«Я его жена, — пронеслось у нее в голове. — Теперь я его жена!»

Отдышавшись немного, Джулиан приподнялся на локтях, отбросил прилипшую ко лбу Лили прядь и ласково коснулся поцелуем ее щеки.

— Ты в порядке?

— В полном, — кивнула она. — А ты?

— Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. — Он поцеловал уголки ее губ. — И это чистая правда, Лили.

Сердце Лили едва не разорвалось от радости.

Перекатившись на бок, Джулиан вытянулся рядом и обнял ее, крепко прижав к себе. Лили поерзала, устраиваясь поудобнее, чтобы видеть его лицо.

— А ты научишь меня языку жестов? Помнишь, ты разговаривал с Анной, хозяйкой кофейни?

Джулиан поперхнулся. Столь неожиданного поворота он явно не ожидал.

— Я хочу сказать… — запинаясь, продолжала Лили, — что помню отдельные жесты, но я никогда не пробовала ни с кем говорить. — Правда, она умолчала о том, что после того случая отыскала в письменном столе азбуку для глухонемых и провела немало времени, восстанавливая ее в памяти.

— Конечно, научу, если хочешь. — Джулиан приподнялся на локте. — Только постарайся понять — это не совсем язык. Часть знаков, которыми я пользуюсь, обозначают слова, взятые из диалекта, на котором говорила моя мать, остальным меня научили в кофейне. Английская же азбука для глухонемых немного другая — ты должна иметь это в виду, если собираешься пользоваться языком жестов, чтобы разговаривать с другими людьми.

— Тогда нам обоим придется попрактиковаться. — Лили погладила его грудь. — Мы ведь теперь женаты. У нас впереди целая жизнь, и мне страшно думать, что я могу пропустить хоть одно слово из того, что ты мне скажешь.

Поджав ноги, Лили села, не сводя с Джулиана глаз. Пальцы ее задвигались, сначала робко и неуверенно, потом все быстрее, по мере того, как она вспоминала букву за буквой.

— Я. Люблю. Тебя.

Улыбаясь, Джулиан прижал ее руки к губам.

— Есть еще знак, который обозначает конец каждого слова. Смотри внимательно.

Лили уставилась на его руки, стараясь ничего не упустить.

— Я. Тебя. Люблю, — прочитала она, заметив слабое движение кисти, которым одно слово отделялось от другого. — Тоже, — разобрала она последнее слово и вздохнула. Глаза наполнились слезами.

Джулиан обхватил ее лицо руками.

— Бога ради, Лили, не плачь. Неужели это так ужасно?

— Нет. Все чудесно. — Она сердитым жестом смахнула повисшие на ресницах слезы. — Прости. Я не хотела. Просто мы любим друг друга. Мы теперь муж и жена. Это самый счастливый день в моей жизни, правда! Мне только жаль, что нам потребовалось столько времени, чтобы это понять.

Джулиан растерянно уставился на нее. Потом запрокинул голову и оглушительно захохотал.

— Что? — Лили возмущенно фыркнула. — Не понимаю, что тут смешного?

— Естественно. — Джулиан с усмешкой почесал затылок. — Ответь мне на один вопрос, Хорошо? Ты знаешь, что у тебя есть привычка трогать левое ухо, когда сердишься?

— Нет. Что за глупости? Неужели правда? — Спохватившись, Лили спрятала за спину руку, которой машинально потянулась к уху.

— Правда-правда! — засмеялся Джулиан.

Руки его задвигались, и Лили напряглась, пытаясь разобрать, что он говорит. К сожалению, она понимала не все, но ей нравилось наблюдать за его руками — как нравилось смотреть, как он играет на фортепьяно.

— В ту ночь, когда мы впервые увидели друг друга… — разобрала она. — Это случилось в твой двадцать пятый день рождения. Был прекрасный вечер, удивительно теплый для апреля. На тебе было платье из лилового шелка, по подолу украшенное золотой тесьмой. И перчатки до локтя. И еще у тебя была прелестная прическа — высоко поднятые волосы сколоты узлом на макушке и украшены лентами, а лицо обрамляли локоны. Ты носила ее какое-то время, но недавно почему-то перестала. У тебя другая горничная?

— Да… — растерянно протянула Лили. — С прошлой весны.

— Я так и подумал.

— Но как ты… — Лили озадаченно нахмурилась. — Ты ведь только на прошлой неделе уверял, что даже не помнишь, когда именно мы впервые увидели друг друга!

— В тот вечер ты велела, чтобы на стол были поданы блюда индийской кухни, — словно не слыша, продолжал Джулиан. — Сплошная экзотика — карри, чатни[7] и ягненок под острым соусом. Я помню, как меня насмешило, что в день своего рождения ты приказала подать совершенно незнакомые блюда. Именно тогда я впервые стал подозревать, что ты в душе авантюристка.

— Я? Нисколько. — Это она-то авантюристка? Она, чувствующая себя уверенно только за письменным столом, в окружении груды счетов и бухгалтерских книг? Тем не менее это было лестно.

— Неужели? — Джулиан бросил на Лили насмешливый взгляд. — А если подумать? Только на прошлой неделе ты танцевала сначала на балу, а после — в таверне, потом отправилась в театр, нарядившись в столь откровенное платье, что даже меня бросило в дрожь, а чуть позже пыталась соблазнить меня и где? Прямо в кебе! Но вернемся к тому вечеру, когда мы встретились. Ты будто хотела, чтобы мы ненадолго перенеслись в Индию. Даже карточки с именами гостей на столе были украшены миниатюрными изображениями слонов, помнишь? Кстати, я храню свою до сих пор, — признался он.

— Лео терпеть не мог индийскую кухню. — Лили тихонько прыснула, вспомнив побагровевшее до синевы лицо брата, отважившегося отведать карри. Казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар. — Он тогда потребовал, чтобы все немедленно убрали и велел лакею подать ему холодный ростбиф.

— Точно. И хотя все твои труды пошли прахом, ты улыбнулась и ничего не сказала. Потом разговор незаметно перешел на другое, и тут я впервые заметил, как твои пальцы теребят мочку левого уха. А потом вдруг наши глаза встретились. И в этот момент я понял три вещи. Во-первых, как бы сильно ты ни любила своего брата, в глубине души ты считала его ужасным занудой.

— Я? — Лили даже поперхнулась от возмущения. — Никогда!

— Во-вторых, — невозмутимо продолжал Джулиан, — даже если бы в этот момент тебе приставили к горлу нож и потребовали признаться в этом, ты все равно стала бы с пеной у рта отрицать, что это так. И в-третьих — и это самое главное, — я вдруг понял, что ты никогда не сможешь скрыть это от меня. Даже если бы захотела. Не знаю, как это получается, но я чувствую тебя, Лили. И почему-то уверен, что то же самое ты можешь сказать и о себе.

Она знала, что имеет в виду Джулиан. Лили тоже с самой первой минуты ощутила эту связь, хотя до поры предпочитала думать, что между ними нет ничего, кроме дружбы.

— Уже к третьей перемене блюд я почувствовал, что влюбился как мальчишка. — Губы Джулиана дрогнули в улыбке.

В самом деле? Значит, все это время он знал, что любит ее… и молчал? Лили даже не знала, что на это сказать. Но если он любил ее все эти годы, как же он мог?.. А как же тогда другие? Другие женщины?

— Почему? — с трудом шевеля вдруг как будто онемевшими пальцами, спросила она. — Почему ты мне не сказал?

Джулиан виновато пожал плечами:

— Разве непонятно? Я ведь незаконнорожденный.

Если это шутка, то не смешная, с негодованием решила Лили.

— Не знаю, — наконец со вздохом пробормотал он. — Сначала, наверное, боялся. А потом это вошло в привычку.

В комнате повисла тишина. Когда Джулиан снова заговорил, пальцы его задвигались с такой скоростью, что Лили с трудом разбирала слова.

— Понимаешь, большую часть своей жизни я чего-то хотел. Еще маленьким, сколько себя помню, всегда хотел есть, хотел забиться куда-то, чтобы было тепло и безопасно. Хотел, чтобы снова рядом была мама. Позже, уже став взрослым, хотел стать богатым, иметь свой дом, потом хотел отомстить. К тому времени, как меня пригласили на обед в честь твоего дня рождения, я добился почти всего, чего хотел, став завсегдатаем лондонского света. И все же я не был удовлетворен. Понимаешь, я всегда хотел большего. Со временем я даже научился наслаждаться этим. Привык делать вид, что мне нравится, что я не в состоянии держать все под контролем. Привык рисковать. Это стало частью моей жизни.