— Но вы, Дженни, смогли смириться с ней, верно?
Дженни вытерла глаза.
— Думаю, это потому, что мои планы на будущее не были такими грандиозными, как у Мэдди. Я простой человек. Мне, конечно, хочется когда-нибудь стать богатой, но я на этом не зацикливаюсь. Еще я очень хочу иметь семью, потому что выросла без родителей. У меня есть мечты, но большинство из них не связано с деньгами. Вы позвоните, Паркер?
— Да. Только не уверен, что смогу кого-нибудь найти в канун Дня благодарения, — ответил он, нахмурив брови.
— Может, вы ждете от меня каких-то решительных шагов? Так вот, я клянусь, что если с Мэдди что-нибудь случится, я пешком дойду до Шайенна и расскажу обо всем первому встречному репортеру, который согласится меня выслушать. И работники ранчо помогут мне уйти, потому что поймут меня. Вы это знаете, не так ли?
— Да, знаю.
— Тогда распорядитесь, чтобы психиатра прислали завтра. Его могут доставить на вертолете: здесь полно подходящих мест для посадки.
Макнелли побледнел. Он-то поверил во все, что рассказала Дженни, но знал, что шефы зададут ему сотни вопросов, на которые у него не будет ответа.
— Кого лучше привезти, мужчину или женщину?
— Лучше мужчину. Если приедет женщина, то во время разговора с ней Мэдди будет думать только о том, что ее собеседница имеет возможность работать по своей специальности и вообще вольна делать все, что захочет. Осознание этого заставит ее нервничать. Да, пусть приезжает мужчина.
— Ваши доводы вполне разумны. Я передам вашу просьбу.
— Лучше, если мужчина будет пожилым. Чтобы годился Мэдди в отцы.
— Согласен. — Макнелли облегченно вздохнул. В его голове уже сложился план, как все получше обделать.
* * *
В кабинете Шандора Невилла в Арлингтоне, Вирджиния, состоялось краткое совещание, на котором он слово в слово изложил все, что ему передал Паркер Макнелли. Пока присутствующие спорили, взвешивая все «да» и «нет», Невилл закурил сигарету и стал думать, какой пирог приготовит его жена к празднику — тыквенный или яблочный. Хотя, какая разница, если он все равно не сможет попасть домой в ближайшие несколько дней.
Невилл подумал о Мэдди Штерн. Он жалел ее и действительно хотел бы чем-нибудь ей помочь. Интересно, как отметит праздник Пит Соренсон? Один или в компании?
Когда он докурил вторую сигарету, все единогласно решили послать на ранчо психиатра. Подходящую кандидатуру должен отобрать Невилл. Интересно, где он его найдет в канун праздника?
Невилл позвонил жене и сказал, что сегодня не приедет домой.
На следующий день бело-голубой вертолет сел на кукурузном поле.
Макнелли с удовлетворением отметил, что по возрасту гость скорее мог бы быть Мэдди дедом, чем отцом. Почему-то казалось, что голос у этого старца должен быть ломким и шелестящим, словно сухие листья шуршат под ногами. Но он оказался мягким и звучным.
— Я замерз, как суслик, — сказал доктор, заставив судебного исполнителя улыбнуться. — Расскажите мне о пациентке. Меня еще в аэропорту предупредили, что дело очень секретное. Впрочем, могли бы и не затруднять себя — я всегда оставался верен клятве Гиппократа. — Он передернул плечами и легко зашагал по заснеженному полю. — Рассказывайте же.
Макнелли выложил ему все, что знал. Иногда доктор кивал, иногда негодующе качал головой.
— А как мне к ней обращаться? — вдруг спросил он. — Мисс Парсонс? Или вы успели дать ей другое имя?
Макнелли поморщился.
— Это часть одной большой проблемы. Ей сказали, что она не может стать Оливией Парсонс, потому что в компьютер ввели ошибочные данные и выяснилось, что где-то существует реальная Оливия Парсонс. От нового имени Мэдди отказалась.
— Ее можно понять, — заметил доктор.
Макнелли продолжал говорить, но спутник больше не задавал ему вопросов. Это казалось судебному исполнителю странным, но он совершенно не разбирался в психиатрии и в психиатрах.
Дженни пекла в кухне пирог, и по всему дому разносился аромат корицы и яблок.
Проведя доктора в комнату Мэдди, Макнелли мгновенно ретировался вниз.
— Вы психиатр, доктор Филлипс? — обронила Мэдди, перелистывая каталог «Катера и яхты».
— Да, — ответил он, пододвигая стул поближе к огню. — Мне сказали, что вам нужно пообщаться с кем-нибудь из внешнего мира. Рад помочь, чем смогу. Но если вы не готовы к разговору и хотите, чтобы я уехал, проблем не возникнет. Вам решать, мисс… Штерн.
— Разве вам не сказали, что я больше не мисс Штерн? — угрюмо спросила Мэдди.
— Конечно, сказали. Но мне также известно, что вы и не Оливия Парсонс. В моем возрасте легко все перепутать, поэтому позвольте мне называть вас так, как я назвал.
Мэдди остановила взгляд на странице в каталоге.
— Если вы здесь только для того, чтобы поговорить со мной, не думаю, что мне нужна ваша помощь. Я устала от разговоров, при том что никто ничего не желает слушать. Никому нет до меня дела. Мне здесь не место, и в том, чтобы уйти отсюда, вы мне помочь не сможете. Значит, мы будем только отнимать друг у друга время. Зачем это вам?
— Не спешите с выводами. У меня значительный опыт работы, и я хочу похвастаться, что еще никогда не терял пациентов.
— Что вы имеете в виду?
— То, о чем вы подумали. Понимаете, большинство моих пациентов живут в мире, закрытом от всего остального мира, где существуют другие люди.
— Иногда бывают дни, когда мне кажется, что я уже потеряла рассудок. Кто знает, может, так оно и есть, — добавила она спокойно.
— А вот и начало беседы, — улыбнулся доктор.
— Знаете, я вызубрила этот каталог от корки до корки.
— Зачем? В следующем году появятся новые модели, и нумерация страниц изменится.
Мэдди внимательно посмотрела на доктора. Он ей кого-то напоминал, но она никак не могла понять, кого именно. Может быть, какого-то артиста? Да, точно. Фернандо Ламаса. Те же седые волосы, те же усы. Глаза доктора улыбались.
— Об этом я не подумала. Ну, может, в следующем году этот каталог мне надоест, и я подыщу себе другое развлечение.
— Какое же?
— Не знаю. Вдруг после того, как состоится суд… Нет, не могу сказать ничего определенного. В мире вообще не существует ничего определенного, постоянного. Вы согласны со мной, доктор?
— Нет. Существуют смерть и налоги.
Мэдди захлопнула каталог.
— Доктор, такое впечатление, что я заблудилась и никак не могу найти дорогу назад. А мне это так нужно.
Слова, долгое время копившиеся в ее душе, наконец нашли выход и полились рекой. Время от времени доктор кивал головой, давая понять, что он внимательно ее слушает. Она пила кофе и вытирала пот со лба. Ей казалось, что если бы доктор был не на работе, он бы наверняка всплакнул над ее страданиями.
Когда Мэдди закончила, совсем стемнело. Комнату освещал лишь огонь в печи. Она встала и зажгла лампы.
— Похоже, мы пропустили обед.
— Ничего. Мы можем перекусить позже. Скажите, чего вы хотите? Что помогло бы вам вернуть спокойствие духа? Если бы вам дали возможность самой решить, что сделать прямо сейчас, сегодня… Что бы вы сделали?
— Одела бы пальто и уехала отсюда.
— В качестве кого?
— Мэдди Штерн, конечно.
— И куда бы лежал ваш путь?
— Я вернулась бы в Нью-Йорк, к своей прежней жизни.
— А суд?
— Я дам на нем показания.
— Но живя в Нью-Йорке в ожидании суда, вы будете подвергать себя опасности.
— А как насчет опасности, которой я подвергаю себя здесь? Я могу со дня на день сойти с ума. Я не настолько глупа, чтобы не понимать этого. Тот закрытый мир, о котором вы говорили, вряд ли предпочтительнее, чем смерть. А теперь позвольте задать вам вопрос, доктор Филлипс. Только, пожалуйста, ответьте сразу, не раздумывая. Что бы вы сделали на моем месте?
— То же, что собирались сделать вы. Уехать и стать тем, кем вы были.
— Вам не стоило говорить этого. Думаю, те, кто вас сюда пригласил, ожидали, что вы уговорите меня примириться с жизнью здесь.