— Да, — кивнул головой Митчелл. — Мальчик. Я думал, ты знаешь.

— Для мальчика мы уже подобрали несколько имен, а для девочки нет, — прошептала она, чувствуя, как глаза ее застилают слезы. — Помнишь, ты хотел назвать его Лоренсом?

— Рэйчел, прошу тебя, не надо.

— А мне ужасно нравилось имя Макензи...

— Ради бога, Рэйчел, пожалуйста...

— И тогда все звали бы его... — ком в горле мешал ей говорить, — Мак...

Она зажала рот руками, пытаясь сдержать рыдания. Но тщетно.

— Его звали бы Мак, а ему бы это не нравилось, — выпалила она и залилась слезами.

Немного успокоившись, она промокнула нос бумажным платком и взглянула на Митчелла. Он отвернулся, опустив голову на руки, но даже сквозь слезы она разглядела, что плечи его сотрясаются от рыданий. Она ощутила внезапный прилив пронзительной нежности к нему.

— Бедный мой, милый мальчик... — прошептала она.

— Мне так жаль. Я не должен был... — всхлипывал Митчелл.

— Нет, любимый мой, нет. Ты ни в чем не виноват. — Она поманила его к себе. — Иди сюда. — Он затряс головой, упорно отворачиваясь от Рэйчел. — Тебе нечего стыдиться. Тебе тоже нужно поплакать.

— Нет, нет, — бормотал Митчелл. — Я не должен плакать. Я должен быть сильным. Должен поддерживать тебя.

— Иди ко мне, — улыбнулась она сквозь слезы. — Пожалуйста.

Он нерешительно повернул к ней свое покрасневшее, все в слезах, лицо. Рот его жалко кривился, а подбородок дрожал.

— Господи. Господи, Господи. Почему это случилось именно с нами? Чем мы провинились?

Он напоминал несчастного ребенка, который не знает, за что его наказали, и обижен на несправедливость.

— Дай мне тебя обнять, — сказала она. — Я хочу тебя обнять.

Он подошел к ней, и она привлекла его к себе. От него пахло потом, несмотря на свежую рубашку. Даже аромат его одеколона пропитался горечью.

— Почему это случилось, почему, почему? — повторял он, словно заведенный.

— Не знаю, — вздохнула она.

Она уже не винила себя в смерти ребенка, и все же ей было мучительно стыдно. Все это время Митчелл страдал, изо всех сил сдерживаясь в ее присутствии, а она предпочитала не замечать этого. Но теперь, глядя на него сквозь слезы, она с болью увидела последствия его глубокого, неподдельного горя: на висках его засеребрились первые седые волоски, под глазами легли темные тени, а уголки рта потрескались и воспалились.

— Бедный мой, бедный мальчик, — шептала она, покрывая поцелуями его волосы.

Он уткнулся лицом ей в грудь и снова разрыдался, они долго не могли унять слез и сидели, покачивая друг друга в объятиях.

Жизнь постепенно возвращалась в свое русло. Рэйчел больше не ощущала себя одинокой в своем горе. То, что Митчелл переживал утрату так же сильно, как и она, послужило ей самым большим утешением. Теперь они могли плакать вместе, и не раз случалось, что неосторожное слово, произнесенное кем-то из них, вызывало у обоих горькие воспоминания и глаза их одновременно наполнялись слезами. Темнота, окружавшая Рэйчел, уже не казалась столь непроглядной — как ни велика была ее печаль, она знала, что со временем острота ее притупится и жизнь вновь вступит в свои права.

Увы, от мыслей о ребенке им пришлось отказаться: доктор Ваксман со всей определенностью заявил, что Рэйчел больше нельзя иметь детей. А если она все же забеременеет, беременность придется немедленно прервать, чтобы предотвратить пагубное воздействие на ее организм.

— Но ведь я же здорова! — воскликнула она, когда доктор сказал ей об этом. — Вы сами говорили, что я совершенно здорова.

— Вы здоровая женщина и будете таковой, если не забеременеете, — пожал плечами доктор. — Беременность — вот единственное, что вам противопоказано. Вы можете усыновить ребенка...

— Не думаю, что семья Гири сочтет эту идею удачной.

Доктор слегка вскинул бровь.

— Полагаю, сейчас вы излишне ранимы и многое видите в искаженном свете, — заметил он. — Учитывая то, что вы пережили, это более чем простительно. Но уверен, если вы поговорите с Митчеллом, его матушкой или даже со стариком относительно усыновления, то будете приятно удивлены. Думаю, они с готовностью пойдут навстречу вашему желанию. Как бы то ни было, все это — дело будущего. А сейчас вам необходимо позаботиться о себе. Митчелл сказал, вы хотите пожить в старом загородном доме его отца?

— Да, очень.

— Прекрасное место, пожалуй, самое красивое во всем штате. Я сам подумываю поселиться там, когда удалюсь на покой. Моей жене там вряд ли понравилось бы, но теперь, когда я потерял ее...

— О, мне так жаль. Давно она умерла?

Неизменная любезная улыбка сползла с лица Ваксмана.

— В прошлый День благодарения, — сказал он. — У нее был рак.

— Мне так жаль, — повторила она.

Он горько вздохнул.

— Не думаю, Рэйчел, что сейчас вы расположены выслушивать банальности, да еще от такого старого перечника, как я, но все же скажу: вам дана только одна жизнь, и никто не проживет ее за вас. И вы должны решить, чего же вы хотите от этой жизни, — говоря это, Ваксман не сводил с нее внимательного взгляда. — Да, так случилось, что одна из дверей оказалась навсегда закрытой перед вами. Это грустно, но с этим надо смириться. Тем более что вокруг множество других дверей. И перед женщиной, занимающей такое положение, все они готовы распахнуться настежь. — Доктор наклонился к ней, его отвислый подбородок слегка подрагивал. — Но прошу вас, пообещайте мне одну вещь.

— Какую?

— Не идите по стопам Марджи. Мне больно видеть, как она год за годом загоняет себя в могилу. — Доктор вновь тяжело вздохнул, — Простите, — оборвал он себя. — Пожалуй, я наговорил лишнего.

— Нет, — возразила Рэйчел, — Вы сказали мне то, что нужно. И как раз вовремя.

— Я не всегда был такой грустной старой вороной. Но, потеряв Фэй, я стал воспринимать мир в ином свете. Поверите ли, мы ней были вместе сорок девять лет. Познакомились, когда ей было шестнадцать. Всю жизнь были неразлучны. А теперь ее нет рядом. Поневоле начинаешь видеть все не так, как прежде.

— Конечно...

— Я признался одному из своих коллег, что после смерти Фэй чувствую себя как человек, которого запустили в космос.

И вот он глядит оттуда на то, что всегда считал прочным и постоянным, и видит лишь маленький голубой шарик посреди пустоты... такой беззащитный, такой уязвимый.

Взгляд доктора становился все более рассеянным, казалось, он уже не замечал Рэйчел. Она же, заглянув в его глаза, увидела в них такую тоску и одиночество, что внутри у нее все мучительно сжалось.

— Вы еще будете счастливы, — пробормотал доктор, словно очнувшись. — Вы славная девочка, Рэйчел. И вы заслужили счастье. Поступайте, как подсказывает вам сердце, а если Гири будут этому противиться — бегите от них прочь.

От этих неожиданных слов у нее перехватило дыхание.

— Но если вы скажете, что я вам это сказал, мне придется заявить, что на меня возводят напраслину, — с улыбкой продолжал доктор. — Видите ли, я надеюсь, что Кадм подарит мне небольшой участок земли — в благодарность за то, что я так хорошо заботился о его драгоценном здоровье и здоровье его семьи.

— Я замолвлю за вас словечко, — пообещала Рэйчел на прощание.

Бывают случаи, когда беллетрист и беспристрастный летописец, соединяясь в одном лице, не только не помогают, но, напротив, мешают друг другу. Например, сообщи я вам с самого начала, что главной причиной развода Митчелла и Рэйчел стала потеря ребенка, предшествующие главы окончательно утратили бы смысл. Тем не менее я льщу себя надеждой, что, несмотря на все свои писательские ухищрения, все же представил факты в истинном свете. И, начав свой рассказ с утверждения, что одно, пусть даже самое прискорбное, событие не может повлечь за собой разрыв между супругами, я по-прежнему не изменил своего мнения. Если бы ребенок благополучно появился на свет, брак Рэйчел и Митчелла, возможно, сохранился бы дольше, но рано или поздно они все равно расстались бы. Угроза их семейному благополучию возникла еще до того, как Рэйчел забеременела, а смерть ребенка лишь ускорила развязку.