Окончательно лишил ее надежд Симон. Он появился, когда день клонился к закату, сухо кивнул и молча принялся собирать и складывать в дорожный баул вещи Ричарда.

Элен обреченно наблюдала за его действиями.

— Он… покидает Гуинлин?

Симон пожал плечами:

— Не имею понятия, мадам! Он лишь поручил мне убрать отсюда его вещи.

— Симон! Что мне делать? — сдавленным от подступа-ющих слез голосом спросила она.

— Вы уже сделали все, что могли! Вы его предали… опозорили, выставили на посмешище. И страшно даже подумал», что сделает с ним король, если до него дойдет слух об этом раньше, чем мы вернем негодяя на его место в подвале.

— Я не предполагала, что все так обернется, — жалобно произнесла Элен. — Жизнь человека была на волоске. Человека, который мне дорог.

Юноша презрительно скривил губы:

— Более дорог, чем Ричард?

С горячечной настойчивостью ома принялась втолковывать Симону:

— Никто не дорог мне так, как Ричард. Но человек, которого вы зовете Рыжим Лисом, был моим другом детства. Он заботился обо мне, охранял, множество раз рисковал ради меня жизнью. Разве я могла отвернуться от него в самый страшный момент? Разве ты поступил бы так, Симон? Или Ричард?

Симон не ответил, но по его лицу и движениям можно было догадаться, что ослепляющий его гнев несколько угас. Идея преданности долгу, своему господину, соратнику по оружию, была близка его душе, нашла в нем отклик.

— Скажи мне, — мягко попросила Элен, — как он?

Несколько мгновений Симон колебался.

— Неважно, — наконец признался он. — Он все больше молчит… о вас вообще отказывается говорить. Вы его глубоко ранили. леди Элен.

— Я знаю, Симон. Я бы очень хотела хоть как-то облегчить его боль, но он не желает видеть меня. Не дает мне возможности объяснить… почему я так поступила. Не попросишь ли ты его прийти сюда? Не передашь ли мою просьбу?

— Нет, — нахмурившись, произнес Симон.

— Я сочинила послание. Там изложена вся правда. Сделай так, чтобы он увидел мое письмо.

Симой после некоторого раздумья кивнул.

Элен судорожно схватила со стола исписанные листки, сложила. Капнула горячим сургучом, запечатала, передала Симону. Тот спрятал его в баул среди одежд Ричарда. Она почувствовала великое облегчение. Хоть что-то ей удалось. Ричард, несомненно, прочтет послание и поймет. И простит. Элен старательно отгоняла мысль о том, что Ричард может и не простить ее.

Но через час Симон явился вновь. В руке он держал тот же пергаментный свиток, массивная печать была не тронута.

Какая-то струна оборвалась в ней. Слезы потекли ручьями из глаз Элен. Ее не заботило, что Симон наблюдает за ней. Ее уже ничто не заботило.

— Я сожалею… — Симон сам был огорчен. — Ричард не пожелал читать ваше послание.

— Но что-нибудь просил передать?

— Нет… Ничего.

— Милорд! Этот уэльсец вес спрашивает, когда его к вам допустят.

Ричард с раздражением взглянул на слугу.

— Я уже сказал — пусть ждет! Разве ас понятно?

— Понятно, милорд, но тогда был полдень, а сейчас уже время ужина. Я подумал, что вы забыли…

Ричард встал и принялся раздраженно вышагивать по кабинету. Он не желал встречаться с Оуэном. Он вообще видеть не хотел никого из этих проклятых уэльсцев. Все она сплошь безумцы и неисправимые фанатики. Он был бы рад. если б вся их свора, включая и его жену, скопом отправилась в преисподнюю.

— Скажи, что у меня нет для него времени ..

— Вам бы стоило уделить мне время!

Ричард вздрогнул, обернулся. Оуэн уже проник в комнату. Его приземистая, почти квадратная фигура маячила на пороге. Лицо старого солдата было непроницаемо, словно он был в маске. Сумасшедший… как и все остальные его соплеменники! У Ричарда мозг вскипел от ярости.

— Ты осмелился войти без разрешения?!

Слуга благоразумно выскользнул вз кабинета.

Оуэн уступил ему дорогу и занял прежнее место в дверях. Гнев Ричарда никак не затронул его.

— Я не могу бесконечно ждать в прихожей, когда благополучие моей госпожи под угрозой.

— Твоей госпоже дьявольски повезло, что она еще жива.

Оуэн не моргнул глазом, но Ричард, неведомо как, ощутил опасность, исходящую от этого человека, и, сам того не желая, сбавил тон:

— Твою леди никто и пальцем не тронул. Твои тревоги напрасны. Впрочем, ты прекрасно знаешь, что я не творю расправы над женщинами.

— Не об этом говорят в деревне. Слух прошел, что она больна.

— Так развей этот слух! — воскликнул Ричард. — Она здорова. Ее содержат в роскоши и ни в чем ей не отказывают.

— Но вы отказываете ей в свидании с вами. — Да.

— Вы не хотите ее видеть?

— Да, не желаю.

— Тогда я сам увижусь с ней. Я не допущу, чтобы она платила по чужим счетам!

Ричард прибег к оскорблениям, чтобы пробить броню, надетую на себя Оуэном:

— Она платит за то, что поступила как коварная шлюха… за то, что в ней дурная уэльская кровь.

Оуэн не поддался на оскорбления, лишь в глазах его вспыхнул угрожающий огонек. Он поправил Ричарда:

— …за то, что она женщина, сохранившая верность тем, кого любит.

«Тем, кого любит!»

Не было слов, которые могли бы с большей жестокостью разбередить свежую рану. Элен его не любила! Ее истинным возлюбленным был этот сбежавший из плена уэльсец! А Ричард слепо верил в ее любовь, видел лишь то, что хотел видеть, несмотря на все предупреждения от прозорливых людей, от самого короля.

Обида его была так велика, что мгновенно костер, бушевавший внутри, подернулся золой.

— Ты услышал от меня, что она в порядке. Теперь убирайся!

— Народ в Руслине не позволит причинить ей вред. Знай это!

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, но говорю, как обстоит дело. Чтобы милорд принял это к сведению.

— Бог ты мой! — взвился Ричард, едва не поддавшись приступу безумного хохота.

Он, минуя Оуэна, проскочил в дверную арку и огласил коридор криками, созывая слуг. Слуги явились, среди них и трепещущая в страхе горничная леди Элен.

— Как дела у твоей госпожи?

— Что вы… имеете в виду, милорд.

— Как она? Сидит ли? Ходит ли? Ест ли? — выкрикивал он в раздражении. — Как она, черт возьми, поживает?

— Не… очень хорошо, милорд, — с дрожью в голосе призналась девушка. — Она отведала лишь чуть-чуть сыра с хлебом и отказывается от всего остального. При виде пищи ей становится дурно.

— Притворяется, — заключил Ричард. Девушка набралась храбрости и возразила:

— Я так не думаю, милорд.

— О том, что ты думаешь, я не спрашиваю. — Ричард отослал горничную, а затем обратился к Оуэну: — Хорошо, я с ней повидаюсь. Посмотрю, что за представление она для меня приготовила. Только Господь знает, сколько у нее в запасе фокусов. — После паузы с явной неохотой выдавил из себя обещание: — Если она и впрямь больна, я пошлю за тобой.

Оуэн в ответ слегка склонил голову:

— Об этом я и пришел просить вас.

Он направился к двери. Безусловная преданность его, как и прочих уэльсцев, госпоже Элен и решительность, с которой он предстал перед разгневанным английским лордом, не побоявшись взять под защиту преступницу, пробудили в Ричарде смешанные чувства. Да, уэльсцы лживы, коварны.

кровожадны, но им не чужды понятия о чести, долге, взаимовыручке.

— Ты на многое готов ради Элен?

Лицо Оуэна внезапно словно почернело.

— Да… на мою беду.

Ричард нахмурился. Он был почта убежден что этот человек и есть Рыжий Лис. Во всяком случае, до того, как в Бофорте уэльсцы учинили массовую резню. Его подмывало задать Оуэну прямой вопрос, чтобы избавиться от сомнении, но он боялся, что получит от уэльсца честный ответ, в тогда ему придется поступить согласно своему долгу.

— Я схвачу Лиса. Непременно поймаю, — пробормотал Ричард тихо, но так, что Оуэн его услышал. — Ты это знаешь.

— Знаю, милорд.

— Мы узнали его настоящее имя. Приметы его известны. Дилан обязательно допустит ошибку, и я этого дождусь.

— Дилан глуп, — мрачно согласился Оуэн. — Он никак не поймет, что войне конец.