— Как ты думаешь, это... — я замялась, подыскивая слово. — Нормально? То, что мы делаем? — Я перевела палец с него на себя. — В смысле, мы ведь даже не в Фонде Размножения. Наши гормоны не должны бушевать. — Мои щёки покраснели просто от одной мысли о подобных вещах.

Бэзил опёрся на локоть и положил руку мне на бедро, там, где кончалась моя рубашка. — А тебя это волнует? То есть, это тебя остановит?

Я одёрнула рубашку пониже: — Моя мама и доктор Деметер сказали бы, что химические процессы в нашем мозгу не оптимизированы. Или что у нас какая-то разновидность генетической мутации, которая заставляет нас действовать подобным образом.

— Задумайся над тем, что именно делает нас мутантами, — ухмыляясь, сказал он.

Я посмотрела в его изумительное лицо и не смогла удержаться от улыбки: — Рыба с ногами, как говорила Ана.

Он фыркнул. — Так что, нас можно назвать счастливчиками?

Я покачала головой и оглянулась вокруг. — Ты считаешь, что это удача?

— Может быть. — Он пожал плечами. — Если это значит, что мы можем вернуться к тому, какими нас создала природа. — Он положил руку мне на живот. — Например, к этому. — Он наклонился и поцеловал меня.

— Это хорошая идея... — проговорила я и отстранилась. — А ты думаешь, что это возможно?

— А почему нет? — Он сел и обвел рукой всю растительность. — Посмотри вокруг!

— Это всего лишь кудзу и ягоды. Сколько всего этого нужно съесть, чтобы приравнять к одной бутылочке синтамила?

— Эппл... — Бэзил пристально посмотрел на меня. — Если из земли могло вырасти это, — она набрал горсть веток, — тогда она достаточно хороша, чтобы возделывать её. Если убрать всю кудзу, которую, кстати говоря, мы можем есть, делать топливо и даже курить, тогда мы сможем вырастить зерновые, разные.

— Если у нас будут семена, — уточнила я, но он меня проигнорировал.

— К тому же, пчёлы и бабочки должны опылять всё это, что значит, где-то здесь должны быть животные. Может быть, даже птицы и мелкие млекопитающие. Ана всегда говорила: «Жизнь всесильна», — сказал мне Бэзил. — Это доказательство того, что земля восстанавливается.

Я оглянулась вокруг, восхищённая и испуганная: — Птицы и пчёлы это неплохо, — проговорила я. — Но что ещё может скрываться здесь? Или кто? Ты что совсем не боишься?

— Скорее всего, здесь безопаснее, чем там, откуда мы пришли, — Он откинулся назад на ложе из листьев, сияя, будто был в экстазе. — Ты знаешь, что это может означать, Эппл? — спросил он, но ему не нужен был мой ответ. — Нам не нужно будет сражаться. Воровать. Не нужно будет просить о помощи. Полагаться на кого-то. Если я смогу найти способ, как здесь жить... если мне не нужно будет возвращаться...

— Ты серьёзно? — спросила я, сердце бешено колотилось в ушах. — Ты не хочешь возвращаться. Никогда? А как же насчёт...

Он повернулся и жестко посмотрел на меня. — А ради чего мне возвращаться?

Я сглотнула. В моей голове мелькали лица моей семьи. Бабушка Эппл, стоящая в дверях, кутаясь в свитер. Лицо моей мамы, улыбающееся мне с экрана. Дедушка Питер, умолявший меня вернуться домой. Даже мама и бабушка Грейс с тревогой смотрели на меня. Я не могла сказать Бэзилу этого. Для него моя семья это враги, поэтому я просто ответила. — А как же другие Аналоги. Разве ты не хочешь, чтобы они знали, где ты? Разве не лучше быть всем вместе?

Бэзил вздохнул. — Я никого не знаю, Эппл. В самом деле, не знаю.

Я решила сменить тактику. — Подумай об Ане. Что бы она хотела для тебя?

— Она всегда говорила, что время ещё не пришло, — Он несколько секунд обдумывал эти слова. — Я даже не знаю, чего она ждала.

— Может быть, она не хотела вести людей к неизвестности, но теперь ты знаешь, — сказала я, опускаясь на колени. — Мы должны рассказать людям об этом. И не только Аналогам. Динозаврам и таким людям как Язя, и даже моей семье, потому что если бы они знали....

Он с издевкой усмехнулся. — Я гарантирую, что твои родители итак всё знают.

— Они просто не могут знать, — заспорила я, — Если бы они знали...

— О, они знают, поверь мне. — Бэзил сел, и со злостью разбросал листья вокруг нас. — Они просто не хотят, чтобы знали все остальные. Если любой может спокойно уйти и выращивать собственную еду, то это уничтожит небольшую бизнес-модель Единого Мира по управлению вселенной.

— Ты можешь не преувеличивать? — огрызнулась я.

— Я не преувеличиваю.

Я покачала головой. — Наверное, кто-то в Едином Мире действительно знает, например, Ахимса, но не мои родители. Неважно, что ты о них думаешь, но прежде всего, они учёные. А учёные верят в правду. Если бы моя мама знала об этом... — Я держала ягоду, как аргумент в пользу того, почему моя мама не может знать. — Всё было бы иначе.

— Прежде всего, она сотрудник Единого Мира. Во-вторых, она учёный. А правда относительна. По крайней мере, Единый Мир в этом уверен. Так что не обманывай себя.

— Я не обманываю себя! — заспорила я. — Я просто говорю, что мы обязаны вернуться назад и рассказать людям об этом, потому что это изменит всё.

Бэзил сделал глубокий вдох. — Я не знаю, как это может всё изменить, Эппл. — Он посмотрел вниз, на свои колени. — И по правде говоря, я устал. Устал жить, как тень, большую часть своей жизни. И сейчас, после того, что нами произошло... Я просто не знаю, смогу ли я бороться дальше, я не уверен, можем ли мы выиграть. Как бы я ни восхищался Аной, как бы ни хотел отомстить за смерть Арола, я не хочу закончить свои дни в тюрьме, или, ещё хуже, умереть, пытаясь сделать что-то. Особенно когда я знаю, что это здесь. Мы сделали это. — Он показал пальцем на землю. — Мы выбрались, и мы нашли еду. Мы можем просто... остаться.

— Остаться? — повторила я. — Здесь? В каком-то жутком парке и есть ягоды, пока Единый Мир делает жизнь невыносимой для всех, кроме кучки богачей!

Бэзил фыркнул. — О, так ты внезапно стала защитницей всех обездоленных?

— Я имела в виду, то, что я сказала в лагере землеедов. Мы все заключённые, пока у Единого Мира есть власть.

Бэзил вскочил на ноги, и со злостью промаршировал по зелёной траве. — Ты знаешь, всё это так типично для таких, как ты!

Я оказалась рядом с ним. — И что это должно означать?

Он развернулся и прокричал мне в лицо: — До тебя наконец-то дошло, что мир это не маленькое идеальное место с идеальными искусственными цветочками, которые скрывают грязную землю под твоими ногами, и запахами, маскирующими гниение, мельницами, установленными на каждой крыше, производящими воду из разрежённого воздуха,. Нет, вообще-то это ужасное, несправедливое место, где матери скорее купят наркотики, чем бутылку синтамила для ребёнка, а отцы скорее пойдут в тюрьму, потому что они не могут сдержать бушующую в них ярость. И да, кстати, ещё одна новость! Единый Мир это огромный, толстый, мегакорпоративный тиран!

— Но...

— Ты сейчас бесишься и уверена, что ты единственная, кто может спасти всех остальных! То, что ты наконец-то прозрела, Эппл, не значит, что мы обязаны вернуться и подставить свои задницы под удар. Мы выбрались. Мы не обязаны спасать мир.

—Мне казалось, ты всегда хотел именно этого, — ответила я. — Я думала, что восстановление справедливости и спасения мира и есть твой план.

— Нет, это никогда не было моим планом, — ответил он. — Моим планом всегда было выбраться. Уйти. А потом я встретил тебя. Я думал, что наконец-то нашёл того, кто пойдёт со мной.

Я замерла. — Пойдет куда?

— Я не знаю. Туда, куда ушли остальные.

— Какие остальные?

— Ушедшие прочь, — объяснил он мне.

— Но что если у них ничего не получилось? Что если кроме нас здесь никого нет?

— Мы не узнаем, пока не начнем их искать. Единственное, в чём я уверен, это то, что их нет во Внешнем Круге, или во Внутреннем, и нигде, где я пытался искать. Если они сделали это, уверен, что они здесь, и я намерен найти их.

— Но Бэзил, — сказала я, умоляя. — Мы знаем то, чего не знают другие. Прежде чем действительно уйти, нам нужно рассказать всем об этом, чтобы у других тоже был выбор. Это единственная возможность заставить Единый Мир измениться.