- Хорошая квартира, - говорит он дружелюбно. Дружелюбно, потому что квартира совсем нехорошая.

- Мы сделали все, что могли с хламом моей мамы. Однако, некоторые вещи видели и лучшие времена, - я смотрю на большой коричневый диван. - Думаю, мама купила этот диван, когда мне было еще лет 10.

- У меня такой же. Когда мои родители... - он смолкает, выглядя болезненно.

- Когда они что?

Дрю откашливается, наклоняя голову, он чешет свой затылок.

- Гм, когда они умерли.

Мои внутренности будто встряхивает, от чего бросает в жар.

- Твои родители мертвы? - конечно же мертвы, он только что сказал это, идиотка. - То есть, черт, Дрю, мне жаль. Я не знала.

Уголок его губ приподнимается в слабой попытке улыбнуться.

- А откуда тебе было знать?

- Это вероятно, одна из тех вещей, которая всем о тебе известна, верно?

- Возможно. Но мы оба знаем, что ты не следишь за моей жизнью или за футболом, - кажется, что он говорит это с неким облегчением.

- Так ты, - говорю я, пытаясь, чтобы мой голос не дрожал, - отправился жить с бабушкой и дедушкой или с родственниками?

Он снова тянется рукой к затылку.

- Нет. У меня никого нет. Были только я и мои родители.

Господи. Все, о чем могу сейчас думать, так это о том, что парень - сирота. Одинок по жизни. И посмотрите, чего он достиг. Но с другой стороны, это не мое дело, чтобы ощущать сейчас гордость и восхищение его успехами. Тем более если я выскажу это вслух, то покажусь ему снисходительной.

- Дрю, мне правда жаль, - говорю я. - Это отстойно.

- Ага. Отстойно, - он не смотрит на меня.

- Как... - я морщусь. - Не обращай внимания.

- Нет ничего плохого в любопытстве, - из него вырывается короткий смешок. - Это случилось летом, после моего окончания школы. Они путешествовали в Колорадо. Был внезапный паводок и... ну и это случилось... я не знаю точно как. То есть, кто, черт возьми, может досконально разбираться в подобных вопросах?

Никто. Я хочу обнять его так сильно, что руки начинают болеть. Но не думаю, что Дрю бы высоко оценил этот жест. Если бы я была на его месте, то восприняла бы это как жалость. Делая вид, что его заинтересовало что-то на кухне, Бэйлор отводит взгляд.

- Так я могу получить свой напиток?

- Конечно, - выкрикиваю я от изумления и направляюсь к холодильнику. - Верно.

Бэйлор прислоняется бедром к барной стойке.

- У нас есть, - я открываю дверцу и заглядываю внутрь, - одна Голубая лагуна, бутылка воды, белое вино и апельсиновый сок.

- Я выберу воду, - и тут у него громко и нетерпеливо урчит живот. Румянец заливает щеки парня, а его губы изгибаются. - Прости.

- Голоден? - спрашиваю я, приподымая одну бровь.

- Почти всегда, - он даже не пытается обыграть данную фразу как игру слов. Но тем не менее, это выглядит именно так. Возможно, потому что я не могу быть в одной комнате с Дрю Бэйлором и не думать о сексе. Но я беру себя в руки, снова открываю холодильник и роюсь в нем.

- Ладно, есть чизкейк, два кусочка сатэ из курицы, йогурт, хотя на самом деле его не стоит трогать, иначе Айрис нас убьет...

У меня за спиной Бэйлор открывает бутылку с водой и делает большой глоток, а затем заглядывает в холодильник через мое плечо.

- Айрис? Твоя соседка, верно?

- Она самая, - каждый мускул моего тела напрягается от его непосредственной близости. Но я себя успокаиваю. - Она готова избить каждого за свой греческий йогурт.

- Ах.

- А ну и еще... - я заглядываю под алюминиевую крышку, - ... ооо шашлык.

- У вас была вечеринка или что-то в этом духе? - его руки упираются в края дверцы, блокируя меня с обеих сторон, от чего я чувствую себя странно защищенной.

- Это с концерта. По сути, одна из причин, по которой я устроилась работать в отдел кэйтеринга(отрасль общественного питания, связанная с оказанием услуг на удаленных точках- прим.пер.), так это возможность забирать домой остатки еды с фуршетов. Мы с Айрис экономим на этом кучу денег.

Глаза Бэйлора немного прищуриваются.

- Уверен, ты - соседка-мечта каждого спортсмена.

 Я не спрашиваю, относится ли это к нему самому, просто поворачиваюсь обратно к холодильнику.

- Ну? Так что ты будешь?

- Ты правда собираешься меня накормить? - он выглядит удивленным.

- Конечно, собираюсь, - я нервно переступаю с ноги на ногу. - Или ты не хочешь? - потому что я могу забрать свое предложение обратно. Могу просто отвести его в свою комнату и...

- Нет, то есть, да. Я хочу, - сейчас Бэйлор окончательно заливается краской. - Черт. Еда. То есть...

Я смеюсь.

- Я знаю, что ты имеешь в виду.

Он стонет и щипает себя за переносицу.

- Просто дай мне шашлык.

Все еще смеясь, я достаю контейнер и пачку яиц.

- Ладно, но я не стану его разогревать. Мне нравиться думать об объедках как о сырье для новых блюд.

Его самоуничижение в миг растворяется, и Дрю вновь прислоняется к барной стойке.

- Так что ты приготовишь для меня, Джонс?

- Фриттату, - я хватаю маленький кусочек гауды, который у нас вообще-то остался с вечеринки. - С сыром.

- Звучит восхитительно.

На удивление, просто и забавно находиться на кухне с Дрю Бэйлором. Он помогает мне снять мясо и овощи с шампуров, а затем я измельчаю все это, а Дрю в это время трет сыр.

- Ты умеешь готовить, - замечает он, когда я начинаю нарезать кусочки шашлыка. Запах лука и говядины наполняет воздух.

- Я много чего умею, - я взбиваю в миске яйца и выливаю их на сковороду. - Я выросла лишь с мамой, так что помогала ей, чем могла.

Четыре поколения назад, семья моей матери иммигрировала в Джорджию, а не в Нью-Йорк, где уже обитали их остальные итальянские родственники. Но мой отец был чистокровным ирландцем и буквально только сошел с трапа самолета, как повстречал мою мать. На фотографии он выглядит как обычный мужчина с молочной кожей и с ярко-рыжими волосами. Я же будто воплощение их слияния: моя кожа - это смесь бледной, цвета слоновой кости, и загорелой кожи, к тому же у меня по телу есть веснушки, плюс темно-зеленые глаза и темные рыжие волосы.

В действительности на данный момент я практически ничего не помню об отце. Со временем человек будто выцветает в вашей памяти. К сожалению, это не мешает ранам гноиться и проникать глубоко под кожу.

- Настоящий повар здесь - это Айрис, - говорю я. - Она словно пятое поколение мексиканско-американского слияния, и ее семья владеет тем обалденным рестораном в Таксоне.

Дрю наблюдает за мной, пока я переворачиваю яйца.

- Что случилось с твоим отцом? - он произносит это тихо. Потому что как никто другой знает, что мой ответ может быть крайне нехорошим.

Верно? Я стала довольно нечувствительна ко всему, что связано с отцом. Ну, до тех пор, пока не приходиться об этом говорить. В горле появляется знакомый ком боли. Я игнорирую его и пожимаю плечами.

- Уехал, когда мне было семь.

Бэйлор смотрит на меня. А я концентрируюсь на разбрасывании сыра по полуготовым яйцам и переворачивании всего омлета целиком.

- Смотри, - говорю я, - через минутку у нас будет фриттата.

Мой голос полон притворного энтузиазма, но в тоже время довольно неровный. Мне вообще не следовало говорить. Не следовало готовить для него. Это всего лишь интрижка, а не какая-то послешкольная откровенность. Но уже слишком поздно. Дрю все еще наблюдает за мной, понимающим взглядом.

- Почему он уехал? - мягко спрашивает Бэйлор.

Я вытягиваю две тарелки и вилки.

- Это хреновая история.

- Я рассказал тебе свою хреновую историю, - он ставит тарелки и кладет вилки на стол, одну возле другой. - К тому же, я отлично умею слушать.

Хотя его задача состоит в отдачи приказов и быстром мышлении, есть что-то успокаивающее в поведении этого парня и уверенной силе, от чего мне хочется открыться перед ним.

- Когда мне было семь, - говорю я, - мой отец сказал матери, что он не может справиться с отцовством, что я была для него слишком большой обузой, вечно плачущей и требующей внимания, - моя улыбка практически незаметна, словно вот-вот исчезнет вовсе. - Это его слова.