— Значит, решено, — сказал дедушка. — Ну, а кого мы пошлем вместе с ним? Кого из наших неотесанных отпрысков мы в наказание отправим с Джорги в Ханфорд? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто поездка в соседний город — одно удовольствие для юноши, так и знайте, что это написал какой-нибудь старикашка, который ребенком один-единственный раз прокатился в фургоне за две мили от дома. Кого б нам наказать? Васка, что ли? Ну-ка, подойди сюда, мальчик.

Мой кузен Васк поднялся с пола и вытянулся перед стариком, а тот свирепо на него поглядел, закрутил свои лихие усищи, прокашлялся и положил руку на лицо мальчугану. Ручища эта покрыла всю голову мальчика. Васк не шевельнулся.

— Поедешь с дядей Джорги в Ханфорд? — спросил дедушка.

— Как вы захотите, дедушка, — сказал Васк.

Старик состроил гримасу, обдумывая этот сложный вопрос.

— Дайте-ка я поразмыслю, — сказал он. — Джорги — один из самых больших балбесов в нашем роду. Ты тоже. Мудро ли будет сложить двух дураков воедино? — Он обратился к присутствующим: — Послушаем, что вы скажете по этому поводу. Мудро ли будет соединить вместе взрослого болвана и подрастающего дурака из одного и того же рода? Выйдет ли из этого какой-нибудь толк? Высказывайтесь вслух, чтобы я мог взвесить.

— Я думаю, это самое подходящее дело, — сказал мой дядя Зораб. — Дурак с дураком в придачу. Взрослый — на работе, мальчик — по хозяйству.

— Может быть, и так, — сказал дедушка. — Давайте подумаем. Два дурака: один — на работе, другой — по хозяйству. Ты стряпать умеешь, мальчик?

— Конечно, умеет, — сказала бабушка. — По крайней мере, рис.

— Рис? Это правда, мальчик? — сказал дедушка — Четыре чашки воды, чашка рису, чайная ложка соли. Знаешь ли ты, в чем тут весь фокус, чтобы вышло что-нибудь похожее на еду, а не на свиное пойло? Или это только наша фантазия?

— Ну конечно, он умеет варить рис, — сказала бабушка.

— Моя ладонь уже наготове, чтобы прикрыть тебе рот, — сказал дедушка. — Пусть мальчик скажет сам за себя. Язык у него есть. Сумеешь ли ты, мальчонка, это сделать? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто вот этакий малец отвечает мудро старику, значит, это писал иудей, склонный к преувеличениям. Можешь ты сварить рис, чтобы вышло кушанье, а не пойло?

— Рис я варил, — сказал Васк. — Ничего, есть можно.

— А хорошо ли ты его посолил? — спросил дедушка. — Если соврешь, попомни мою руку.

Васк не знал, что ответить.

— Понимаю, — сказал дедушка. — Насчет риса ты сомневаешься. Что у тебя там не ладилось? Мне нужна только правда. Выкладывай все без опаски. Всю смелую правду — и ничего с тебя больше не спросится. Что тебя смущает с этим рисом?

— Он был пересолен, — сказал Васк. — Мы потом пили воду весь день и всю ночь, такой он был соленый.

— Без дальнейших подробностей, — сказал дедушка, — Одни голые факты. Рис был пересолен. Естественно, что вы потом опились. Нам всем приходилось едать такой рис. Не думай, пожалуйста, что если ты пил воду весь день и всю ночь, так ты первый армянин, который это когда-нибудь делал. Скажи мне просто: рис был пересолен. Нечего меня учить: я ученый. Просто скажи, он был пересолен, и дай мне возможность судить самому, ехать тебе или нет. — Тут дедушка обратился ко всем остальным. Он опять загримасничал. — Этот мальчик, пожалуй, подходит, — сказал он. — Да говорите же, если у вас есть что сказать. Пересоленный рис лучше, чем какой-нибудь клейстер. Он какой у тебя получился — рассыпчатый?

— Рассыпчатый, — сказал Васк.

— Полагаю, его можно послать, — сказал дедушка. — А вода — это полезно для кишечника. Так кого же мы выберем: Васка Гарогланяна или другого мальчика?

— По зрелом размышлении, — сказал дядя Зораб, — два дурака, оба круглые, — пожалуй, не стоит, хотя рис у него и не пойло. Я предлагаю Арама. Пожалуй, он подойдет. Он заслуживает наказания.

Все посмотрели на меня.

— Арама? — сказал старик. — Ты имеешь в виду мальчугана, который так славно смеется? Нашего Арама Гарогланяна?

— Кого он еще может иметь в виду? — сказала бабушка. — Ты прекрасно знаешь, о ком он говорит.

Дедушка медленно обернулся и с полминуты глядел на бабушку.

— Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, — сказал он, — про человека, который влюбился и женился на девушке, так и знайте: речь идет о юнце, которому и в голову не приходит, что она станет перечить ему всю жизнь, пока не сойдет в могилу девяноста семи лет от роду. Значит, речь там идет о желторотом юнце. Итак, — обратился он к дяде Зорабу, — ты имеешь в виду Арама Гарогланяна?

— Да, — сказал дядя Зораб.

— А чем же именно он заслужил такое страшное наказание?

— Он знает, — сказал дядя Зораб.

— Арам Гарогланян, — позвал старик.

Я встал и подошел к дедушке. Он опустил свою тяжелую ручищу мне на лицо и потер его ладонью. Я знал, что он на меня не сердится.

— Что ты такого сделал, мальчик? — спросил он.

Я вспомнил, что я сделал такого, и засмеялся. Дедушка послушал, как я смеюсь, и стал смеяться вместе со мной.

Только он да я и смеялись. Остальные не смели. Дедушка не велел им смеяться, пока они не научатся смеяться, как он. Я был единственный из всех Гарогланянов, который смеялся совсем как дедушка.

— Арам Гарогланяы, — сказал дедушка. — Расскажи нам, что ты натворил.

— А в какой раз? — спросил я.

Дедушка обернулся к дяде Зорабу.

— Слышишь? — спросил он. — Объясни мальчику, в каком грехе ему признаваться. Оказывается, их было несколько.

— Он знает, в каком, — сказал дядя Зораб.

— Вы про то, что я показывал перед соседями, как вы ковыряетесь в зубах? И одной рукой прячете то, что выделывает другая?

Дядя Зораб промолчал.

— Или про то, как я передразнивал вашу походку и разговор?

— Вот этого мальчишку и надо послать с Джорги, — сказал дядя Зораб.

— А рис у тебя получается? — спросил меня дедушка. Он не стал вдаваться в подробности о том, как я насмехался над дядей Зорабом. Если я умею варить рис, я поеду с Джорги в Ханфорд. Вот как ставился вопрос. Конечно, я хотел ехать, каков бы ни был писатель, который говорил, что мальчику интересно поездить по свету. Будь он дурак или лжец — все равно, я хотел ехать.

— Рис у меня получается, — сказал я.

— Пересоленный, переваренный или какой там еще? — сказал дедушка.

— Когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самую точку.

— Поразмыслим, — сказал дедушка.

Он прислонился к стене и стал думать.

— Три стакана воды, — сказал он бабушке.

Бабушка сходила на кухню и принесла три стакана воды на подносе. Дедушка выпил стакан за стаканом, потом повернулся к присутствующим и состроил глубокомысленную гримасу.

— Когда пересоленный, — сказал он, — когда переваренный, а когда и в самую точку. Годится этот мальчик, чтобы послать его в Ханфорд?

— Да, — сказал дядя Зораб. — Только он.

— Да будет так, — сказал дедушка. — Все. Я хочу остаться один.

Я было двинулся с места. Дедушка придержал меня за шиворот.

— Погоди минутку, — сказал он.

Когда мы остались одни, он сказал:

— Покажи, как разговаривает дядя Зораб.

Я показал, и дедушка хохотал до упаду.

— Поезжай в Ханфорд, — сказал он. — Поезжай вместе с дураком Джорги, и пусть себе будет когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самую точку.

Вот так-то меня и назначили в товарищи к дяде Джорги, когда его отсылали в Ханфорд.

Мы выехали на следующее утро чуть свет. Я сел на велосипедную раму, а дядя Джорги — на седло, а когда я уставал, слезал и шел пешком, а потом слезал и шел дядя Джорги, а я ехал один. Мы добрались до Ханфорда только к вечеру.

Предполагалось, что мы останемся в Ханфорде до конца арбузного сезона, пока будет работа. Таковы были планы. Мы пошли по городу в поисках жилья, какого-нибудь домика с газовой плитой и водопроводом. Без электричества мы могли обойтись, но газ и вода нам были нужны непременно. Мы осмотрели несколько домов и наконец нашли один, который дяде Джорги понравился, так что мы в него въехали в тот же вечер. Это был дом в одиннадцать комнат, с газовой плитой, водопроводной раковиной и спальней, где стояли кровать и кушетка. Остальные комнаты были пустые.