— Я это несомненно сделаю, когда вернусь в Вашингтон со снимками! Эй, Джуджо, неси камеру!

Камеру установили на дороге. Брэди сделал свой первый снимок: раненые под соснами. Пока он вставлял в аппарат следующую деревянную кассету с влажной пластинкой и накрывался чёрной тканью, Воуд скрылся в лесу со своим альбомом.

— Держу пари, — сказал один из газетчиков, — что этот парень с карандашом сделает сегодня больше, чем вся ваша лаборатория. У него ведь не «мокрый», а «сухой» метод.

— Мы это увидим после войны, сэр, — надменно отвечал Джуджо.

В этот момент Воуд выбежал из лесу с криком: «Поворачивайте обратно!» У него не было ни берета с ленточками, ни альбома. Следом за ним весь зелёный склон холма запестрел красными шапками и малиновыми штанами нью-йоркских зуавов.

Они бежали с отчаянными лицами со стороны ручья. Джуджо разобрал только отдельные крики: «Потеряны обе батареи!»

— Мистер Брэди, — тревожно сказал Джуджо.

— Внимание! — отвечал Брэди. — Прошу приготовиться!

Зуавы перебежали через дорогу и исчезли в зарослях. Санитары подхватили носилки и последовали за ними. Дорога опустела.

— Мистер Брэди, — повторил Джуджо, — нам пора ехать.

Теперь через дорогу бежали со штыками наперевес пехотинцы в серых куртках и широкополых шляпах. Офицер с обнажённой саблей в руке подошёл к аппарату.

— Внимание! — завопил вдруг Джуджо, хлопая себя по коленям. — Огонь!!

Брэди широким жестом открыл объектив. Офицер попятился.

— Что… за чёрт? — спросил он.

— Это паровая пушка, лейтенант, — быстро отвечал Джуджо. — Уберите-ка своих людей, а то сейчас здесь будет светопреставление! Огонь! Огонь!

— В лес, ребята! — закричал офицер, и дорога снова опустела.

Джуджо подхватил аппарат и бросился к фургону. Через минуту «Что за чёрт?» летел в обратном направлении. Три пули пробили обшивку, одна из них разгромила бутыль с закрепителем. Воуд подскакивал, держась обеими руками за борт вагона.

— Быстрее! — кричал он. — Ради бога, быстрее!…

— Быстрее нельзя, — перебил его Брэди, — здесь стеклянные пластинки. Что случилось?

— Старый тюфяк! Мы наткнулись на южан! Это был неприятель!

— Вот как! — сказал Брэди. — В таком случае, у меня есть редкий снимок неприятеля, атакующего фотокамеру. А где ваш альбом, Воуд?

Воуд не отвечал.

Дамы и господа, приехавшие из Вашингтона с шампанским и закусками, бросили всю свою снедь и устремились обратно в столицу. Армия отступала. Все дороги были забиты. У Брэди появилось несколько снимков, изображающих дерущуюся толпу штатских на просёлочной дороге. Но на переправе через речку «Что за чёрт?» опрокинулся. Вся лаборатория и сама фотокамера утонули. Джуджо успел подхватить драгоценный деревянный ящик с кассетами.

— Следуй за мной! — скомандовал Брэди.

Поверх пыльника на маленьком фотографе была надета кавалерийская сабля. Он был полон боевого задора.

— Хотел бы я увидеть теперь офицера, который напал на мой аппарат! Ему несдобровать бы! Джуджо, где кассеты?

— У меня за спиной, в ранце, сэр.

— Откуда ты взял ранец?

— Подобрал на дороге, сэр.

— Молодец! Когда ты освоишь «мокрый» метод, из тебя выйдет первоклассный фотограф.

— Если к тому времени не придумают «сухой» метод, сэр.

— Гм… пожалуй, ты прав… как я не подумал об этом? Следуй за мной!

Джуджо следовал за своим начальником трое суток. Они ночевали на сеновалах, покупали на фермах молоко, переходили ручьи вброд и, наконец, прибыли в Вашингтон. Первым движением Брэди было встать перед фотокамерой в своём грязном пыльнике и помятой шляпе. В виде особой чести этот снимок разрешено было сделать Джуджо.

В феврале 1863 года Джуджо находился на своём посту, возле двери вашингтонского отделения «Национальной галереи Брэди», когда колокольчик прозвенел дважды и у входа показался красивый молодой человек с длинными, откинутыми за уши волосами и маленькой бородкой.

— Я секретарь президента, — сказал он. — Доложите мистеру Брэди, что господин президент ожидает в коляске.

Джуджо кубарем бросился в лабораторию, где Брэди покрывал стеклянные пластинки хлопком, растворённым в смеси эфира и алкоголя.

В студии началось смятение. Двух лейтенантов, ожидавших своей очереди в приёмной, попросили пропустить вперёд президента. Лейтенанты вытянулись во фронт. Линкольн вошёл в студию и заполнил её до потолка. Джуджо вспоминал впоследствии, что цилиндр великого Эйба, поставленный на пол, доходил ему до колена.

Брэди видел так плохо, что не решился сам навести аппарат на фокус. Вместо него это сделал его помощник — француз.

— А я влезу в аппарат? — беспокойно спросил Линкольн.

— Что мосье президан хотель выражать? — осведомился француз.

— Во мне роста шесть футов четыре дюйма без каблуков, — сказал Линкольн.

— О, это совсем не имель никакое значение! Мы снималь большой дом на один маленький негатив. Я просиль бы мосье президан смотрель совсем натурально, как будто в семейный уют.

— Вот этого я как раз хотел бы избежать, — заметил Линкольн.

Француз скрылся под чёрным покрывалом.

— Это напоминает мне историю про фермера, который привёз дубовое бревно на лесопилку, — сказал президент, обращаясь к Брэди. — Начали пилить, и вдруг — трах! — пила сломалась. Оказалось, что внутри бревна торчит железный лом, который давным-давно вогнали в дерево, и он оброс древесиной. Фермер очень долго ждал во дворе и наконец вошёл в лесопилку. «Что вы тут сделали с моим бревном?» — заорал он. «Дьявол унеси твоё бревно, — отвечал пильщик, — посмотри, что ты сделал с моей лесопилкой!» Я это говорю к тому, что как бы фотокамера не раскололась от моего изображения. Я думаю, что меня следовало бы снимать по частям, а потом склеить… Что такое?

— Благодарю вас, господин президент, — сказал Брэди. — Вы уже сняты. Если вам угодно будет подождать несколько минут, мы покажем вам негатив.

Линкольн прошёлся по студии и остановился перед своим портретом 1861 года: широкое кресло, цилиндр на столе, величественно поднятая голова.

— Подлинный портрет главы государства! — сказал Брэди.

Линкольн посмотрел на фотографа прищурившись.

— Ах, Брэди, — промолвил он, — если вам кажется, что это легко, попробуйте! А это когда снято?

Он указывал на фотоснимок самого Брэди в грязном пыльнике и соломенной шляпе.

— Летом того же года, — неохотно сказал Брэди, — когда… Вашингтону угрожала опасность.

Линкольн улыбнулся.

— Понимаю. Это боевое облачение, в котором вы вернулись с Булл-Рана? Недавно нас там же побили вторично.

— Говорят, — тихо сказал Брэди, — что правительство собирается покинуть Вашингтон?

— Что вы, Брэди? — отвечал Линкольн. — Если я это сделаю, миссис Линкольн разобьёт об мою голову весь чайный сервиз Белого дома. Не грустите. Вы ещё будете снимать либо победу, либо мои похороны… Как тебя зовут, мальчик?

Вопрос был обращён к Джуджо.

— Джуджо, сэр.

— Его полное имя Александр Наполеон Джексон Текумсэ Уоллес, — сказал Брэди. — Это мальчик-мулат с Бродвея.

— Одно его имя способно испугать целый полк мятежников, — заметил Линкольн. — Твои родичи хотят сражаться, Джуджо, а ты?

— Я снимаю историю, сэр, — величественно отвечал Джуджо.

В этот момент вошёл француз с негативом. Пластинку поместили против света, на фоне чёрного сукна. Линкольн долго рассматривал её.

— Да, — сказал он, — это точно я. Фотоаппараты, к сожалению, передают только правду.

В комнату вошёл секретарь. Линкольн посмотрел на него так, как солдаты, уезжающие на войну, смотрят на стрелку часов на вокзале.

— До свиданья, Брэди, — коротко сказал он и надел цилиндр.

…Один из военных корреспондентов того времени писал о Брэди и его учениках: