Представляется, что соучастие с односторонней субъективной связью вряд ли возможно. Из законодательного определения видно, что соучастием признается только умышленная совместная деятельность, то есть деятельность согласованная. При отсутствии согласованности такая деятельность не является совместной, «законодательная характеристика субъективной стороны соучастия не позволяет относить к этой форме преступной деятельности случаи, когда виновные фактически взаимодействуют при совершении преступления, но не сознают этого взаимодействия»[337]. Такие деяния нужно расценивать как преступления, совершенные раздельно. «Действия лица, присоединяющегося к исполнителю без его ведома, означают по сути умышленное создание условий преступления, то есть приготовление к преступлению»[338].
Обязательность взаимной осведомленности о преступной деятельности других соучастников подчеркивалась и Верховным Судом СССР. Так, в постановлении Пленума этого суда по делу Т. и других было указано, что «обвинение в соучастии признается обоснованным в том случае, если установлено, что обвиняемый, объективно способствовавший совершению преступления, имел с непосредственным исполнителем единые намерения, общие цели и взаимную (курсив мой — А. Р.) осведомленность о преступной деятельности»[339].
Одним из важных обстоятельств, осведомленность о которых входит в содержание умысла соучастников, является характер совместно совершаемого преступления. «Для решения вопроса об уголовно-правовой квалификации действий соучастника необходимо установить, что лицо знало не только о факте совершения преступления, но и о ряде его важнейших особенностей. В общей форме можно сказать, что это такие обстоятельства совершения преступления, которые составляют признаки состава преступления. Иными словами, все, что вменяется в вину соучастнику, должно было охватываться его умыслом»[340]. Соучастие — это специфическая форма преступной деятельности, которая характеризуется определенной направленностью на совершение конкретного преступления. Как подчеркнула Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении по конкретному делу, «подстрекателем может быть признан лишь тот, кто своим действием стремился (курсив мой. — А. Р.) возбудить у другого лица намерение или укрепить в нем решимость совершить не какое-либо вообще противоправное деяние, а конкретное преступление, охватываемое умыслом подстрекателя»[341].
Обстоятельства, осознание которых необходимо для наличия соучастия, могут относиться к различным элементам состава преступления. В этой связи представляет практический интерес вопрос об осознании дополнительных признаков (помимо вменяемости и достижения необходимого минимального возраста), характеризующих субъекта преступления, то есть вопрос о соучастии в преступлениях со специальным исполнителем.
В литературе была высказана точка зрения, что «особенности субъекта преступления, которые выделены в законе в качестве основных или квалифицирующих признаков состава преступления, подлежат вменению остальным соучастникам, если эти обстоятельства охватывались их умыслом»[342]. Это мнение было подвергнуто серьезной критике. По мнению В. С. Прохорова, «не могут вменяться в вину соучастникам субъективные обстоятельства, имеющиеся на стороне исполнителя, если они носят строго личный характер: повторность, совершение преступления более двух раз, систематичность и особо опасный рецидив. Эти обстоятельства характеризуют степень общественной опасности личности исполнителя, а не совершенного им деяния и поэтому имеют значение только для его личной ответственности»[343]. Такого же мнения придерживается и Л. Д. Гаухман, утверждая, что «действия соучастников могут быть квалифицированы по разным частям одной и той же статьи Особенной части УК РФ. Это происходит, когда соучастники характеризуются различными признаками, относящимися к субъекту преступления (возраст, специальный субъект, рецидив, неоднократность) или когда различны мотивы их преступного поведения. В этом случае данное квалифицирующее обстоятельство вменяется только тому соучастнику, к которому оно относится. Другие соучастники несут ответственность за то же преступление, но не отягченное указанным обстоятельством, независимо от того, охватывалось ли оно их сознанием или нет»[344]. С мнением Л. Д. Гаухмана можно согласиться с одним уточнением: мотивы не являются признаками, относящимися к субъекту преступления, они характеризуют само преступное деяние, поэтому вменяются тем соучастникам, которыми они осознавались, но не обязательно разделялись.
Думается, правы те ученые, которые дифференцированно подходят к вопросу о вменении соучастникам преступления тех признаков, которые характеризуют исполнителя преступления. Их можно разделить на две группы: 1) признаки, отражающие специфику объекта и объективной стороны преступления и тем самым определяющие характер и опасность преступления; 2) признаки, относящиеся исключительно к личности исполнителя и не отражающие особенностей объекта и объективной стороны, следовательно, не влияющие на характер и степень общественной опасности преступления.
К первой группе относятся черты, характеризующие должностное положение исполнителя (должностные преступления), его отношение к воинской службе (воинские преступления), наличие определенных обязанностей (отказ в предоставлении гражданину информации — ст. 140 УК, уклонение от уплаты таможенных платежей — ст. 194 УК и др.) и т. д. Такие обстоятельства, характеризующие объективную сущность совершаемого преступления, могут вменяться любому соучастнику, если их наличие осознавалось им. Так, предоставление убежища дезертиру лицом, не являющимся военнослужащим, образует пособничество дезертирству, а склонение должностного лица к получению взятки содержит состав подстрекательства к этому преступлению.
Ко второй группе признаков специального исполнителя относятся, во-первых, сугубо индивидуальные черты, являющиеся обязательным условием применения данной уголовно-правовой нормы, а во-вторых, признаки строго личного характера (не отражающие свойств объекта посягательства), которым законодатель придает квалифицирующее значение. О последних более подробно будет сказано при рассмотрении вопроса о вменении соучастникам квалифицирующих признаков преступления. Поэтому ограничимся пока вопросом о возможности вменения участникам преступления тех обстоятельств, которые содержат сугубо индивидуальную характеристику исполнителя преступления и служат обязательным условием применения данной правовой нормы.
Одним из таких обстоятельств может быть повышенный минимальный возраст, с которого наступает уголовная ответственность. При этом возможны два варианта.
Во-первых, недостижение такого возраста вообще исключает всякую уголовную ответственность. Так, за вовлечение несовершеннолетних в совершение антиобщественных действий или за половое сношение с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста, ответственность наступает только с 18 лет. Поэтому для всех участников этих деяний, которые не достигли указанного возраста, уголовная ответственность невозможна не только за данное преступление, но и вообще, поскольку их действия состава какого-либо другого преступления также не содержат.
Во-вторых, недостижение установленного законом возраста исключает ответственность только за данное преступление, но может наступить в соответствии с другой нормой уголовного закона. Например, за бандитизм может нести уголовную ответственность только лицо, достигшее 16 лет. Но участники банды или совершаемых ею нападений в возрасте от 14 до 16 лет могут привлекаться к уголовной ответственности за те совершенные ими фактические действия, которые содержат состав какого-то другого преступления, наказуемого по закону с 14 лет: за убийство; умышленное причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью; разбой; грабеж и т. д. В этих случаях ответственность соучастников, не достигших необходимого для субъекта бандитизма минимального возраста, наступает за фактически совершенные ими преступления независимо от субъективного отношения к возрасту исполнителя, то есть и в тех случаях, когда они не осознавали факта достижения исполнителем определенного возраста.
