Я несся через изящно позолоченные ворота на террасу в саду, где стояла моя возлюбленная, и, ошеломленный такой красотой, опустился перед ней на колени. На ней было темно-красное платье; длинная вуаль, прозрачная, как летние паутинки, овевала золотые локоны, скрепленные надо лбом великолепной астрой из сверкающих драгоценных камней.

Ласково она подняла меня с колен и трогательным голосом, как бы надломленным от любви и страдания, произнесла: «Прекрасный и несчастный юноша, как я тебя люблю! Я люблю тебя уже давно, и, когда осень начинает свои таинственные праздники, мои чувства пробуждаются с новой неодолимой силой. Несчастный! Как ты попал в круг моих звуков? Оставь меня и беги!»

Меня потрясли ее слова, и я заклинал ее все рассказать и объясниться. Но она не отвечала, и в молчании шли мы рядом друг с другом через сад.

Наступил вечер. Некое странное величие исходило от всей ее фигуры.

«Знай же, – наконец отвечала она, – твой друг детства, который сегодня распрощался с тобой, – предатель. Меня вынудили стать его невестой. Ревность помешала ему открыть тебе свою любовь. Он не последовал в Палестину, он приедет завтра, чтобы увезти меня и спрятать в отдаленном замке от всех человеческих взоров. Теперь я должна уйти. Мы не увидимся больше никогда, если он не умрет…»

С этими словами она запечатлела поцелуй на моих губах и исчезла в темных аллеях. В моих глазах искрился холодным сиянием ее бриллиант, а поцелуй горел в крови, вызывая наслаждение, смешанное с ужасом.

Я вспоминал, устрашенный, темные слова, которыми, прощаясь, она отравила мою здоровую кровь, и долго в размышлениях бродил по пустынным аллеям. Наконец, измученный, прилег на каменные ступени перед воротами замка. Вдали еще звучали валторны, и я задремал, предаваясь странным мыслям.

Когда я проснулся, настало светлое утро. Все двери и окна замка были закрыты, сад и окрестности – пустынны и тихи. В этом одиночестве снова возникли в моем сердце образ возлюбленной и все колдовство вчерашнего вечера. Я пребывал в блаженстве, снова чувствуя себя любимым. Правда, мне вспоминались и темные слова. Мне хотелось бежать от этих мест, но поцелуй еще горел на моих губах и не было сил удалиться.

В воздухе веял теплый, почти душный ветер, как будто вернулось лето. Я бродил в ближнем лесу, надеясь отвлечься охотой. На верхушке дерева я заметил птицу с таким красивым оперением, какого еще никогда не встречал. Я натянул лук, чтобы подстрелить птицу, но она быстро перелетела на другое дерево. Я пошел за прекрасной птицей вслед, но она перелетала с верхушки на верхушку, и ее светло-золотые крылья красиво заблестели в солнечных лучах.

Так я попал в узкую долину, окруженную высокими скалами. Здесь не было ветра, все зеленело и цвело, будто осень еще не пришла. В глубине долины слышалось чудесное пение. Удивленно раздвинул я ветви густого кустарника, у которого стоял, – и глаза почти закрылись, опьяненные и ослепленные чудом, открывшимся мне.

Тихий пруд лежал среди высоких скал, пышно укрытых зарослями плюща и тростника. Прекрасные девушки купались в ленивой воде и пели. Возвышаясь среди них, стояла нагая красавица и молча, пока другие пели, смотрела в волны, сладострастно игравшие вокруг ее колен, и казалась очарованной и погруженной в созерцание своей собственной красоты, отраженной в зеркале пруда. Я остановился, охваченный пламенным ужасом, а когда прекрасные незнакомки стали выходить на берег, бросился прочь, чтобы меня не заметили.

Я бежал в густой лес, чтобы охладить желания, пожиравшие, как огонь, мою юную душу. Но чем дальше я уходил, тем настойчивее кружились перед моими глазами сладостные картины, тем болезненнее преследовало меня сияние юных тел.

Сумерки застали меня в лесу. Небо изменилось, потемнело, под горами бушевала буря. «Мы не увидимся больше, если он не умрет!» – повторял я непрерывно и мчался, как будто меня гнали привидения.

Иногда мне казалось, что где-то в стороне я слышал стук копыт, но я боялся встречи с людьми и бежал от этих звуков, как только они начинали приближаться ко мне. Замок моей любимой я увидел на скале – снова пели валторны, как вчера вечером, в окнах сияли свечи, как мягкий лунный свет, и освещали таинственно ближние деревья и цветы, в то время как все вокруг было отдано во власть буре и тьме.

Почти не владея собой, стал я взбираться на высокую скалу, рядом с которой мчался ревущий горный поток. Наверху я увидел темную фигуру человека, сидевшего на камне так тихо и неподвижно, как будто бы он сам был из камня. Разорванные тучи мчались по небу. Кроваво-красный месяц прорвался на мгновение в облаках – и я узнал моего друга, жениха моей возлюбленной.

Он вскочил, как только увидел меня, так быстро и резко, что я ужаснулся, а он схватился за меч. В бешенстве напал я на него и обхватил обеими руками. Мы боролись с ним до тех пор, пока я не сбросил его со скалы в пропасть. Сразу воцарилась тишина, только сильнее шумел поток: казалось, вся моя прежняя жизнь погребена в этих крутящихся волнах. Я поспешил прочь от этого ужасного места. Мне послышался громкий отвратительный хохот с верхушки дерева и показалось, что я вновь вижу ту птицу, за которой гонялся по лесу. Испуганный, загнанный и почти безумный, бросился я через чащу и стены сада к замку барышни. Изо всех сил дергал я засовы на закрытых воротах. «Открывай! – кричал я вне себя. – Открывай! Я убил моего закадычного друга! Ты теперь моя, на земле и в небесах!»

И тут открылись ворота, и барышня, прекраснее, чем когда-либо, упала с пламенными поцелуями в мои объятия. Я не буду говорить о великолепии покоев в замке, аромате чужеземных цветов и деревьев, среди которых пели прекраснейшие женщины, о волнах света и музыки, о бурном, невыразимом наслаждении, которое я испытал в объятиях любимой.

Недис вынул калам из пальцев Сафият. Та была столь заворожена картинами, что встали перед ее взором, что не подумала и возражать. Гость приобнял девушку, вынудив ее положить голову себе на плечо. Все это он проделал, однако, не прерывая своего рассказа.

– Незнакомец внезапно вскочил. За окнами замка послышалось странное пение. Только отдельные строфы звучали как пропетые человеческим голосом, потом снова как бы звучали высокие звуки кларнета, который иногда ветер доносит с дальних гор, заставляя замирать сердце и быстро исчезая. «Успокойтесь, – проговорил рыцарь, – мы к этому давно привыкли. В ближних лесах, видимо, живет колдовство. Осенью часто мы слышим по ночам эти звуки. Они исчезают так же быстро, как появляются, и мы из-за них не тревожимся». Однако в душе рыцаря поднималось непонятное волнение, с которым он тщетно пытался справиться. Звуки умолкли. Отшельник сидел с отсутствующим видом, погруженный в глубокое раздумье. После долгого молчания он заговорил снова, но не так спокойно, как раньше:

– Я заметил, что возлюбленную иногда охватывала непонятная тоска среди всего великолепия, особенно когда она смотрела, как осень уходит с лугов и из лесов. Но после крепкого и здорового ночного сна ее чудесное лицо и все вокруг дышало утренней свежестью и новорожденной прелестью.

Только однажды, когда мы вместе стояли у окна, она была тише и печальнее, чем обычно. В саду зимняя буря играла с падающими листьями. Я видел, что она тайком вздрагивала, рассматривая побелевшие окрестности. Все ее женщины нас покинули, песни валторн доносились сегодня издалека, а потом они смолкли. Глаза моей возлюбленной утратили весь свой блеск и казались потухшими. За горы уходило солнце, освещая сад и долины. Барышня обвила меня обеими руками и запела странную песню, которую я ни разу не слышал. Угасала заря, звуки уносили меня куда-то вдаль, против воли глаза мои закрылись, и я задремал.

Когда я проснулся, была уже ночь. Ярко светила луна. Моя возлюбленная спала рядом со мной на шелковом ложе. Удивленно я рассматривал ее – дева была мертвенно-бледна, спутанные волосы в беспорядке окутывали ее лицо и грудь. Все вокруг лежало и стояло на тех же местах, что я видел засыпая. Мне показалось, что это было давным-давно. Я подошел к открытому окну. В саду все изменилось. Странно раскачивались деревья. У стены замка стояли неизвестные мужчины, которые, что-то бормоча и обсуждая, все время одинаково наклонялись и двигались, как будто плели невидимую пряжу. Я ничего не мог понять, но слышал, что они часто называли мое имя. Я повернулся к моей возлюбленной, ее как раз ярко освещала луна. Мне показалось, что я вижу каменное изваяние, прекрасное, но холодное и неподвижное. На замершей ее груди сверкали бриллианты, как глаза василиска, рот странно кривился.