— С ним все будет хорошо, — как заклинание, обливаясь слезами, повторяла девушка. — Обязательно, все будет хорошо. Боже… Я думала, это Глеб…

Кузьмич с первого взгляда разглядел истерику. Сам еле дышал, так болело сердце, но помощницу было не узнать.

— Карина, сейчас отшлепаю! — он взял девушку за плечи и встряхнул, как невесомую куклу. — А ну возьми себя в руки! Никаких истерик! Сейчас не до того. Булавин в порядке и с Лешкой все будет хорошо, скорость он успел погасить.

— Мне страшно. Очень страшно… — она никак не могла успокоиться. — С Глебом было также?

Инструктор плотно сжал губы. Внутри все клокотало от увиденного и от воспоминаний. Высоте не важно, кто будет новой жертвой, новичок или чемпион. Досадные ошибки, причуды природы, секундное замешательство — ее коварные методы из года в год неумолимо приносили кровавые плоды. Жатва шла всегда и повсюду, как плата за право быть вне законов природы. И любой, возжелавший летать, знал о высокой ставке за свою дерзость.

— Карина, марш в дом! — не выдержал Кузьмич. — И не смей высовываться до прихода Булавина! Не трать мое время! Твой Глеб цел, вот и все, успокойся.

Дальше спорить было бесполезно, и она подчинилась. Так, в одночасье, начавшийся буднично и скучно день обернулся кошмаром.

Несчастный случай спутал организаторам чемпионата все карты. Расследованием причин происшествия занялись сразу, по горячим следам, но опытные участники уже догадывались, что виной всему окажется неправильная укладка обоих парашютов. Спортсмен сам подписал себе приговор, и винить здесь некого.

Скорая прибыла быстро. От шока Лешка ничего не соображал, но доктора знали свое дело и вовремя вкололи обезболивающее. Им еще предстояло узнать, как сильно покалечился пациент, но это уже в больнице. С ними вместе уехал Кузьмич. Перед отъездом Булавин выгреб из кошелька всю свою наличность и отдал инструктору. Уж он то хорошо знал, сколько стоит здоровье.

За окном уже красовался закат, когда в комнату с бутылкой вина вошел Булавин. Карина от радости готова была броситься ему на шею, но Глеб остановил. Сил не было даже на это. Перед глазами до сих пор стояла безрадостная картина с санитарами, стонущим Лешкой и собственным не таким уж далеким прошлым.

— Нам всем надо немного расслабиться, — указал он на вино. — Кузьмич с Ферзем в больнице. Состояние стабильное. Больше мы не можем ничего сделать.

— И ты решил меня споить?

— Умная девочка, — цокнул языком мужчина. — Все понимаешь без лишних слов.

— Не все… — сегодня она стала понимать еще меньше. За короткую минуту прыжки, которые всегда казались утомительным, экстремальным хобби, превратились в смертельно опасное увлечение. Больше никогда это не будет захватывающе и красиво. Никогда, зная истинную цену короткой радости.

Глеб, не говоря ни слова, разлил вино. Бокалов в этом захолустье не было, пришлось наливать дорогой напиток в обычные пластиковые стаканчики. Не важно, сегодня важнее результат. Кузьмич рассказал ему о реакции девушки, впрочем на другую он и рассчитывал. Подобное никого не оставит равнодушным. Даже спина заболела так, будто вспомнила собственное падение.

— Пей, — он подал Карине стаканчик. — Давай, не упрямься. Так надо.

— Глеб, я не хочу пить, как ты не понимаешь? — от отчаяния она схватилась за голову. Весь ужас ночи и дня навалился сейчас с новой силой. Все можно было предотвратить, не рисковать так… но если даже опытный Ферзь ошибся, то никто не застрахован. Никто…

— Карина, тише… — Глеб сделал несколько глотков прямо из горлышка. Нервы были на пределе. — Веди себя спокойно.

— Булавин! О каком спокойствии ты говоришь? — внутри все клокотало. — Молчи, будь спокойна, пей… Как удобно!

Глеб упрямо всунул в ее руку стакан.

— Я не собираюсь сейчас выслушивать твою истерическую ерунду! — ледяной голос, казалось, насквозь прошивает морозными иглами.

— Нет! — Карина оттолкнула вино и стаканчик выпал.

Рубиново-красная лужа мигом растеклась по полу, как свежая кровь. Оба смотрели вниз не мигая. Слишком много красного за один день.

— Господи, какие же вы фанатики! Человек чуть не погиб, но это ничего не значит… Выпить, расслабиться и снова на старт… — прошептала девушка. Язык с трудом ворочался. — Ты как машина…

— Да что ты говоришь! — не выдержав, Булавин взорвался. Доконало все: и день, и кровь, и ее страхи. — Это моя жизнь! Она была такой до тебя и будет такой после тебя! Смирись, малышка! Я не превращусь в ленивого диванного мужа, как тебе, наверное, хочется.

Слезы уже готовы были политься, но Карина лишь шморгнула носом. Сейчас если заплакать, то все, остановиться не получится.

— Мне уже ничего не хочется, — ответила она дрогнувшим голосом. — И никем, тоже не хочется…

— То есть никем? — Глеб зарылся пятерней в собственную шевелюру. — Ты — это ты.

— Да. Помощник руководителя с расширенными функциями, — слова сами сорвались с языка.

— Карина, я не слепой, если ты об этом… — Разговор, который он сознательно откладывал столько времени сейчас, похоже, избежать не удастся. Но почему именно сегодня? Проклятие какое-то. Ведь все было чертовски здорово, впервые за его гребанную жизнь. — Милая моя, большая и светлая — это все сказки! Мне хорошо с тобой, тебе со мной, зачем усложнять?

— То, о чем ты говоришь, называется удобством. И я чертовски удобная дурочка, — девушка закрыла лицо ладонями. Отчего ж так больно? Иллюзорная надежда на то, что все у них изменится, таяла на глазах. — Я не хотела тебя полюбить, тем более полюбить так сильно. Но куда любви до комфорта? Волноваться за тебя, не спать по ночам от кошмаров, молиться тайком, когда твой чертов парашют закручивает от ветра…

— Я не просил волноваться обо мне… — сказал он, а у самого кошки на душе заскребли.

— Прости, но эта опция навсегда включена в комплектацию! — уныло усмехнулась девушка. — Возможно со следующей… тебе повезет больше.

— Карина, о чем, мать твою, ты говоришь? — он поставил бутылку на подоконник, чтобы не швырнуть со злости. Соображать получалось с трудом, а ее в высокие материи потянуло.

Как же женщины любят выяснять отношения. Словно маньяк, который добрался до операционной, могут часами ковырять душу. А душа, между прочим, тоже болит! Она, бедняжка, по половому признаку не отличается и языка не имеет, мучается, а сказать не может. Он на изнанку бы вывернулся, чтобы показать, как много она значит, но слово «люблю»… Однажды оно уже было произнесено, и чем все закончилось? Никаких гарантий, только жизнь здесь и сейчас.

Какая же, по сути, еще молодая и романтическая его очаровательная, нежная девочка.

— Ты прав, — Карина нарушила недолгое молчание. Говорить вдруг стало просто. — Я хотела, чтобы ты был обычным мужем, пусть не диванным, но любящим. Еще хотела человеческий дом и маленьких детишек, похожих на тебя… Смешно? Да, я знаю тебе смешно, но я иначе не умею! Эти три месяца рядом с тобой изменили всю мою жизнь, и что дальше? Тупик!

— Милая… — Глебу захотелось обнять ее, крепко-крепко и держать так, пока это безумие не закончится. — Хоть ты не убивай меня. Не надо. Я все это уже проходил, навечно ничего не бывает, а лучше чем с тобой не было никогда. Лучше иди сюда.

Глеб одним движением сбросил майку и направился к ней.

— Не подходи! — Карина выставила вперед руки. — Пожалуйста. Секс — прекрасный инструмент, чтобы закрыть рот, но и у него есть предел возможностей.

— Ты считаешь, что наш предел уже достигнут? — Булавин не обращал внимание на сопротивление, настойчиво стаскивая с Карины тонкую майку.

— Глеб, ну почему все так? — захныкала она. Мечты рухнули, как сказочный домик. Она все поставила на кон и получила отказ. Теперь остается быть вместе, пока одному не наскучит второй, и ни детей, ни семьи, ни заветного «люблю». — Оставь меня, пожалуйста.

Он замер. Смотрел, как быстро пульсирует жилка на ее изящной шее, вглядывался в широко распахнутые зеленые глаза и проклинал себя. Ведь так просто сказать одно дурацкое слово, он практически сам уже поверил в него, но что затем? Большой дом с лохматой собакой? Выводок детворы и ванильные плюшки по воскресеньям?