— Не беда. Вы объясните переключение скоростей.

Пока его ребята вытирали пыль, проверяли мотор и наполняли бак бензином, Джим мне все объяснил. Когда индеец вышел из конторы и сел сзади, там, где по-моему, он и должен был сидеть, мотор у меня был уже на ходу.

— Он говорит, что знает, как водить машину, — сказал индеец Джиму Льюису. — Он знает это инстинктом, я верю ему.

— За Арама не беспокойтесь, — сказал Джим. — Он хорошо водит. Расчистите дорогу, ребята, освободите ему место.

Я медленно развернул большую машину, переключил скорости и вылетел из агентства со скоростью пятьдесят миль в час. За мной бежал Джим Льюис и кричал:

— Эй, полегче, не жми на всю скорость, пока не выберешься на шоссе. Скорость для города — двадцать пять миль в час.

Индеец и бровью не повел, хотя я порядком его растряс.

Но я делал это не нарочно. Я просто плохо себе представлял, что такое эта машина и как с ней справляться.

— Ты прекрасно водишь, Вилли, — сказал индеец. — Совсем так, как я предполагал. Вы, американцы, рождаетесь с инстинктом на технические новинки, вроде этой.

— Минут через пятнадцать мы будем в Мендоте, — сказал я. — И вы увидите, как здорово там ловится рыба.

— Сколько до Мендоты?

— Около тридцати миль.

— Тридцать миль — слишком большое расстояние, чтобы проехать его за пятнадцать минут. Считай лучше час. Тут будут красивые места, которые мне хотелось бы рассмотреть.

— Ладно. Но главное для меня — это поудить рыбу в Мендоте.

— Ну что ж, — сказал индеец. — Если тебе так хочется, можешь на этот раз ехать быстро, а как-нибудь в другой раз поедешь медленно, так чтобы я мог полюбоваться видами. А то все так и проносится. Я даже вывески не успеваю прочесть.

— Хотите, я и сейчас поубавлю скорость?

— Нет, езжай, как получается.

До Мендоты мы добрались за полчаса. Я мог показать и лучшее время, если бы не грязь на большей части дороги.

Я пригнал машину прямо на берег реки. Индеец спросил, знаю ли я, как опускается верх, чтобы можно было смотреть из машины, как я ужу. Как опускается верх, я не знал, но все же опустил его. На это у меня ушло двадцать минут.

Я удил рыбу три часа, дважды плюхался в реку и поймал наконец одну маленькую рыбешку.

— Ты не знаешь первейшего условия рыболовства, — сказал индеец.

— А разве что-нибудь было не так?

— Все было не так. Ты когда-нибудь раньше удил?

— Нет. Что же я делал неправильно?

— Особенных ошибок ты не допускал. Только удишь ты примерно с такой же скоростью, с какой гонишь автомобиль.

— Это плохо?

— Не очень, но только эдак мало что выудишь и к тому же не раз плюхнешься в реку.

— Я не плюхался, это рыбы тащили меня за собой. Они ужасно сильно тянут. Да и трава страшно скользкая. Просто не за что уцепиться.

Тут мне попалась еще одна рыбка. И я осторожно вытянул ее. Потом спросил, не пора ли нам ехать домой.

— Если хочешь, вернемся, — сказал индеец.

Я убрал свое снаряжение вместе с двумя рыбками, сел за руль, и мы поехали в город.

Я водил большой «паккард» этого индейца из племени оджибвеев по прозвищу Локомотив 38 все время, пока он жил во Фресно, то есть в течение всего лета. Жил он все время в отеле. Я попытался научить его водить машину, но он сказал, что об этом не может быть и речи. Целое лето гонял я «паккард» по долине Сан-Хоакин с индейцем на заднем сидении, который сжевал не то восемь, не то девять пачек жевательной резинки. Он позволял мне ехать куда мне заблагорассудится, поэтому я выбирал места, где можно удить рыбу или поохотиться. Он утверждал, что я ничего не смыслю ни в ужении, ни в охоте, но ему приятно видеть, как я стараюсь. За все время, что я его знал, он ни разу не засмеялся, кроме одного случая. Это было, когда из 12-калибрового ружья с ужасной отдачей я выстрелил в зайца и убил ворону. Он все твердил мне тогда, что так оно для меня и нормально — выстрелить в зайца, а убить ворону.

— Ты типичный американец, — сказал он. — Иначе разве ты свыкся бы так с этой огромной машиной.

Однажды в ноябре в город приехал его брат и, зайдя на следующий день за ним в отель, я узнал, что он уехал в Оклахому.

— А где «паккард»? — спросил я.

— Они его забрали, — ответил служащий отеля.

— Кто же повел машину?

— Индеец.

— Оба они индейцы. Который из братьев?

— Тот, что жил у нас.

— Вы уверены?

— Я только видел, как он сел в машину на переднее сиденье и уехал. Вот и все.

— Вы хотите сказать, что он умел переключать скорости?

— Похоже, что так, — сказал служащий. — По мне, он был опытный водитель.

— Благодарю вас.

На обратном пути домой я нашел всему объяснение. Индеец заставил меня поверить, будто он не умеет водить, чтобы я мог гонять машину и получать удовольствие. Он был просто-напросто молодой человек, которого занесло к нам в город со смертельной скуки или еще с чего, и он воспользовался случаем поразвлечься с мальчишкой, тоже смертельно скучавшим в своем маленьком городке. Вот единственное объяснение, какое я нахожу, если не принять всеобщей теории насчет того, что он был сумасшедший.

Как-то раз мой дядя Мелик собрался в путешествие из Фресно в Нью-Йорк. Перед отъездом зашел к нему его дядя Каро и рассказал об опасностях путешествия.

— Когда ты сядешь в поезд, — сказал старик, — осмотрительнее выбери себе место, садись и не глазей по сторонам.

— Хорошо, сэр, — ответил мой дядя.

— Как только тронется поезд, в проходе появятся двое мужчин в униформе и попросят предъявить билет. Не обращай на них внимания. Это мошенники.

— А как я это узнаю?

— Узнаешь. Ты не ребенок.

— Да, сэр.

— Не проедешь ты и двадцати миль, как к тебе подойдет добродушного вида молодой человек и предложит сигарету. Скажи ему, что ты не куришь. Сигареты будут с наркотиками.

— Да, сэр.

— Когда ты пойдешь в вагон-ресторан, прелестная молодая особа столкнется с тобой умышленно и чуть в объятия не заключит. Она станет рассыпаться в извинениях и будет очаровательна, и у тебя возникнет естественный порыв завязать с ней знакомство и подружиться. Подави свой естественный порыв и иди обедать. Эта женщина — авантюристка.

— Кто? — спросил мой дядя.

— Шлюха! — заорал старик. — Ты иди себе и обедай. Выбирай еду получше, и если вагон-ресторан переполнен, а за столом напротив сидит хорошенькая молодая женщина, то не смотри ей в глаза. Если она заговорит, притворись глухим.

— Хорошо, сэр.

— Притворись глухим, — продолжал старик. — Вот единственный выход из этого.

— Из чего?

— Из всего этого безобразия. Я сам путешествовал. Я знаю, что говорю.

— Да, сэр.

— И больше об этом ни слова.

— Да, сэр.

— Ни слова больше. С этим покончено. У меня семеро детей. Я жил в достатке и праведно. У меня была земля, виноградники, много скота и деньги. Нельзя иметь все сразу.

— Да, сэр.

— На обратном пути от ресторана к своему месту ты пройдешь через вагон для курящих. Там будет в самом разгаре карточная игра. Игроки, трое немолодых людей с дорогими на вид перстнями на пальцах, любезно поздороваются с тобой, и один из них пригласит присоединиться к ним. Скажи им, что не понимаешь по-английски…

— Да, сэр.

— Это все.

— Большое спасибо, — сказал мой дядя.

— Вот что еще, — сказал старик. — Укладываясь ночью спать, вынь из кармана деньги и спрячь их в ботинок. Положи ботинок под подушку и не поднимай с нее головы и глаз не смыкай всю ночь.

— Да, сэр.

— Все.

Старик ушел, а на другой день мой дядя Мелик сел в поезд и поехал через всю Америку в Нью-Йорк. Двое в униформе оказались не мошенниками, молодой человек с дурманящими сигаретами не явился совсем, во время обеда за столом против него не оказалось прелестной молодой женщины и в курительной не было никакой карточной игры в разгаре. Мой дядя спрятал деньги в ботинок, положил его под подушку и не спал до утра, но на вторую ночь нарушил весь ритуал.