— Ты глупец и раб! — грозно повторила Хэт. — Ты хотел убить свою невесту. Я больше бы тебя уважала, если бы приготовил топор для полковника.

— Я хотел избавить Джейн от неволи! — угрюмо пробормотал Дэви.

— Тогда надо убить рабство, а не Джейн. Но рассуждать некогда. Ступай за мной!

Дэви нерешительно отдал Гарриет Табмен топор её отца.

Она отвела Дэви в заросли папоротника и сунула ему в руку узел.

— Вечером ты обойдёшь большой дом и бросишь этот узел за ограду, позади кухни. Около полуночи ты будешь ждать на дороге, за кустом. Выбери такое место, откуда виден выход из большого дома, и смотри на каштановую аллею. Ты увидишь Джейн.

Сердце у Дэви забилось. Теперь он уже твёрдо знал, что имеет дело не с призраком, а с Гарриет Табмен, и догадывался, что у неё появилась какая-то новая необычайная сила.

Лицо у неё было спокойное и уверенное. Такие лица бывают у белых, когда они ничего не боятся. Это «живые» лица.

— А дальше что, Хэт?

— Дальше?… Ты отведёшь Джейн в сарай моего отца. Он будет открыт. Не попадайся на глаза Большому Бену и моей матери. Сиди в сарае и жди меня. Насчёт Джейн не беспокойся. Она знает, что ей делать.

…После ужина Джейн Баули потихоньку покинула кухню, где дородные кухарки доедали остатки пудингов с большого стола и рассказывали о том, как Мойсей видит в темноте и чувствует опасность за десять миль. По их словам, пророк был громадного роста, «выше колокольни в Бактауне», и мог шутя вырвать из земли дуб вместе с корнями.

За кухней, в кустах, Джейн нащупала свёрток и взяла его под мышку.

Оглядевшись, она побежала через парк к реке. Никто её не заметил.

В свёртке оказались курточка, пара мужских брюк, ботинки и шляпа. Джейн быстро переоделась и бросила старую одежду в воду.

Холодок пробежал у неё по спине, когда она увидела своё привычное платье, косынку и передник уплывающими вниз по течению. Ей было страшно, и в то же время какое-то неопределённое чувство рождалось в ней — чувство риска, смелости, задора, надежды… Называйте его как хотите — такое чувство бывает у человека, когда он пускается в долгий путь по неизведанной местности. В конце этого пути ждут либо смерть, либо счастье.

Джейн подождала, пока стемнело, и прошла через усадьбу, размахивая руками и изо всех сил стараясь походить на мужчину.

— Смотри-ка, — сказала кухарка в кухне, — какой стройный молодой масса! Я его никогда не видела.

— Наверное, кто-то из гостей хозяина, — ответила судомойка.

В конце каштановой аллеи знакомый голос тихо назвал её по имени. Это был Дэви.

— Я тебя сначала не узнал, Джейн, — сказал Дэви. — Я думал, что это белый джентльмен. Пойдём! Только ты иди впереди, а то могут подумать, что белый и цветной шагают рядом. Это не полагается. Ты видела Хэт?

— Нет, — отвечала Джейн. — Ко мне подошёл Дигби Пинч и всё объяснил. Я думала, что он пьян, но потом вспомнила, что Пинч спиртного и в рот не берет. Он велел мне переодеться и выйти из большого дома. А разве Хэт в наших краях?

— Ты скоро с ней встретишься, — сказал Дэви. — И мы уйдём отсюда навсегда. Ты слышишь меня, Джейн? Навсегда! Подземная дорога есть, но не мы нашли её, это она нашла нас!

Они добрались до сарая Бена Росса за несколько минут. Сарай был пуст, если не считать всевозможного хлама, до которого Большой Бен был великий охотник. Тут лежали какие-то шкурки, мешочки с птичьими перьями, старые точильные камни, талисманы, запылённые бутылки… Когда-то в этом сарае хранились топоры лесорубов, но Хопкинс давно приказал перенести их в свой сарай.

Хэт появилась часа через два. Вид у неё был озабоченный.

— Собирается гроза, — сказала она. — Стоит ли сидеть здесь, пока она не кончится? Сегодня суббота, и никто не станет искать Дэви до понедельника. С тобой хуже, Джейн, ты из господского дома.

— О, миссис подумает, — проговорила Джейн, — что я ушла к родителям на воскресенье. Она сама разрешила мне ещё вчера, и док это слышал.

— Может быть, и так. Но у нас мало еды. И мы не можем ждать, — сказала Хэт. — Придётся рискнуть.

И она вышла из сарая. Бен стоял на пороге хижины и осматривал небо. С восточной стороны нависала чёрная туча, и одна за другой сверкали зарницы.

— Это на всю ночь, — сказал Бен, обращаясь в пустоту. — Плохо тому, кто в дороге, в лесу или в бухте.

Хэт подошла к нему сзади.

— Это твоя дочь в дороге, отец, — сказала она.

Бен вздрогнул, но не обернулся. Он что-то шептал про себя — вероятно, заклинание от духов.

— Не бойся, Большой Бен, — продолжала Хэт, — я не призрак, я твоя Хэт. Я пришла с Севера тайно. Посмотри на меня.

— Не могу! — простонал Бен. — Если меня позовут белые и спросят, не видел ли я Гарриет Табмен, я скажу, что не видел. И в самом деле, я тебя не видел… Что с тобой, где ты живёшь?

— Всё в порядке, отец. Я свободна. Я была на Севере. Там много добрых людей, они помогли мне. Я живу в разных местах. Летом я служу кухаркой в гостинице, а осенью и зимой выезжаю на Юг. Мой адрес всегда знают в «Обществе по борьбе с рабством», в Филадельфии.

— У тебя нет своего дома, Хэт?

— Нет, Бен. За мной следят и на Севере. В этом году я была в Канаде. Там много наших, и мы хотим основать посёлок в Сент-Кэтринс, недалеко от границы.

— В Канаде снег?

— Снег не так холоден, как это кажется мэрилендским неграм, — с усмешкой сказала Хэт. — И лучше снег, лёд и мороз, чем бич Хопкинса.

— И ты не раскаиваешься, Хэт?

— Никогда! Ах, бедный Бен Росс, ты и не знаешь, что такое быть человеком!

— Я человек, а не мул, — обиделся Большой Бен.

— Ты не человек и не мул, ты цветной!

— А там… на Севере… нет разницы между цветными и…

Хэт помолчала с минуту.

— Разница есть, отец. Но там у нас есть друзья, друзья, которые сражаются вместе с нами. Там есть надежда.

— «Надежда»! — повторил Бен, всё ещё стоя спиной к Двери. — Хорошая вещь — надежда. Мне, старику, уже не стоит думать об этом.

— Я вывезу, вас отсюда, решительно сказала Хет, — и тебя, и мать, и…

— Ты не хочешь посмотреть на мать?

— Я хотела бы поговорить с ней.

— Нет, Хэт, с ней говорить не нужно, она поднимет крик. Посмотри на неё.

Хэт осторожно заглянула в хижину. Возле угасающего очага сидела Рит с трубкой. Хэт долго и молча глядела на сгорбленную, неподвижную, усталую фигуру старой негритянки. Вся тёмная, тяжкая, беспросветная жизнь негров на Юге, казалось, сосредоточилась в этой фигуре. Здесь растили детей, потом теряли их; бессмысленно повторяли слова молитвы, обращённой к небу, которое никому не помогает; всего боялись и ко всему привыкали; всё терпели и чего-то ждали…

В первый раз за много лет Хэт показалось, что по щеке у неё покатилась слеза. Но нет, скорее, это от дыма и копоти. Хэт уже отвыкла от курных жилищ негритянского посёлка.

Она неслышно отошла от двери. Через полчаса вернулась к беглецам и принесла бекон, жареную свинину, маисовые лепёшки, печёный сладкий картофель.

— Может быть, нам придётся ночевать в лесу, — сказала она. — Под дождём. Ты выдержишь, Джейн?

— Всё, что нужно, выдержу, Хэт, — ответила Джейн. — Я теперь свободный человек…

Они покинули посёлок в темноте.

Бен стоял на пороге хижины, закрыв глаза. Он так и не увидел свою дочь.

— Бен, — позвала его изнутри старая Рит, — мне показалось… или это было во сне… мне показалось, что наша Хэт где-то здесь, близко…

— Это тебе приснилось, — отвечал Бен, — но странно, что в последнее время совы стали кричать не три, а четыре раза подряд. Слышишь?

Донёсся крик совы: и в самом деле, четыре раза.

— Наверное, это Мойсей их переполошил, — сказала Рит.

Ветер завывал, и лес гудел, как будто в чаще работала гигантская машина. Молнии следовали одна за другой почти без перерыва. Шлёпанье крупных капель по листьям деревьев заглушалось пушечными раскатами грома. Иногда гром был похож на шуршание сухих листьев. Затем раздавался взрыв, от которого трепетала земля. Хэт шла впереди с мешком и ружьём, которое она несла прикладом вверх, чтобы вода не залила стволы. За Хэт шли Дэви и Джейн. Вернее, Дэви тащил Джейн, которая с трудом могла передвигаться в своих новых мужских ботинках.