— Что же он говорит? — спросил Белл.

— Он молчит, — ответил Люттих.

— Как его зовут?

— Его настоящее имя невозможно выяснить, — поджимая губы, сказал Люттих, — пленные говорят, что его зовут Ринго-Котёнок.

— Что он говорит насчёт Колмена?

— Я же доложил вам, майор, что он молчит.

— Сколько ему лет?

— Не больше восемнадцати.

— Что с ним делать?

— Придётся расстрелять, — хмуро отозвался Люттих.

Том Белл внимательно посмотрел на своего подчинённого. Люттих был немец из Сент-Луиса, бывший котельщик из пароходно-ремонтных мастерских. Как большинство немцев-добровольцев в армии, он отрастил густую бороду, которая мало шла к его круглому, розовому лицу.

— Закуривайте, Люттих, — сказал майор.

Люттих вытащил из кармана массивную трубку из орехового дерева с изображением головы чёртика с рожками и набил её табаком.

— Расстреливать — это проще всего, — сказал Белл, — надо узнать, где находится лагерь Колмена.

— Этот мальчишка ничего не скажет, — отвечал Люттих, — это прожжённый миссурийский разбойник. До войны он сидел в тюрьме за покушение на убийство. Там его и прозвали Ринго-Котёнок. Разве вы не чувствуете, что это воровская кличка?

— И, однако, он адъютант Колмена.

— «Адъютант»! — презрительно сказал Люттих. — Адъютант бывшего торговца неграми!

Люттих ненавидел всех, кто был до войны связан с торговлей людьми. Он считал, что этих людей надо расстреливать, даже когда они сдаются в плен без оружия.

— Должен вам сказать, майор, — заметил он, выпуская клуб дыма, — что у нас не регулярная война. У нас гражданская война. Миссурийские разбойники расстреливают мирных граждан, включая женщин и детей. Почему мы должны миловать этих злодеев?

— А что скажет подполковник? — спросил Белл.

Люттих вздохнул и отвернулся.

Война в штате Миссури и в самом деле была «нерегулярная». Южане просачивались в этот штат тайно, небольшими бандами и орудовали на дорогах, нападая на армейские транспорты и на уединённые фермы.

Дорога из Спрингфилда в Сент-Луис летом 1862 года находилась под постоянной угрозой. Стреляли из-за кустов и заборов, из-под мостов, с деревьев и крыш. Стреляли в людей и лошадей. По ночам небо окрашивалось заревом пожаров. Горела какая-нибудь ферма, жители которой провинились в том, что дали напиться солдатам-северянам.

Самой неуловимой была банда бывшего негроторговца Колмена. Она прославилась по всему штату и как самая беспощадная банда. Колмен убивал всех встречных негров и негритянок, старых и молодых, и оставлял трупы на дорогах, прикалывая их одежде записку с одним словом «Колмен».

— Что скажет подполковник? — задумчиво промолвил Люттих. — Он скажет, что это революционная война и что надо наступать. А пленных отправлять в штаб дивизии… если они не разбегутся по дороге и…

Белл улыбнулся.

— И они разбегутся, Люттих, — закончил он.

Из-за соседнего холма выехала кавалерийская часть. Глядя в бинокль с веранды, Белл видел, как сверкают на солнце обнажённые сабли.

— Похоже на конвой… — сказал он. — Это наш полуэскадрон идёт на рысях… О, Люттих, это сам подполковник!

Это и в самом деле был подполковник Иосиф Вейдемейер, широкоплечий человек с выправкой профессионального военного. Он неторопливо слез с лошади у крыльца фермы и устало ответил на приветствия своих подчинённых.

— Ну и погода, Белл, — сказал он, снимая запылённую фуражку и вытирая лоб платком, — солнце палит, а напоить нечем ни людей, ни лошадей. Ни одного ручейка, и все колодцы засыпаны от Сэлема до этой реки.

— Это Колмен, — сухо сказал Белл, — его нигде нет, и он есть везде.

Вейдемейер был лысый. Недостаток волос на голове возмещался у него окладистой бородой, похожей на веер.

— Мы не видели ни души на дороге, майор.

— Зато Колмен видел вас, — ответил Белл. — Будьте спокойны, он уже сосчитал, сколько сабель у вас в полуэскадроне, и заметил, как выглядят кони.

— Да, — сказал Вейдемейер, — самая плохая война, это когда не видишь неприятеля и не знаешь, где он.

Иосиф Вейдемейер был когда-то артиллерийским офицером в Пруссии. Но армейская жизнь была ему чужда, потому что по убеждениям он был социалистом. Он ушёл из армии и погрузился с головой в политическую борьбу. С 1851 года его разыскивала прусская полиция как «опасного политического заговорщика». Он уехал в Америку и основал несколько революционных газет.

Как только началась война, Вейдемейер прибыл в Сент-Луис, где было множество немцев-социалистов. Летом 1861 года он носил уже наплечники артиллерийского капитана.

— Если мятежники захватят Миссури, весь Запад Америки будет потерян, — заявил он и взялся за организацию обороны.

Южанам не удалось захватить Миссури. Сент-Луис стойко сопротивлялся, и главными его защитниками были рабочие-немцы, бывшие участники революции 1848 года — стойкие бородатые люди, не идущие ни на какие уступки и ненавидящие рабство.

Здесь, к западу от Миссисипи, не было элегантных генералов и офицеров, которые ждали, что «белый подаст руку белому» и гражданская война кончится полюбовной сделкой Севера и Юга. «Маленький Мак» был далеко. Здесь офицерские погоны украшали плечи фермеров, литейщиков, кузнецов, пароходных матросов и паровозных машинистов. Когда Том Белл через год получил звание майора и явился в штаб дивизии, он нашёл там Иосифа Вейдемейера в расстёгнутом мундире, с бородой, похожей на веер. Вейдемейер изучал карту.

— Честное слово, — сказал Вейдемейер, — если б «маленький Мак» был настоящим полководцем, он понял бы, что надо не окружать неприятеля кольцом, как это когда-то делали дурные немецкие генералы, а резать его на две половины, как острый нож режет колбасу!

И он провёл карандашом прямую черту от границ штата Теннесси через Джорджию прямо к морю.

— Это было бы недурно, — сказал Белл, — и сразу закончило бы войну. Почему бы вам не написать о своём плане президенту?

— Это не мой план, — сказал Вейдемейер.

— А чей же?

— Моих старых друзей Карла Маркса и Фридриха Энгельса.

— Слышал, — удивлённо сказал Белл, — это коммунисты, которые живут в Лондоне? Что им до гражданской войны в Америке?

Вейдемейер бросил на него сверкающий взгляд.

— Дорогой майор Белл, — сказал он, — мои друзья в Лондоне всегда с теми, кто сражается за свободу во всём мире!

Подполковник Вейдемейер был непримирим. Он презирал «маленького Мака» и генералов — медлителей из Вашингтона.

— Надо гнать в шею уступчивых генералов, маменькиных сынков и жирных дельцов, — гремел он, — надо воевать не за конституцию, а за революцию!

— Я сам рабочий и земляк Линкольна, — сказал ему Том Белл, — и я верю в президента.

— И я агитировал за него на выборах, — буркнул Вейдемейер, — но я не понимаю, чего он ждёт. Юг — это не страна а боевой лозунг. Южан можно убедить только насилием.

— Линкольн не торопится и не отступает, я его знаю, подполковник. Подождём…

Но Вейдемейер был не из тех людей, которые могут спокойно ждать. Он добился назначения в долину реки Каррент, где действовал невидимый Колмен.

Всё жаркое лето 1862 года ушло на поиски противника. Дубовые рощи хранили молчание, реки неслышно несли свои воды, ястребы парили в глубоком синем небе. Может быть, они оттуда, видели всадников в серых куртках, но хищник хищника не выдаст. В конце августа удалось напасть в лесу на патруль бандитов и взять нескольких пленных. Они клялись, что не знают, где лагерь их начальника. Это знал только адъютант Колмена, белобрысый юноша со шрамом на лбу, по прозвищу «Ринго-Котёнок».

Вейдемейер пришёл к нему в тот же день вместе с Беллом. Ринго сидел возле стола, подперев голову рукой, и смотрел на дальние синие рощи. Лицо у него было неподвижное и казалось сонным.

Подполковник молча несколько минут изучал пленника. Между бровями у Вейдемейера появилась тяжёлая складка.

— Может быть, вы согласны назвать своё подлинное имя? — спросил он.