Литмир - Электронная Библиотека

Борзов долго молчал. Больших усилий стоило ему придать голосу некоторую теплоту, когда он, наконец, заговорил.

— От души советую тебе, Пётр Илларионыч: поезжай ты в обком, нажалуйся на меня, чего хочешь наговори, но скажи, что мы вместе работать не можем. Пусть тебя переведут в другой район. Я со своей стороны буду рекомендовать, чтоб тебя послали первым секретарём. Да в обкоме у нас обычно так и делают. Если где-то второй не ладит с первым, хочет сам играть первую скрипку и парень будто энергичный — посылают его первым секретарём в другой район, испытывают: ну-ка, покажи, брат, как ты сможешь самостоятельно работать?.. Поезжай, поговори. Когда хочешь, хоть сегодня. Дадут тебе другой район, может, по соседству с нами. Будем соревноваться. Руководи! Ты с этой самой крестьянской справедливостью, а я — по-пролетарски.

— Тьфу! — не выдержал Руденко. — До чего вы тут договоритесь? По-пролетарски, по-крестьянски! Таких и выражений нет. По-большевистски надо руководить!

— И в другой район я не хочу, — сказал Мартынов, — я уже здесь узнал колхозы, людей, и на первую скрипку не претендую. Плохо ты понял меня. Виктор Семёныч. Мне и в должности второго секретаря работы хватает. Но я не Молчалин, чтобы мне «не сметь свои суждения иметь». — Встал, надел кепку. — Пойдём пообедаем В здоровом теле — здоровый дух. Марья Сергеевна заходила сюда, ждёт тебя обедать, получила телеграмму… Я созывал на девять часов заседание бюро. Не отменишь?

— Нет, почему же, — ответил Борзов. — Бюро надо провести. Начнём работать. — Позвонил помощнику. — Вызвать на бюро всех уполномоченных, прикреплённых к колхозам.

… Заседание было бурное. Часть членов бюро поддерживала по многим вопросам Мартынова, часть — Борзова. Всё же воздержались пока рекомендовать комиссии перевести выполнившие поставки колхозы в высшую группу. Решили повременить — как будет с погодой, с обмолотом в других колхозах.

Расходились по домам поздно ночью, под проливным дождём. Мартынов и Руденко прошли по главной улице до угла вместе.

— Ну, ты сегодня зол! — говорил Руденко. — Не даёшь ему ни в чём спуску. Прямо какая-то дуэль получается у вас, бокс.

— Отвык от него за месяц, — отвечал Мартынов.

— Ему, Илларионыч, из кожи вылезти, а хочется добиться, чтоб в первую пятидневку по его приезде хлеба вывезли раза в два больше, чем при тебе возили. Чтоб в обкоме сравнили сводки: вот Мартынов давал хлеб, вот — Борзов!.. Он и в санаторий уезжал с неспокойной душой. Как это вдруг обком перед самой уборочной отпустил его лечиться? Тебе больше доверия, что ли?..

За углом Руденко свернул налево, пошёл узеньким проулком, чертыхаясь, попадая впотьмах в лужи и набирая жидкой грязи в калоши, бормоча про себя: «Не всегда, стало быть, та первая голова и есть, которая первая по чину»… Мартынов пошёл дальше главной улицей к своей квартире, тоже чертыхался, оскальзываясь в грязи и попадая на выбоинах дороги в глубокие лужи, и думал: «Сколько времени, сил тратим на споры, а нужно бы — на работу! Паны дерутся, у хлопцев чубы трещат»…

На рассвете Мартынов поехал верхом в самый крупный из отстающих — колхоз «Красный пахарь». Там он жил два дня. Собирал коммунистов, фронтовиков. Напомнил фронтовикам о более трудных днях, когда в дожди, по бездорожью несли на себе станковые пулемёты, помогали лошадям тащить пушки. Кирпич и лес, заготовленные для строительства новой конторы, посоветовал употребить на зерносушилки и крытые тока. Все бригады вышли в поле, кто подносить солому на носилках, кто зерно. Начали было строить навесы и над молотилками, чтоб попробовать молотить со скирд, но к вечеру второго дня дождь перестал. Не было дождя и ночью. Утром показалось солнце, подул прохладный восточный ветер. Установилась надолго сухая погода.

Уборка и прочие полевые работы в районе вошли более или менее в колею. Дороги просохли, вновь потянулись по ним колонны автомашин с свеженамолоченным зерном. Так-таки и получилось, что в первую пятидневку при Борзове колхозы сдали больше хлеба, чем в последние перед его приездом дождливые дни. Район выполнил план хлебопоставок в числе не самых передовых, но и не самых отстающих районов.

Однажды Марья Сергеевна Борзова сказала Мартынову:

— Чего никогда не зайдёшь к нам, Пётр Илларионыч, вечерком?

— Спасибо, — поблагодарил немного удивлённый Мартынов. Он давно не получал от Борзовых приглашения в гости. — Вечерков-то свободных почти не бывает.

— Нет, верно, заходи, что вам с Виктором Семёнычем всё спорить да ругаться? Посидим, поговорим.

Мартынов пообещал зайти, но не торопился выполнить обещание. «Мирить, что ли, собирается нас за чашкой чаю?» — подумал он.

Вскоре Борзова вызвали в обком на десятидневный семинар первых секретарей райкомов, но Марья Сергеевна всё же позвонила Мартынову.

— Сегодня суббота, Пётр Илларионыч, под выходной разрешается раньше кончать работу. Нет у тебя вечером заседаний? В колхоз не едешь? А обещание помнишь? Ну приходи, буду ждать.

Встретила его Марья Сергеевна принаряженная, немножко смущённая тем, что может подумать Мартынов о её настойчивом желании видеть его у себя дома. К шёлковой её блузке был приколот орден Ленина

— Городишко у нас такой, — говорила она, гремя посудой у буфета, — на одном краю чихнёшь, с другого края слышишь: «Будьте здоровы!» Завтра же разнесут всюду: Мартынов ходил к Борзовой чай пить, когда мужа дома не было. А мне наплевать!

Пока Марья Сергеевна собирала на стол, Мартынов обошёл все комнаты их дома. Он здесь бывал раза два в прошлом году по приезде. В детской бабушка, мать Борзова, укладывала детей спать, рассказывала им сказки. Маленьких у них было двое: мальчик лет шести и девочка лет четырёх. Старшей, Нины, не было дома, ушла, вероятно, в кино или к подругам. В зале в кресле у пианино спал огромный сибирский кот. Во всех комнатах на стенах висели клетки с скворцами, щеглами, дроздами. Две собаки, овчарка и ирландский сеттер, стуча когтями по полу, ходили следом за Мартыновым. В углу столовой гнездился на подстилке маленький ёжик. Видимо, Борзов любил птиц и животных.

— За что ты, Марья Сергеевна, получила орден? — спросил Мартынов, садясь на диван. — Вижу его у тебя иногда по праздничным дням, давно хочу спросить. Партизанила?

— Нет, не партизанила. Это ещё до войны было дело… — Марья Сергеевна вздохнула. — За хорошую работу на тракторе дали мне орден.

— Да? Ты трактористкой была?

— Эх, уже люди и фамилии моей не помнят!..

— Борзова?..

— Да нет, не Борзова. Моя девичья фамилия была Громова.

— Громова?.. Вон что! Ну прости, не знал. Откуда ж мне знать твою девичью фамилию?.. Та Маша Громова, что с Ангелиной соревновалась? Портреты были ваши в «Правде» рядом. Так это ты и есть?

— Маша Громова, да… Я родом из Ростовской области.

— Помню — из Ростовской области.

— Донская казачка… И Борзов там работал, в нашем районе, секретарём райкома комсомола. В тридцать восьмом году мы с ним познакомились. Я у него вторая, первая жена его умерла. Нина — это его дочка от первой жены… Ну, садись к столу… А ты, Пётр Илларионыч, из каких сам краёв? Чем раньше занимался?

— У меня в биографии ничего почётного нет. Неудавщийся писатель, — без скорби, почти весело стал рассказывать Мартынов. — Лет двенадцать назад написал один очеркишко, напечатали его в «Комсомольской правде», и с тех пор заболел литератур рой. Центнера два бумаги извёл на романы — ничего путного не вышло. Пошёл по газетной работе. Много ездил, спецкором был. Последний год перед приездом к вам был редактором районной газеты в Н-ской области. И там не бросал писать. Сынишка знает, что я всё почты жду, ответов из редакции, бежит, бывало, кричит: «Папка, иди скорее домой, там большое письмо принесли!» Эх, думаю, порадовал сынок! Лучше б — маленькое. Большое, значит — рукопись назад. Спасибо, один критик честно, прямо написал: «Сочинение романов не ваше, видимо, дело. Изберите себе, товарищ, другую цель в жизни». Вот — избрал другую работу. Цель-то у нас одна у всех. Не сам избрал, предложили мне здесь перейти на партийную работу — дал согласие. — Мартынов засмеялся. — Много раз критиковал, ругал в газетах секретарей райкомов. Интересно, как у самого получится!..

21
{"b":"265433","o":1}