— Думаю, не самый худший, — ответил Кузьмич. В этом он ни секунды не сомневался.

— Иван, ей двадцать три, а я давно не мальчик. Плюс травма… — он невесело усмехнулся. — Даже твой чудо-доктор никаких гарантий не дает. Тут, знаешь, или молодая жена или последние годы спорта. Хорошенький выбор!

— Глеб, она ведь не такая, как Марина. Она бы ждала.

— Сколько ждала? — от вопросов начинала болеть голова. Бесполезный спор, сам уже сотни раз взвешивал все за и против, но итог был прежним. — Сколько бы она ждала? Год-два? Видеться с мужем на выходных, а то и реже- ты думаешь это мечта молодой женщины?

— А клуб? Мне казалось, что ей у нас неплохо…

— Иван, ты ведь сам видел, что случилось после падения Лешки… — воспоминания всплыли в памяти. — Это будет не жизнь, а нервотрепка.

— И ты решил, что даже пробовать не стоит! — Кузьмич чуть не грохнул кулаком о стол. — Рассудил за двоих и вынес приговор! Молодец, Булавин, а о ней ты подумал? Что она чувствует, как переживает?

Глеб затравленно посмотрел другу в глаза. Умеет тот добраться до самых болезненных ран. Внутри все сжималось от ярости и отчаянии, но он «машина», его девочка все правильно сказала. Он железная бездушная машина по заколачиванию денег и медалей. Только чего ж так паршиво?

— Мы не так уж и долго были вместе. Она забудет, в двадцать три раны заживают быстрее, — Глеб отошел наконец от инструмента и налил себе выпить. Мысль о том, что рядом с его женщиной вскоре появится другой, пока без хорошей порции виски даже допускать не хотелось. И без разницы, эгоизм это или ревность, в святые он никогда не рвался.

— А твои раны? Неужели так просто вырвать ее из жизни? — невесело усмехнулся инструктор.

— Не трави душу, — мужчина скривился, как от боли.

— Ага! А еще скажи, что ты в нее не влюбился, как пацан!

— Нет, не как пацан… Ты хочешь знать, люблю ли я ее? А я не знаю! Это какая-то дикая смесь из необходимости, привычки и зависимости, когда врозь скучно, а вместе и вечности мало. Я раньше не знал, что так бывает, как не думал, что могу быть счастливым от одного только вида спящей рядом девушки. Она так забавно сопит… А сейчас вот бессонница…

— То-то я смотрю, снотворное хлещешь литрами, — Кузьмич ткнул на пустую стеклотару. — И как, помогает? Ух, видела б тебя Карина…

Булавин не смог сдержать улыбки. Его молоденькая помощница наверняка устроила бы настоящий разнос с лекцией о вреде алкоголя, а потом напоила бы бульоном и уложила спать. Спать… Глаза слипались.

— Знаешь что, — Кузьмич покрутил в руках опустевший бокал. — Я тебе, конечно не советчик, но считаю, ты допустил ошибку. Не исключено, что самую большую в своей жизни.

— Иван…

— Не перебивай, когда старшие говорят! — от усталости сил на долгие разговоры у Кузьмича не осталось. Добраться б до дома. — Травма твоя, ее молодость, парашютизм этот экстремальный — все только страхи. Не верю, что два любящих друг друга человека не способны придти к компромиссу.

— О чем ты говоришь! — Глеб чуть снова не ударил в стену. — Да я лет через десять, когда она по-настоящему расцветет, возможно, буду уже с палочкой ходить.

— А она будет ходить за ручку с детьми! Маленькими очаровательными ангелочками от другого мужчины!

Удар в стену получился громким, даже Дольф предпочел спрятаться за диван от греха подальше. Кто ж их знает, людей этих? То целуются всю ночь, поспать нормально не дают, то стены бьют…

Кровавая капля упала с разбитого кулака на пол, но Булавину легче не стало.

— Иван, решения приняты. Все. Иди домой. Тебе отдохнуть надо, — сказал он. — А у меня работы завтра вагон и маленькая тележка.

На этом он посчитал разговор законченным. Собрал со стола мусор, выкинул в урну недопитый виски и заварил себе чай. Неудобно было все делать левой рукой, но пальцы на правой сгибались с трудом.

Напрасная боль, и легче не стало, и работать неудобно.

Рука в темноте с трудом нашарила выключатель. Щелчок, и в комнате зажегся свет. Старенькие зеленые обои, ночник с цветастым абажуром, полуторная удобная кровать — с детства знакомая комната. Девушка вытерла со лба пот и откинула одеяло. «Все хорошо, все в порядке. Это просто кошмар!» — убеждала она себя. Прошло трое суток с ночи, когда он приснился первый раз, вся жизнь поменялась, а страх до сих пор не отпускает.

Как он там: здоров ли, невредим, как переживает ее отъезд. Может, не стоило бежать? Может, все-таки существовал шанс все изменить? Вопросы не давали покоя. Тесная связь, которая возникла за последнее время, не прерывалась расстоянием или словами. Она оглядывалась на улице, в надежде встретить его, искала ночью рядом с собой мужское горячее тело, и, задыхаясь от слез, засыпала с подушкой в объятьях.

Как же быстро привыкаешь к совместной жизни с любимым человеком! Все кажется естественным, как дышать. Считывать по мимолетному взгляду радость и волнение друг друга при встрече, наблюдать бурю чувств и эмоций, сменяющихся в глазах, во время экстаза, дрожать от легких эротичных прикосновений или хохотать над шутками, понятными только двоим. Ведь ей не приснилось все это! И пускай Глеб не признавался в любви, он каждым жестом и взглядом выдавал себя изо дня в день. Разве будет мужчина без любви так трепетно заботиться и целовать, слово жить без этого не может.

На столе моргнул экраном телефон, надо было выключить его еще тогда, когда сбегала, но нет. Рука не поднялась оборвать и эту нить. Теперь вот мигает. Три дня. И как только батарея не разрядилась? Сколько на нем пропущенных вызовов и сообщений — со счету сбилась, а ответить или прочесть боялась. Всего одно слово, и она, не раздумывая, бросилась бы обратно. И черт с ним с домом, собакой и призрачным будущим! Был бы он и она. Забраться к нему на колени, уткнуться носом в сильную широкую грудь и тихо заплакать. Глеб станет гладить по голове, шептать теплые слова, а потом, не выдержит и сорвется на настоящую близость, подомнет под себя и расскажет обо всем. Пусть телом, а не словами, но искренно и со всей душой.

И зачем только он только все отрицает?

А телефон все моргал, искушая взять в руки и вернуться в прежнюю жизнь.

— Скорей бы ты разрядился… — отчаянно прошептала она.

За стенкой послышались шаги. Видимо в квартире не спалось кому-то еще.

— Карина, к тебе можно войти? — услышала она голос матери.

— Да, мам, — ответила девушка.

Женщина тихонько открыла скрипучую дверь, не хотелось разбудить мужа. Тот в последнее время постоянно на нервах. И не мудрено — какой отец, слыша плач дочери за стенкой, будет оставаться спокойным?

— Милая, что случилось? — мать присела на краешек кровати и обняла дочь.

— Сон плохой приснился… — даже врать не пришлось. — Мамуля, а ты чего не спишь?

— Да… Папа твой опять… Во сне разговаривает, — вздохнула женщина. — Бормочет что-то без остановки, небось, парадом командует.

— А на бок его повернуть?

— Ты смеешься? — улыбнулась мать. — Его из пушки не разбудишь! Впору, как прапорщик на плацу, кричать «На право!».

— Тяжело тебе с папой…

— Не то слово! Он вечно в делах, то учения, то призыв, а ведь еще за соседями надо присмотреть.

— И все равно вы вместе.

— Да разве ж от него уйдешь? — тяжело вздохнула женщина. — Он ведь часть моей жизни со всеми своими полковниками и казармами. Иногда кажется, что все — сил терпеть больше нету, а потом посмотрю на него и отпускает.

— Вы давно вместе, может в этом все дело… — раздумывала девушка.

— Какое там! — усмехнулась мать. — С самого первого свидания все поменялось. Он был тогда молодым красавцем с лейтенантскими погонами, а я выпускницей института. Мы сидели в кинотеатре и держались за руки. Уже тогда я поняла, что все, это навсегда.

— А как же признания в любви, предложение руки и сердца, чувства? — только сейчас Карина поняла, что мать об этом никогда не рассказывала. — Надеюсь, папа делал все правильно?