том, что метео на завтра хорошее, в шахматном матче на первенство мира очередная ничья, на материке начался чемпионат по футболу и «Орэра» выиграл у «Паляницы», певец Владимир Макаров гастролирует в Анадыре, а у Никсона, по слухам, аппендицит.

— За успех «Орэра»! — предложил Ш.Ш.

Многие пожали плечами, но выпили все.

— Видите, сколько народу, — объяснял Кащеев лейтенанту отсутствие энтузиазма, — много, да? Так вот среди них ни одного болельщика футбола. Ни одного! Единственное село в мире, где нет футбольных болельщиков!

— Как?!

— Так.

Лейтенант оторопело и как-то странно вглядывался в лица окружающих, будто видел их впервые.

— Ни одного? — спросил он с ужасом.

— Ни одного, — радостно ответил председатель. — Теперь видите, насколько наши люди выше, их не волнуют ненужные страсти и прочая суета.

— Но ведь «Орэра»!

— Ну и что — «Орэра»? Почему вы за него болеете? У вас что — там родственники?

— Нэ нада родственники! — категорически отрицал Ш.Ш. В его представлении родственники ассоциировались с круговой порукой, семейственностью, карикатурами в журнале «Крокодил». — Я так болею!

— Вот это-то и плохо, — заводил его Кащеев. — За команду болеете, а людей ее не знаете, А вдруг среди них хулиганы, зазнайки, неплательщики алиментов?

— А вдруг они не повышают свой культурный уровень? — подлил масла в огонь Алекс. — Вдруг они пишут с ошибками?

Ш.Ш. как-то сник. Ему надо было переварить все доводы.

— Нет, вы не огорчайтесь, — успокаивал его Кащеев, — всего этого и в помине нет, я просто прошу вас представить — а вдруг? Нельзя так безоглядно любить свою команду. Так слепо, например, только родители любят своего сына, который на самом деле уголовничек. Да, да! А они его любят. Бывает?

— Бывает, — согласился Алекс.

— Я тоже болельщик, — заявил Пивень.

— Вы приезжий, — ответил Кащеев, — болейте себе на здоровье.

— Небось за «Паляницу» болеете? — спросил Алекс.

— Да, да.

— У вас там родственники?

— Никого.

— Значит, и вы на неправильном пути! — резюмировал Кащеев. — Но в данной ситуации я рад, что выиграла ваша команда, лейтенант, а не команда инспектора. Я теперь всегда буду болеть за ту команду, которая играет против команды инспектора!

— И главное, молодой человек, — говорил дядя Эля Алексу Мурману, — привезите с отпуска жену. Тогда вам тут не будет скучно. Женитесь!

— Обязательно, — согласился Алекс.

— На материке столько красивых девушек! — вздохнул дядя Эля.

— Да, — подтвердил Слава Чиж, — особенно в столице. Москве везет на красивых девушек.

— Да, Москве везет.

— А Магадан?

— О, Магадан!

— Ах, Магадан!.

— Да, Магадан… Вот уж кому везет!

— Обязательно женитесь, — настойчиво рекомендовал дядя Эля, — во только на блондинке.

— Почему? — удивился Алекс.

— Тут в селе одни брюнетки, — объяснил дядя Эля. — Да и вообще, джентльмены женятся на блондинках.

— Но я не еду в отпуск, — засмеялся Алекс.

— Передумали? — почему-то обрадовался дядя Эля. — Хорошо! Тогда не женитесь!

— Ладно, уговорили, — согласился Алекс.

— А если вы женитесь, — заметил Пивню дядя Эля, — то от вас жена уйдет.

— Это почему же? — обиделся Пивень.

— Мне так кажется. Я б не стал с вами жить, поверьте.

— А я вас и не прошу.

— Это почему же? — обиделся дядя Эля.

— Не хочу.

— И не надо. Я по глазам вашим вижу — вы и птиц никогда не кормите.

— А зачем? Они летают, — недоуменно пожал плечами Пивень.

— Ну, конечно, летают. А вам все равно, да? Вы никого никогда не кормили!

— Неправда! — запротестовал Пивень. — Я в деревне однажды жил, у нас поросенок был, свинья. Вот я их и кормил.

— Еще бы! Вы потом и съели их, ее то есть — свинью.

— А как же? Для того и кормили…

— Маша, — позвал Кащеев. — Иди-ка сюда, садись вот тут рядом с Федотом Федотычем. Ага, вот так. Ну-с, Федот Федотыч, рассказывайте…

— О чем?

— Как о чем? Вас видели с Машей! Вы ее провожали!

— Это было в пургу. Она принесла мне телеграмму, а я ее проводил до дому. Вот и все.

— Все? Гм… народ в селе, он зря не скажет… я вот почему-то не провожал одинокую женщину Машу… и не пил среди ночи у нее чай… хотя Машу проводить я не прочь, но… у меня моральные устои…

Маша сразу же оценила обстановку и, трогательно краснея, включилась в игру:

— Нам помешал Пантелей Панкратович.

— Это хорошо! — сказал Кащеев. — А вы знаете, Федот Федотыч, как в районе, там (он многозначительно поднял палец вверх), отнесутся к факту вашего морального разложения, а?

— ?!

— …ну, скажем, моральной неустойчивости.

— Между нами ничего не было!

— Но народ-то говорит, а? Народу-то мы должны верить, а?

Пивень побледнел.

— Когда свадьба?

Все весело насторожились.

Пивень вытирал со лба пот.

— Действительно, когда? — грозно приблизился к нему дядя Эля.

— Горько! — вдруг закричал Алекс.

— Горько! — подхватили окружающие. — Горько!

Пивень встал:

— Я буду жаловаться!

— В письменном виде.

Собачья упряжка вышла из долины на припайный лед и шла к маяку по морю. На нартах сидели трое. Снизу ей стороны моря Алекс всматривался в береговые обрывы, наконец показалось ущелье, и он заметил свою землянку — нынлю, землянку Старого Старика.

Ему захотелось посидеть на китовом позвонке, остаться одному, обдумать ситуацию, глядя на белую дымку горизонта и дрейфующий лед пролива. Он подумал о Старом Старике, и ему захотелось раскурить с ним одну трубку.

Прошло много-много дней. Что же стало с нашими героями?

Вскоре после описываемых событий Иван Иванович Кащеев, выполнив успешно план по добыче морского зверя (моржи, лахтаки и нерпа), ушел на пенсию. Новым председателем колхоза, народ избрал Джексона Кляуля.

Алекс все-таки поехал осенью в отпуск, поздней осенью. По возвращении его отправили на одну из островных полярных станций, где он зимует уже второй сезон.

Побывал в отпуске и Слава Чиж. Первым делом купив новый костюм, он направился на киностудию в гости к Наталье Ивановне. Но ему сказали, что она приедет не скоро, так как находится в настоящее время за границей на кинофестивале. Пробегающий мимо человек (как выяснилось, ассистент режиссера) приволок Чижа на площадку, там его рассматривали недолго, маленький старичок (очевидно, среди них главный) кивнул головой, и Славу Чижа пригласили сниматься в массовках кинофильма, посвященного сельской жизни. У Славы захватило дух, снимался он успешно и начисто забыл ту, к которой приехал. Зато вернувшись на Чукотку, он в кругу друзей-зимовщиков нет-нет да и поделится воспоминаниями: «Мы с Натальей Ивановной на «Мосфильме»…»

Ш.Ш. уехал на юг. Его повысили в звании и наградили медалью за образцовый порядок и отличную службу во вверенном ему подразделении.

Пивень пережил еще одну затяжную весеннюю пургу, а затем морем был доставлен в райцентр. Акта он, конечно, не писал, так как у него не было никаких оснований, но зато составил докладную записку «куда следует» «о засилье заграничных имен и фамилий в советских паспортах полуостровцев», после чего ему объявили выговор и убрали из системы рыбнадзора, назначив директором районной бани, на каковом посту он и пребывает до сих пор.

Дядя Эля по-прежнему за прилавком. Только теперь он не просто продавец, а директор магазина. Чукотский смешторг построил в селе двухэтажное здание (верхний — универмаг, нижний этаж — гастроном), и штаты работников прилавка увеличили. Дяде Эле есть где развернуться, и колхозники им довольны.

Теперь его ближайшая мечта — добраться до общепита, открыть в селе столовую под названием «Национальная кухня», чтобы чукчи и эскимосы, как свои, так и из окрестных сел, всегда могли вволю отведать моржовой печенки, строганины из оленины, заливное из нерпичьих ластов, олений язык и горлышки, копальхен, кайровые яйца, тушки ратмановских петушков, кожу белухи, кетовые брюшки, красную икру, копченого гольца и многое, многое другое. В качестве самого веского аргумента дядя Эля потрясал газетной вырезкой, где черным по белому было написано, что Джон Кеннеди больше всего любил лососей и нерпичью печенку, то есть пищу, которой в колхозе хоть завались.