— А ещё был у нас на Крымском фронте такой случай, в сорок втором году, — начинает рассказывать баянист, положив баян на землю и закуривая. — Один «КВ» подорвался на мине. Пехота отошла, залегла, атака не удалась, и этот «КВ» остался в нейтральной полосе. Семь суток просидел экипаж в танке, на морозе, пятнадцать градусов был мороз, всё ждали, когда наши попытаются опять отбить высотку, чтоб поддержать огнём с места. Немцы не стреляли по этому танку, хотели, должна быть, его целеньким захватить, — гусеницу только разорвало, — а наши думали, что экипаж погиб. И вдруг на восьмые сутки, когда пехота пошла опять в атаку — ожил «КВ»! Как сыпанул по немцам из пулемёта, из пушки! Взяли высоту!.. Семь суток — в броне, в железе, на морозе. Вытащили ребят из машины, а они ходить не могут, ноги распухли у всех, как колоды. Сразу отправили их в медсанбат, оттуда в госпиталь, не знаю, пришлось ли им еще воевать или ампутировали им ноги… Все пятеро были — трактористы.
— Из трактористов хорошие выходили солдаты, — говорит другой фронтовик с медалью «За оборону Сталинграда» и орденом Красного Знамени. — Это было здорово у нас придумано! Сколько деревенской молодёжи обучили управлять машинами! Что ж, парень знает технику, он что хочешь быстро освоит, и танк и миномёт, и пушку. А к лагерной жизни нам не привыкать…
— Наступали мы в Донбассе, в Ворошиловградской области, летом сорок третьего года, — начинает рассказывать третий. — Я был в танковом десанте, командовал отделением автоматчиков. Танки и мы, пехота, расположились перед вечером в посадке у Дороги. Кто спит, кто оружие чистит, кто бреется. На этом месте ждать нам боевого приказа из штаба бригады. Слышим — тракторишко где-то близко за бугром жужжит, и тут только мы обратили внимание — поле-то за посадкой вспахано, уже травой заросло, майский пар. А расстояние от передовой — всего километров десять. Показался трактор на бугре, «ХТЗ», колёсный, к нам спускается, тянет культиваторы, дымит, дребезжит, за рулём девушка лет шестнадцати, вся в мазуте, копоти, зубы только блестят. Остановила машину, соскочила с сиденья, — культиваторы разладились в сцепе, — что-то бьёт молотком, ключом поддевает, силится разогнуть. Подошли мы к ней, и танкисты и я со своими бойцами, стали ей помогать. А она — сердится на нас. «Чего вас сюда принесло? Не могли другого места выбрать? Вон в балке роща, там бы лучше замаскировали свои коробочки. Увидит «рама», засечёт, прилетят, начнут бомбить, исковыряют мне всё поле. Мы ж с напарницей ночью без фар работаем, ещё сверзишься в воронку с трактором!» Коробочки, говорит! А сама со своим хэтэзиком рядом с танками, как козявка против слона. «Не сердись, — говорим, — рыжая, мы гости — ненадолго. К утру и след простынет». Я говорю: «Посиди, отдохни, а я разочка два обойду загон». — «А вы, — спрашивает, — понимаете по трактору?» — «Немножко, — говорю, — понимаю». — «На моём не поедете, дюже много у него секретов, всё на бечёвочках да на проволочках держится. Этому трактору в субботу — сто лет. Сама карбюратор собрала из утильсырья. Коробка скоростей такая, что едешь и души нет — вот сейчас рассыпется!» — «А чего ж вы, — говорю, — так запустили пар? Сорняки на семена разводите? Его пора уже третий раз культивировать». — «Пар запустили! Вот ещё мне — инспектора по качеству! Вы бы спросили, как мы его пахали? Пропашешь борозду, а им, гадам подслеповатым, сверху показывается — войска окопы роют. Как засыпят бомбами! А сколько у нас тракторов-то? Эмтээс этой весною только начала работать. До войны две тракторные бригады обслуживали наш колхоз, а теперь — два трактора!» Починили мы ей тяги: «Поезжай, да не круто заворачивай на углах, оглядывайся». — «Вот спасибо вам!» Подобрела. «А свечечек у вас нету лишних? — спрашивает танкистов. — Дали бы мне парочку». Надавали ей танкисты свечей фрицевских, трофейных. «Вот спасибочко!.. А автолу мне немножко не отольёте?» — «Автолу, милая, — говорят, — не можем дать, самим нужен. В бой идём, полагается иметь запас, про всякий случай. А вот свет тебе на машине оборудуем. Почему, говоришь, ночью без света работаете?» — «Маскировка. Да, сказать, и лампочек нету, ничего нету». — «Ну вот скоро фронт подвинется дальше, будешь светить без опаски». Взялись ребята, сделали проводку, установили ей на машине две фары, одну на радиаторе, вперёд, другую назад, на плуг. Уж она благодарила, благодарила!.. А по дороге, смотрим, пылит мотоциклист, везёт нам приказ из штаба бригады. Стемнело — передвинулись на исходные позиции. На рассвете пошли в бой… Как-то уже в Венгрии попалась мне газета «Правда Украины». Про это самое село писали, про этот район — название села мне запомнилось. Одна трактористка в первый год после освобождения вспахала на старом «ХТЗ» около тысячи гектаров. Наградили её орденом Ленина. Та ли девушка, что сердилась на нас — не знаю. Не спросили мы тогда, как её звать…
Парень с двумя орденами Славы берёт снова баян, пробует басы, начинает знакомую, фронтовую. Трактористы, и фронтовики, и молодёжь, ещё не служившая в армии, подхватывают с середины песни: «Тает снег в Ростове, тает в Таганроге, эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать…» Песня крепнет, ширится, голоса у ребят свежие, сильные, слышно их песню, вероятно, далеко в окрестности… Да, слышно. По ту сторону реки, за лугом, в селе откликаются девичьи голоса — поют ту же песню.
* * *
Поздно вечером секретарь райкома партии подходил у себя в кабинете с товарищами, принимавшими участие в проведении «Дня тракториста», итоги — удался ли праздник?
— В другой раз сделаем немножко иначе. Сама жизнь нам кое-что подсказывает. Эти споры, здоровые взаимные претензии, что разгорелись уже после нашей официальной части, надо обострить, подогреть. Пусть поспорят трактористы с председателями колхозов, полеводческими бригадирами, побранят друг друга — ничего страшного, на пользу делу пойдёт!.. Вот ещё, что я думаю. Обяжем всех председателей колхозов вывезти на праздник вагоны, в которых живут их трактористы. Устроим на этом лугу нечто вроде выставки. Каждая тракторная бригада станет на своём месте, со своим вагоном — прямо, как живут они в поле. Пусть любуются люди хорошими, тёплыми радиофицированными вагонами, пусть смеются над курятниками. Верно? Может быть, даже таблички на каждом вагоне: во сколько обходится в этом колхозе трактористам питание в день, чем их кормят.
— Но не всё с колхозов требовать, — подал голос кто-то. — Надо и трактористов покритиковать. И их работу надо показать на выставке.
— Обязательно! — продолжал секретарь. — Я же не договорил. На стоянке каждой бригады сделать стенд. Диаграммы: выработка, простои, расход горючего. Но выработка ещё не самое главное — какой урожай дала эта бригада колхозу? Экспонаты, образцы урожая за прошлый год. Прямо выставить снопы пшеницы, ячменя, овса. Где-то будут вот такие снопы, рукой до колоса не достать, а где-то и поменьше. Пусть люди смотрят, сравнивает, критикуют.
— Это будет очень хорошо, если так сделаем, — сказал председатель райисполкома. — Только вот ещё что — речей бы поменьше. Знаешь, сколько ты сегодня говорил? Почти два часа. Утомительно. Народ, не привыкший к заседаниям, духота, разморило их в помещении, спят. Надо бы как-то короче, праздничнее.
— Да, доклад я построил неудачно, не учёл особенностей собрания. Нужно короче и торжественнее, согласен. А директорам МТС просто нужно огласить свои приказы к этому дню: итоги соревнования, премирование лучших механизаторов. Больше надо оставить времени для самодеятельности, гулянья… Артистов, может быть, не только своих организуем. В Москву напишем. Из Большого театра, может, пришлют к нам бригаду на «День тракториста». Лиха беда — начало. А, в общем, ничего, товарищи! Удался праздник. Но в другой раз сделаем лучше!
1952 г.
БЕЗ РОДУ, БЕЗ ПЛЕМЕНИ
Этих людей можно встретить на железнодорожных станциях, на речных пристанях, на перекрёстках всякого рода путей сообщения.