Мастера стрижки, а их было около десятка, работали с завидной ловкостью, но зрители были прикованы почти безотрывно к нашей красавице и к стригалю-дагестанцу. И они, то есть зрители, оказались правы, потому что первым закончил стрижку своих пяти овец дагестанец, о чем известил гонг. Среди женщин в победительницы вышла наша степная красавица. Судейский трубный голос объявил через мегафон:

— Победитель среди мужчин Лукманов Аман Мурат, колхоз имени Буденного, Ипатовский район. Его время — три минуты и четыре секунды!

Милая стригалька, в белой блузке с коротким рукавом, в косынке, стояла на своем месте, как на пьедестале победителей, загорелой рукой снимала пот со лба и слушала без улыбки.

— Белевцева Валентина Ивановна, колхоз «Большевик», Ипатовский район. Время, затраченное на одну овцу, — три минуты и восемь секунд.

Виталий Васильевич отчего-то не мог думать о главном, о сущности и смысле этого соревнования, о чем должен был думать секретарь горкома, мысли его протекали в стороне от главного, где-то рядом с этой Валентиной, и он не чувствовал никаких угрызении совести, потому что был еще очень молод и не всегда умел подчинять всего себя текущим задачам дня. Душа его, молодое жизнелюбивое сердце не подчинялись еще партийной воле, когда их хотели подчинить, а мягко и незаметно вырывались и своевольничали.

Последний стригаль, затративший на одну овцу 3 минуты и 15 секунд, вытирал пот рукавом рубахи, переводил дыхание, улыбался, собирая морщины на скуластом лице, и слегка кланялся публике, ничуть не смущаясь своим последним местом, потому, видно, что его овцы после стрижки выглядели красивее других, без порезов, без единого огреха, гладкие, как бы прилизанные, а руно также выделялось из всех своим изяществом и цельностью, как вывернутая дубленка. Со стеллажей убирались инструменты и руна.

Все. Соревнования закончились. Но люди неохотно поднимались с мест и покидали прохладный навес. Виталий Васильевич переглянулся с лидером, поглядел на одного, другого секретаря, и ему показалось, что все думали сейчас не о том, о чем положено, на всех, он видел, лежала тень Валентины. Возможно, он и прав был.

Покидая свои места, люди тянулись через двор, через улицу к Дому культуры, где будут подводиться итоги выставки и где с докладом выступит сам секретарь крайкома.

Михал Михалыч вернулся из Ипатова задолго до захода солнца, но домой не пошел, а поднялся в контору, в кабинет. Сел за стол и задумался. Стал вспоминать, на чем прервалось течение его директорской жизни. Что-то было перед отъездом на выставку, какая-то неприятность. Помнит, пришел, как обычно, в шесть, провел летучку, потом, буквально перед самым отъездом… ну вот, вспомнил, зашла бухгалтер и сказала, что подготовила денежный перевод на две тысячи рублей БРУООСу. Вот этот БРУООС и был той неприятностью, которая осела в нем где-то на глубине и сразу поднялась, как только он вошел в кабинет и сел за стол.

Две тысячи за один месяц БРУООСу. Буденновскому районному управлению оросительных и обводнительных систем. За что две тысячи? БРУООС отвечает за линии каналов и лотков, по которым идет вода на орошение полей. Как отвечает? А никак. Ведь на территории хозяйства следят за этими каналами и лотками сами рабочие совхоза. Но в случае неисправности вмешаться в это хозяйство они не имеют права. Если заилилось где-то — самим прочистить нельзя, прорвало где лоток, вода уходит, — тоже не смей поправлять, а звони в Буденновск, в это управление, жди, когда пожалуют, чтобы при них исправлять. И каждый месяц гони за это две тысячи, а бывает, и три тысячи, как в прошлом месяце.

Но БРУООС — не один. Михал Михалыч взял карандаш и стал прикидывать других нахлебников…

Райсельэлектро. Без них нельзя прикоснуться ни к сети, ни к трансформаторам. Вот вышел из строя этот трансформатор, или обрыв провода, или столб завалился, подгнивший, — ничего не трогай. Жди из Буденновска. А ведь срочно нужно исправить. На ферму воду нельзя подать, все стоит без энергии, скот не поен, коровы не доены. А надо ждать, надо связаться, вызвать. А ночью, когда ни с кем не свяжешься? Жди утра, а потом жди, когда-а приедут. И еще плати в месяц полторы тысячи.

Дальше. Арзгирский групповой водопровод. Это трубы и колонки. Ну вот вышла из строя колонка, труба проржавела. Дела тут — пустяк. Нет, жди из Арзгира. А до него сто с лишним километров. Правда, на месте у них дежурят четыре человека и маленький трактор. Вчера Михал Михалыч видел, как шпарил этот тракторишко через выгон на Непочетке. Где-то подхалтуривал, подрабатывал на пропой. Уедут куда-нибудь на берег Кумы, в тенечек, развернут самобранку и выпивают целыми днями. Попробуй найди их, когда понадобятся. И еще плати им. Сколько? Три тысячи. Грабеж.

И это не все! Дальше. Ставропольводавтоматика. Обслуживает насосные станции, которые качают воду из Кумы. Две станции построил совхоз сам, они как раз и работают бесперебойно. Но их могут вот-вот забрать, приписать к управлению. Есть три станции и от управления. То и дело выходят из строя. Опять плати — тысячу в месяц. Эти вообще рвачи. Такие акты, такие ведомости составляют, что никакой совести. Как бы урвать побольше, об этом только и думают.

Записал. И наконец, Сельхозтехника. На кой она нам нужна? Нет запчастей, и достать негде. Этим и пользуются. Запчасти она, эта Сельхозтехника, не продает, она сама их ставит в машину, заменяет неисправные. Но ведь не ставит. Ставят наши же люди, а они дерут деньги и за деталь, и за установку. Выходит втридорога. Почему? Кому это нужно? Неужели нельзя продать просто, как все другое продается, непосредственно совхозу, почему допускается такое мародерство? Вот вам деталь — ставьте сами, а платите за установку — нам. Не хотите платить — не получите ничего. Кому это нужно?

Но даже если бы Сельхозтехника ставила детали сама, все равно плохо. Приехали в девять-десять часов, в пять их уже нет. А если уборка? Кто же так на селе работает? И каждый месяц выложи им от полутора до двух тысяч.

Вот сколько совхоз да, видно, и колхоз содержит дармоедов. Кто выдумал?

Михал Михалыч не мог понять разумность этих порядков. Он начинал задумываться поглубже. А может, это так нужно государству? Может, оно таким путем не хочет выпускать вожжи из рук? Чтобы далеко не разбегались хозяйства в своей самостоятельности? Может, так? Но и с таким манером нельзя согласиться. Ведь мы же, руководители хозяйств, не из другого государства, не с другой планеты или системы. Мы тоже государственные люди. Нич-чего но понятно!

Может, это тоже эксперимент? Поиски новых путей? Но ведь эксперимент не может длиться вечно.

Каждый месяц совхоз платит десять — двенадцать тысяч. Кому? За что?

Разговаривал как-то с начальником Сельхозтехники. Как он считает, зачем она нужна? А кто же будет продавать технику, запчасти? Как это? Государство. Вот мы и есть государство. Нет, это не объяснение. Тут что-то не так.

Другое дело РАПО, это — эксперимент. Дело покажет — хорошо это или не очень. Пока идут споры. Можно подождать. Главное ведь, никто, ни один человек на земле не может взять и сказать: делай так и так, а вот так не делай. Вводи РАПО или не вводи РАПО. Нет таких людей, потому что нет такого государства, которое уже прошло этот путь. Мы первые, мы и должны искать. Мы и скажем потом другим, как надо. Впереди путь очень и очень большой, и на каждом шагу нужно самим искать дорогу, чтобы не сбиться с ноги.

Теперь это МХП. Тоже эксперимент. Одни хвалят, другие ругают. Сам управляющий межхозяйственным предприятием Виктор Трофимович — в восторге. Говорит, МХП — это единственно верный путь, это предприятие в одном кулаке держит всю технику района, отвечает за ремонт, за подготовку к страде, за кадры и так далее. Но ведь в совхозе техника тоже в одном кулаке; правда, Сельхозтехника сильно мешает. Нет, тут надо разбираться. Ломай голову. А если не ломать? Не думать об этом? Но и так нельзя. Привыкнешь не думать, тогда все пропало. Вот Савва Фотиевич говорит: не умничай, а выполняй. Нет, это не для меня. Сколько примеров, когда люди не умничали, а только выполняли, и теперь всем видно, чем обернулось. Нет, надо умничать. Если, конечно, способен.