Когда Генри поинтересовался у Соломона, будет ли он устраивать подобное празднество, Соломон только фыркнул и заметил:

— Займись делами, Генри, и если мы когда-нибудь доберемся до Силвер-Бенд, это будет самым лучшим праздником.

И укладка рельсов началась в будничной, рабочей обстановке. Пароход доставил платформы, которые по вновь уложенным рельсам должны были тащить лошади. На платформах перевозили шпалы, черные от креозота, рельсы, костыли и множество других материалов.

На каждые двадцать восемь футов рельсов приходилось по пять шпал. Вскоре рабочие втянулись в ритм. Пятеро разгружали стальные рельсы, по команде укладывали их в нужном порядке — четыре фута в длину, с расстоянием в несколько дюймов и на ширину стандартной колеи. Затем за дело принимались укладчики, уверенными ударами загоняя костыли.

Вид блестящих рельсов наполнял рабочих гордостью. От тяжелой физической работы пот струился по их мускулистым телам под горячим солнцем. Они размеренными движениями поднимали и опускали молоты: по три удара на каждый костыль, десять костылей на рельс, четыреста рельсов на милю.

Рабочие тяжело дышали, аккомпанируя стуку молотков. Ближе к концу работы они начали петь, словно пение помогало им отвлечься от работы и позволяло поднимать тяжелые молоты до самого конца рабочего дня. Вдоль всей реки слышалась знакомая песня:

На закате работа была закончена, и тогда выяснилось, что за первый день сделано немало. К концу недели укладчики Соломона нагнали укладчиков Дерфи. Чем меньше миль оставалось до реки, тем быстрее они работали, решив между собой, что перегонят соперников, несмотря на то, что приступили к работе позже их. По всему Кердалену разнеслась весть о начале настоящего состязания.

Прошло совсем немного времени, прежде чем Дерфи узнал об успехах Биттеррутской компании. В конце третьей недели укладочных работ оказалось, что у старого миссионерского поселения рельсы взорваны.

Ченс отправился на место происшествия в сопровождении Соломона. Дженна отказалась поехать с ними, как часто делала в последние две недели. С тех пор как в лагере появился ее дедушка, она предпочла удалиться на второй план и у лагерных костров появлялась только по вечерам, да и то в обществе Соломона. Когда она оставалась наедине с Ченсом, то держалась отчужденно, как в Кердалене, и Ченс не мог понять, что случилось в ту последнюю ночь, что заставило Дженну так измениться.

Несмотря на то что она не нарушила соглашения работать с Ченсом, она вынуждала его постоянно обращаться к Соломону. Ченс размышлял, не делает ли она это намеренно, заставляя его изменить свое отношение к старику. Действительно, Соломон оказался совсем не таким, каким Ченс считал его прежде, но это не помогало Ченсу забыть или простить.

Вместе с Соломоном они достигли того места, где рельсы были повреждены. Охранники были найдены связанными, с кляпами во рту и повязками на глазах. Они охотно рассказывали о случившемся, но не успели заметить никого из виновных в происшествии.

Ченс и Соломон направились к лагерю. Ченс хмуро заметил:

— Меня так и тянет отправить рабочих на другую сторону реки, чтобы отплатить Дерфи мерой за меру. Не могу доказать, что это дело его рук, но готов заложить Вапити, что так оно и есть.

— Да, — кивнул Соломон, — но если окажется, что мы ошиблись, в тюрьму попадем мы, а не он. Лучше дождись, когда Ритчи найдет надежные улики. Последний раз во время нашей встречи ему было нечего сказать.

— Эта дорога обошлась тебе недешево, — заметил Ченс. — Неужели ты считаешь, что она стоит таких затрат?

Соломон пожал плечами.

— Это мое последнее дело. — Он устремил взгляд на тропу, вьющуюся впереди, словно видя на ней, за деревьями, конец собственной жизни. — И потом, от моего состояния все равно не откажется ни один ловец удачи. После разговора с Генри я готов с тобой согласиться: он действительно хочет жениться на Дженне. Я надеюсь только, что он не станет мстить ей за меня. Знаю, Дженна ему нравится, но как можно предвидеть, на что он способен?

Ченс не был уверен в порядочности Генри — слишком многое в этом человеке ему не нравилось. Ему не по душе были и Айвс и Лиман, но подозрения о последнем Ченс предпочитал держать при себе: Соломон был очень высокого мнения об этом человеке. Ченсу было необходимо подкрепить свои подозрения доказательствами — он надеялся, что Ритчи их найдет.

— Мне все равно, получит Патерсон твои деньги или нет, — отозвался Ченс. — Хотя, конечно, будет неплохо, если до конца жизни он взвалит на себя такую обузу.

Соломон усмехнулся.

— Это для тебя мое состояние — только обуза. Ну, поезжай вперед — я знаю, ты торопишься. Я поеду следом, только помедленнее.

Ченс не стал спорить и ударил своего жеребца хлыстом. Он был не прочь увидеться с Дженной, пока старик не приехал в лагерь.

В лагере было тихо — только Муди гремел посудой, готовя ужин. От запаха еды Дженну выворачивало наизнанку. Решив, что ей поможет свежий воздух, она вышла из палатки и устроилась в тени под огромным деревом.

Подтянув колени к груди, она обняла их руками, но почти сразу же вытянула ноги, опасаясь, что такая поза повредит ребенку.

Дженна положила ладонь на свой плоский живот. Внешне она осталась прежней, но обычное женское недомогание не началось в срок, а недавно ее стала мучать тошнота. Дженна повидала достаточно беременных женщин, чтобы распознать эти признаки.

Она представила себе, как берет на руки завернутого в одеяльце ребенка. Дженна будет заботиться о нем, кто бы ни родился — девочка или мальчик. Должно быть, он унаследует смуглоту Ченса, его черные волосы и зеленые блестящие глаза.

Но что теперь делать ей самой? Дженна долгие годы мечтала о ребенке, но не меньше мечтала о любви и браке, о муже, который будет хотеть ребенка так же, как она сама. Она надеялась, что прежде всего муж будет любить ее, и сомневалась, что такого можно ожидать от Ченса. Его нельзя заставить жениться, он никогда не простит Дженну, если она силой вынудит его войти в ненавистную семью. Дженна хотела его, но только в том случае, если ее желание не будет безответным.

Раньше или позже ей придется обо всем рассказать дедушке. Дедушка уже давно возвел ее на пьедестал — свою малышку, которая не имеет права ошибаться. Он не считал ее ошибкой даже Филиппа, только винил себя в том, что не смог вовремя раскусить этого человека. Но что Соломон подумает о ней сейчас?

Вероятно, лучше всего будет спасти Соломона от позора, уехать в Европу или в Калифорнию, или еще куда-нибудь — подальше от Нью-Йорка. Родить там ребенка, вырастить его и начать новую жизнь под вымышленным именем. Если Дженне не суждено быть любимой, по крайней мере у нее будет ребенок.

Стук копыт со стороны тропы отвлек ее от раздумий. В приближающемся всаднике Дженна узнала Генри и тут же испытала разочарование. Несмотря на то что она опасалась оставаться наедине с Ченсом, ей по-прежнему хотелось быть с ним рядом, видеть его по вечерам, после рабочего дня, ужинать с ним и с дедушкой. Дженна еще надеялась, что Ченс решит забыть о прошлом и встретит будущее… вместе с ней.

Генри увидел ее и потянул поводья. Скрестив руки на луке седла, он улыбнулся.

— Как прекрасно ты выглядишь!

Дженна ответила ему улыбкой.

— Благодарю за комплимент. Как идет работа?

Генри спешился и сел рядом с ней, не отпуская поводья. Его жеребец принялся пощипывать траву.

— Работа становится приятной, если я знаю, что, вернувшись в лагерь, увижу твою улыбку. — Он галантно поцеловал Дженне руку.

— Сегодня ты решил льстить напропалую?

Генри неловко опустил глаза и уставился на носок своего сапога. Его улыбка сменилась серьезностью.