Но зачем вставлять бриллиант в кольцо, которое мама, чтобы не привлекать внимание, не сможет носить за пределами дома? Вот этого я не понимаю. Может, отец настолько разозлился, что ему просто нравилось видеть перстень на маминой руке и понимать, что он взял над нею верх.

А такую вещь можно сбыть на черном рынке? — Интересуюсь я.

Настоящий камень? — Спрашивает Боб. — Разве что тем, кто на самом деле верит, будто он защищает от смерти. Конечно, алмаз имеет историческую ценность, это точно, но люди, которые покупают такие камушки, не хотят брать то, чем потом нельзя будет похвастаться. Но если ты думаешь… ну, сколько может стоить неуязвимость?

Блеск в глазах Баррона говорит мне о том, что он воспринимает этот вопрос не как риторический, а на полном серьезе, пытаясь назначить цену в долларах и центах. — Миллионы,

в конце концов говорит он.

Боб тычет Баррона пальцем в грудь. — В другой раз, чем нахальничать, лучше выкладывай все сразу. Я деловой человек. Я не обманываю семьи, не надумаю других мастеров, а в особенности друзей, что бы вам ни говорила ваша мать. А сейчас, перед уходом, не забудьте что-нибудь прикупить. Что-нибудь подороже, ясно? Не то расскажу паре приятелей, как грубо вы обращались с Бобом.

Выходим к прилавку. Боб достает пару вещиц, стоимость которых вполне достаточна, чтобы загладить нашу вину. Баррон выбирает алмазное сердечко в белом золоте — почти за штуку баксов. Стараюсь прикинуться безденежным — что вовсе нетрудно, с учетом того, что это правда — и мне удается отделаться значительно более дешевым рубиновым кулоном.

Девчонки любят подарки,

говорит нам Боб, провожая к выходу; он поправляет очки. — Если хотите быть сердцеедами вроде меня, осыпайте девушку презентами. Передавайте привет маме, ребята. В новостях она отлично выглядела. Эта женщина всегда умела за собой следить!

Он подмигивает; ужасно хочется ему двинуть, но Баррон хватает меня за плечо. — Тихо. А то мне придется покупать серьги в комплект к сердечку.

Мы возвращаемся к машине. Наше первое совместное задание — и оно практически провалилось. Пока Баррон достает ключи, прислоняюсь головой к окну.

Что ж, это было… интересно,

говорит мой брат, открывая дверь машины. — Хотя и тупик.

Со стоном усаживаюсь на пассажирское кресло. — И как, черт побери, мы должны искать эту штуку? Камень исчез. Все бесполезно.

Баррон кивает. — Может, стоит подумать над тем, чтобы отдать Захарову что-то другое.

Меня, например,

говорю я. — Я бы мог…

Машина трогается с места, отъезжает от бордюра и вливается в общий поток — Баррон словно бы бросает вызов другим водителям. — Неа. Ты уже и так заложен и перезаложен. Слушай, может, мы не там ищем? Мама живет в отличной квартирке, в компании пожилого джентльмена. Трехразовое питание. Паттону до нее не добраться. От чего, собственно, ее нужно спасать? Мы же знаем про ее шашни с Захаровым — возможно, она даже…

Предостерегающе поднимаю руку, чтобы он замолчал. — Ля-ля-ля. Я тебя не слышу.

Баррон смеется. — Я всего лишь предполагаю, что маму, возможно, лучше и не спасать — так ей будет и приятнее, и безопаснее — и это прекрасно, потому что, как ты и сказал, наши шансы найти камень практически нулевые.

Откидываю голову на спинку сиденья и гляжу на тонированную, полупрозрачную крышу «Феррари». — Высади меня в Уоллингфорде.

Брат достает телефон и, не переставая вести машину, набивает смс-ку — отчего едва не выезжает ненароком в соседний ряд. Вскоре его телефон издает жужжание, и Баррон глядит на дисплей. — Ага, ясно. Лучше некуда.

Ты это о чем?

Свиданка,

ухмыляется брат. — Ты тут лишний.

Так и знал,

отвечаю я. — Не стал бы так наряжаться, чтобы ехать со мной к Бобу в Патерсон.

Баррон снимает руку с руля, поправляет лацканы пиджака и убирает телефон во внутренний карман. — Думаю, Боб оценил мой наряд. Заставил купить самый дорогой кулон. Тебе, конечно, может показаться, что это для меня к худшему, но я-то понимаю, что чем выше статус, тем выше и цена.

Совсем необязательно так сразу,

качаю головой. — И лучше не лезь к дамочкам из федерального агентства. Арестуют еще.

Улыбка Баррона становится еще шире:

Обожаю наручники.

Стонаю. — Да, у тебя серьезные проблемы.

Ничего такого, что не могла бы исправить ночь с пылкой представительницей правосудия.

Разглядываю облака сквозь прозрачную крышу. Кажется, одно из них похоже на базуку.

Как думаешь, папа солгал маме насчет второго поддельного бриллианта? Или это мама обманула нас?

Тебя,

отвечает брат. — Мне она ничего и не пыталась рассказывать,

его губы кривятся в улыбке.

Ага,

вздыхаю я. — Все равно, куда ни кинь — всюду клин.

Баррон кивает. Его нога еще сильнее выжимает педаль газа, он выезжает в скоростной ряд. Я не возражаю. По крайней мере, ему есть куда торопиться.

Баррон высаживает меня перед школой. Выхожу из машины и потягиваюсь. Потом неторопливо зеваю. Только начинает смеркаться. Последние лучи солнца еще сияют над горизонтом; кажется, что все дома вокруг объяты пламенем.

Спасибо, что подвез,

говорю я.

Не за что,

в голосе брата слышится нетерпение. — Прости, но тебе пора проваливать. Позвони, когда поговоришь с мамой — но только не сегодня.

С усмешкой захлопываю дверцу машины. — Удачного свидания.

Пока-а! — Баррон машет рукой. По дороге к общежитию, оглядываюсь на парковку, ожидая увидеть проблеск фар отъезжающей машины, но «Феррари» по-прежнему стоит на месте. Только немного подался вперед. Неужели Баррон и правда ждет, пока я войду в общежитие — будто бы я ребенок, который сам в темноте до дома не доберется. Может, мне грозит какая-то опасность, о которой я даже не подозреваю? На мой взгляд, нет никаких причин, чтобы брат ждал на стоянке, когда только что ему так не терпелось уехать.

Захожу в здание, мой неутомимый разум все еще пытается сложить фрагменты головоломки. Но, пройдя по коридору и выуживая из заднего кармана джинсов ключ от комнаты, замираю на месте.

Баррон хотел, чтобы я ушел.

Бегу в гостиную, не обращая внимания на Чаявата Тервейла — тот издает протестующий вопль, когда я перепрыгиваю через провода, соединяющие игровую приставку с телевизором. Падаю на колени у окна. Осторожно выглядываю, полускрытый пыльной шторой; вижу, как из полумрака появляется какой-то человек — он подходит к машине Баррона и открывает пассажирскую дверь.

Она не в форме, но я все равно ее узнаю.

Даника.

Пурпурные кончики косичек блестят в свете фонарей. Таких высоких каблуков я у нее еще не видел — наклонившись, она даже покачивается. Непонятно зачем ей нужно оглядываться на уоллингфордское общежитие — она словно боится, что кто-то ее увидит; непонятно зачем ей понадобилось садиться в машину моего брата, непонятно почему она так одета — да вообще ничего неясно. Есть лишь одно возможное объяснение.

Парень, с которым она встречается — мой брат.

Я ни за что не скажу об этом Сэму.

Он в нашей комнате — похоже, все еще мучается похмельем, потягивает кокосовый лимонад из банки.

Здорово! — Говорит он, перекатываясь ко мне на кровати. — У тебя классный дед, ты это знаешь? Когда мы покончили с покером, он достал пачку старых фотографий. Я решил, твои детские снимки, но какое там! Старинные фотографии игривых дамочек без перчаток! Представляешь, какой раритет!