Качаю головой.

Нет, нет, нет.

Агент Джонс издает сухой смешок:

Вот он, как я и обещал. Но тело его я видеть не желаю. Вы поняли?

Лила ставит портфель у ног отца. — У меня ваши деньги,

говорит она Джонсу.

Отлично,

отвечает агент Джонс. — Давайте приступим.

Захаров кивает, выдыхает облачко дыма, которое по спирали поднимается вверх и уносится в сторону, словно клубы дыма над одним из соседних зданий. — А где гарантия, что вы не навесите это дело на мою организацию? Ваше предложение нас весьма удивило. У нас не так-то много дел с представителями властей.

Я сам по себе. Одиночка, делающий то, что считает правильным,

агент Джонс пожимает плечами. — Гарантия в том, что я здесь. Я прослежу, чтобы вы его пристрелили. Быть может, я не запачкаю рук, но в его смерти будем повинны мы оба. Расследование не нужно ни вам, ни мне. Судебно-медицинская экспертиза может обнаружить, что я тоже причастен к этому. Если я на вас настучу, то сяду за похищение, как минимум. Так что я буду держать слово.

Захаров медленно кивает.

Что, струсили? — Спрашивает Джонс. — Вы должны стать героем всех мастеров и устранить того, кто не так давно пытался на вас покушаться.

Это было недоразумение,

говорит Захаров.

Хотите сказать, что не укрываете Шандру Сингер. Значит, я ошибся. — Агент Джонс даже не пытается скрыть издевку.

И вовсе мы не струсили,

произносит Захаров.

Давайте я,

говорит Лила. Потом смотрит на Стэнли, направившего на меня пистолет. — Дай сюда.

Делаю большие глаза, безмолвно умоляю. Двигаю ногой по земле, надеясь, что успею что-нибудь написать.

«Я»,

ухитряюсь изобразить вверх ногами, чтобы Лила смогла прочесть.

«Это я»,

хочется мне сказать.

Агент Джонс бьет меня по виску рукоятью пистолета — достаточно сильно, чтобы у меня поплыло перед глазами. Мне кажется, будто мозг болтается внутри черепа. Падаю на живот; закованные в наручники руки по-прежнему за спиной. Я даже не видел, как Джонс достал оружие.

Лежу, судорожно ловя воздух ртом.

Даже не ожидал, что будет так приятно видеть его корчащимся на земле,

Захаров подходит ко мне, наклоняется и похлопывает меня по щеке. — Губернатор, вы правда думали, что никто вас не тронет?

Качаю головой, не вполне понимая, что это должно означать.

«Пожалуйста»,

думаю я.

«Пожалуйста, задай мне вопрос, на который ждешь ответа. Прошу, снимите скотч с моих губ. Пожалуйста».

Лила делает шаг вперед, держа в опущенной руке пистолет. Она долго смотрит на меня.

Пожалуйста.

Захаров поднимается на ноги, взмахнув черным пальто, словно мантией.

Поднимите его,

велит он агенту Джонсу. — Человек должен встретить смерть стоя — даже такой человек.

Белокурые волосы Лилы чуть колышутся на ветру, словно золотой нимб. Она снимает темные очки. И хорошо. Хочется в последний раз взглянуть в ее глаза. Голубой и зеленый. Цвета моря.

Дедушка говорил, что от таких девушек пахнет озоном и опилками. Она увенчана проблемами, словно короной. Если она когда-нибудь влюбится, то, словно комета, подожжет небо на своем пути.

По крайней мере, курок спустишь ты.

Мне ужасно хочется произнести эти слова.

Уверена? — Спрашивает ее Захаров.

Она кивает и, почти машинально, прикасается пальцем к горлу. — Я приняла метку. И готова убить.

Тебе придется прятаться, пока мы не убедимся, что на тебя никто не выйдет,

говорит Захаров.

Лила снова кивает:

Оно того стоит.

Безжалостная. Такая уж она, моя девушка.

Агент Джонс поднимает меня на ноги. Пошатываюсь, словно пьяный. Хочется закричать, но скотч все равно заглушит все мои крики.

Рука Лилы, держащая пистолет, дрожит.

Бросаю на нее последний взгляд, а потом так крепко зажмуриваюсь, что в уголках глаз выступают слезы. Так крепко, что вижу мелькающие точки.

Жаль, что я не могу с нею попрощаться.

Ожидаю, что выстрел прозвучит подобно грому, но я совсем забыл о глушителе. Слышу лишь вздох.

Лила наклоняется надо мной и снимает перчатки, чтобы поддеть ногтями краешки липкой ленты. Срывает ее с моих губ. Смотрю на небо — я так рад, что жив, что едва замечаю боль.

Это я,

лепечу я. — Кассель. Клянусь, это я.

Даже не помню, как упал, но сейчас я лежу на земле. Рядом Агент Джонс — он не шевелится. Натекла лужица крови. Его кровь яркая, словно краска. Пытаюсь перевернуться набок. Он мертв?

Знаю,

обнаженные пальцы Лилы прикасаются к моей щеке.

Откуда? — Спрашиваю. — Как ты… когда?

Ты такой засранец,

отвечает она. — Думаешь, я телевизор не смотрю? Слышала твое безумное выступление. Конечно, я догадалась, что это ты. Ты же рассказывал мне о Паттоне.

А,

говорю я. — Это. Ну конечно.

Стэнли охлопывает карманы Джонса и открывает мои наручники. Когда их снимают, а вслед за ними и клейкую ленту вместе с камнями, чернилами и кожаной перчаткой, я рву ворот рубашки, достаю амулеты и швыряю их наземь.

Ужасно хочется избавиться от этого тела.

Впервые воспринимаю муки отдачи как освобождение.

Просыпаюсь на каком-то незнакомом диване, накрытый одеялом. Пытаюсь сесть, и тут замечаю Захарова — он сидит на другом конце комнате, в островке света, и читает.

При таком освещении черты его лица кажутся высеченными из камня. Скульптура «Босс мафии на отдыхе».

Захаров смотрит на меня и улыбается. — Ну как, лучше?

Пожалуй, да,

стараюсь говорить как можно вежливее — насколько позволяет мое полулежачее положение. Голос срывается. — Да.

Сажусь прямо, разглаживаю измятый, перепачканный костюм. Он уже не по фигуре, руки и ноги слишком длинны для рукавов и брючин, одежда висит на мне, как собравшаяся складками кожа.

Лила наверху,

сообщает Захаров. — Помогает твоей маме собирать вещи. Можешь забрать Шандру домой.

Но я не нашел бриллиант…

Захаров откладывает книгу в сторону. — Не люблю разбрасываться похвалами, но то, что ты сделал… это было нечто,

он хмыкает. — В одиночку сумел подорвать законопроект, с которым я уже давно пытался бороться, да еще и устранил моего политического врага. Мы в расчете, Кассель.

В расчете? — Повторяю я, потому что не могу в это поверить. — Но я…

Разумеется, если ты найдешь бриллиант, я буду просто счастлив. Невероятно, что твоя мать ухитрилась его потерять.

Просто вы не бывали в нашем доме,

говорю я, и это чистая правда. Однажды он заходил на кухню — а может, и еще как-то заходил, о чем я лично не знаю. — У вас с мамой долгая история. — Когда эти слова уже слетели с моих губ, я понимаю, что дальше он скажет то, что я вряд ли хочу услышать.

Похоже, Захарова это немного позабавило. — Вот что я тебе скажу, Кассель, я в жизни встречал немало дурных людей. Заключал с ними сделки, выпивал с ними. Делал то, что и сам себе не могу простить — ужасные вещи. Но таких как твоя мать, я не знаю. Она ни в чем не знает меры — если мера и есть, она ее пока не нашла. И ей ни с чем не нужно мириться.

Он произносит эти слова задумчиво и восхищенно. Смотрю на стакан, что стоит рядом с ним на столике, и гадаю, сколько же он выпил.