Вдоль узкоколейки, с автоматами в руках, выстроился взвод солдат – это было первое оцепление, а всего лишь в нескольких шагах от него, впритык к эшелону, удерживая яростно рвущихся собак, стояло второе.

Солдаты успели изрядно промерзнуть на двадцатиградусном морозе, но, проклиная в душе опостылевший край, въедливых командиров и матерых уркаганов, стойко продолжали нести тяготы срочной службы.

Собаки надрывались от лая, неустанно рвались вперед, как будто хотели искусать стальные колеса локомотива, но строгие хозяева то и дело усмиряли овчарок, охаживая их концами поводков по спине, как нерадивую скотину.

С подножки локомотива, прямо в глубокий снег, спрыгнул молодой розовощекий капитан. Он отряхнул рукавицей приставший к голенищам снег и бодренько поднял руку к ушанке, крепко завязанной под подбородком.

– Здравия желаю, товарищ подполковник. Как видите, прибыли вовремя, ни на минуту не задержались.

– Хвалю, – Беспалый стянул рукавицу и крепко пожал протянутую ладонь. – А то при таком морозе дожидаться, так до пенсии не доживешь.

– Ну вам-то уж грех жаловаться, Александр Тимофеевич! Здоровье у вас медвежье...

– Сколько в эшелоне?

– Немного. Двести пятьдесят душ. Ну и намучился я с ними! Один раз чуть эшелон не перевернули.

– Как же это они так? – усмехнулся подполковник.

– А вот так! Стали бегать от одной стенки вагона до другой, грелись, и так раскачали вагон, что он едва под насыпь не опрокинулся. Сами бы, конечно, угробились, но и солдатиков бы покалечили. Только автоматными очередями и сумели их успокоить. Слава Богу, отмучился. В этот раз, как никогда, устал. Эта компашка, товарищ подполковник, вам сюрпризов еще наприподносит, попомните мое слово.

– А я с ними вошкаться не собираюсь, загоню их сей же час в «сучью» зону – там их пускай научат хорошим манерам!

– Вы, Александр Тимофеич, прямо весь в батю, ничем вас не проймешь. У меня вот так не получается.

– Ничего, капитан, послужишь у меня, и у тебя выйдет: не можешь – научим, не хочешь – заставим.

– Товарищ подполковник, а спирт у вас есть? – осторожно поинтересовался капитан и пояснил: – Вроде и взяли с собой немало – целую канистру, да тут такие морозы пошли, чуть дуба не дали, только спирт и спас. Пили ковшами, как компот, и за два дня весь недельный запас выдули.

– Мне это знакомо, – понимающе хмыкнул Беспалый и довольно похлопал по плечу капитана: – Зайди в сторожку, там тебе плеснут, отогреешься... – небрежно махнул он в сторону крепко сколоченной избы, которая чернела за станционным домиком.

Глаза молодого капитана радостно блеснули, он заговорщицки подмигнул стоящему рядом навытяжку солдатику и, придерживая левой рукой распахнувшуюся шинель, заторопился к избе. На душе у капитана стало покойно. Позади осталась длинная дорога, опостылевшая ответственность за заключенных и бесконечный холод, который не давал вздремнуть ни на секунду. Пусть теперь с этим этапом подполковник Беспалый повоюет. Капитан даже зажмурился. Боже, до чего хорошо, даже представить трудно – впереди его ждет отдых: стакан спиртяшки, банька и теплая мягкая постель, возможно под боком у какой-нибудь бабенки, если Беспалый не пожлобится.

Уже взявшись за ручку входной двери, капитан обернулся и прокричал в мороз – его молодой голос был полон надежды:

– А бабы здесь у вас симпатичные есть? Адресок не дадите?

– Ты к лосихе сходи, может, она и даст, – задорно отозвался довольный лихим командированным Беспалый.

– Нет, я серьезно! Та-а-щ подполковник?

– А если серьезно, то есть неподалеку тут женский лагерь. Но смотри, капитан, чтобы они тебя на части не порвали. Бабы без мужиков звереют. Про отдых тогда забудь. Выспаться не надейся, заставят трахаться до утра. Так что ты подумай хорошенько и хер свой побереги.

– Спасибо, что предупредили, – улыбнулся капитан и уверенно распахнул дверь сторожки. Из глубины комнаты в лицо ему ударили клубы теплого воздуха, запахло салом и жареной картошкой.

«Нет уж, Александр Тимофеевич, – с радостью подумал капитан, – лучше я до утра спать не буду, но ближайший вечерок и ночку обязательно проведу в обществе вольноотпущенной девицы, а уж она-то пусть постарается и крепенькими ручонками и кое-чем еще, что у нее там есть, утолит желание, развеет тоску».

Подполковник Беспалый неторопливо прошел вдоль цепи солдат. Под ногами сердито поскрипывал снег, злобно рычали собаки, предчувствуя большую работу, а солдаты, устав от долгого ожидания и холода, глухо матерились. Они с нетерпением ждали команды, чтобы заняться привычным делом – этапировать зеков в лагерь. Вот тогда начнется настоящий концерт, и уже брань обозленных заключенных будет слышна на всю тайгу.

– В общем так, – строго начал Беспалый, пристально всматриваясь в озябшие лица охраны, – будьте с ними построже. Пусть знают, куда прибыли. Если что не так, можете затравить собаками. Я эту публику знаю. Пресекать любые поползновения к неповиновению. Если что – стрелять на поражение. А теперь открывай! Уголовнички уже заждались.

Металлические засовы поддавались тяжело – примерзли так, что в пору отогревать. А когда наконец они сдвинулись, Беспалый невольно поморщился от лязга.

Из темного проема на стоящих внизу солдат смотрели десятки глаз.

– Шалавы! Это куда же вы нас загнали?! Да здесь же один снег, ебтеть!

– И холод собачий!

– Кончай базар! – уверенно распоряжался круглолицый сержант. – Мать вашу! Всем сесть! Руки за голову! Кому сказано – за голову! Или ты по башке прикладом хочешь?

Выгрузка проходила нервно, даже безголосые первогодки орали так надсадно, будто в муках покидали материнскую утробу. Собаки, чутко улавливая состояние хозяев, вторили им яростным и охрипшим лаем.

Зеки один за другим выпрыгивали на снег, приседали на корточки и, сцепив ладони на стриженых затылках, ждали очередной команды.

– Быстрей! Быстрей! – раздавалось отовсюду.

– Начальник, не гони лошадей. Мы уже приехали, и нам спешить некуда! – рассерженно огрызнулся высокий уголовник лет пятидесяти. Телогрейка на нем была явно с чужого плеча – широкая, с длинными рукавами, а на голове – затертый малахай.

– На морозе торчать хочешь? Будет тебе мороз, можешь не сомневаться!

– А ты нас не пугай, начальник, мы к неудобствам привычные. Это тебе ляльку под бок подавай, а нам и в карцере тепло будет. Вон морозили нас всю дорогу.

Сержант заметил у говорившего в самом углу рта золотую фиксу: она вспыхнула ярким солнечным бликом и тут же погасла под брезгливой губой.

Сержант уже вздернул автомат, чтобы прикладом пригасить мятежный огонек, но, увидев злые глаза блатного, неторопливо опустил ствол – зек принял бы удар со стойкостью. Он был как раз из той непонятной породы людей, которые, когда их пытают костром, просят сделать им побольше, дескать, получай удовольствие, харя, мучай, чтоб тебе потом было неладно на том свете.

– Смотри, как бы челюсть свою на снегу не оставил, – строго предупредил сержант, но бить не посмел.

Зеки сидели на корточках вблизи вагонов и с опаской озирались на собак, которые яростно гавкали им в лица.

Подполковник Беспалый шел вдоль эшелона, внимательно всматриваясь в прибывших. Физиономии некоторых были ему знакомы. Не первоходки прибыли, отметил он про себя, но останавливаться не стал.

– Заканчивай разгрузку, Федор, – коротко бросил Беспалый подоспевшему старшему лейтенанту Сушкову, совсем еще мальчишке, прибывшему на службу пару месяцев назад из Ростова-на-Дону.

Молодой старлей лихо козырнул и отрапортовал:

– Стараемся, товарищ подполковник, только ведь все они с гонором, каждый себя важной птицей мнит. Выкуриваем из вагона, словно пчел из ульев. А они делают вид, что не спешат.

– Ну тогда дым здесь не поможет, Федя, – очень серьезно заметил Беспалый. – Ты знаешь, как ковбои объезжают мустангов?

– Нет, – почти виновато отвечал старший лейтенант. Он был сердит на себя: никогда не угадаешь, какой вопрос вертится в голове у начальства. Федор Сушков уже давно заметил любовь подполковника к подковыркам и шуточкам и потому всегда старался держаться настороже, чтобы не попасть впросак.