Он велел Осборну сменить его, а Лорнхему — помогать ему. Потом оставил капитанский мостик и побрел к трапу, ведущему к его каюте. Проклятая погода. Но скоро все кончится. Он приведет корабль в Бостон, сдаст свой груз и опасные бумаги и уйдет домой. Навсегда.

Остин постоял в проходе. Олбрайта снова не было на посту. Парень так и норовил ускользнуть, чтобы передохнуть или глотнуть грогу с парнями. Или же сыграть в карты.

И тут вдруг Остину вспомнился тот вечер, когда он, открыв дверь, обнаружил Эванджелину, сидевшую за столом со своим толстым молитвенником в руках. Она с готовностью отдала книгу, однако… Всякий раз, когда он убеждал себя в ее невиновности, она снова разрушала его веру в нее.

Подавив раздражение, Остин открыл дверь каюты — и замер у порога.

Он подождал несколько мгновений, пока рывшийся в бумагах человек не повернул голову и не увидел его. Потом тихо сказал:

— Олбрайт, я сдержусь и не убью тебя, если ты скажешь, кто тебя послал.

Лицо Олбрайта стало пепельно-серым.

Письма он не нашел. В руках у него была запертая деревянная шкатулка, в которой Остин держал бумаги, касающиеся груза, и почту, которую он доставлял из порта в порт.

— На кого ты работаешь, Олбрайт? Говори, парень. Или хочешь, чтобы порка развязала тебе язык?

Остин редко назначал порку. И никогда — чрезмерную. Он предпочитал иметь матросов целыми и невредимыми, нежели покалеченными или мертвыми. Но сейчас злость заставила его так пригрозить, чтобы нагнать на парня страху.

Тут лицо Олбрайта вдруг исказилось от гнева.

— Предатель! Правосудие свершится, и изменники вроде вас, сэр, умрут!

— Хорошо сказано, парень. Но я мог бы возразить потому, что изменник именно ты.

— Это вы так говорите… Вы понятия не имеете о верности и чести. Вы порвали с Англией, потому что вам так было выгодно — без нее вы можете зарабатывать больше денег. Вы использовали нас всех в своих интересах.

— Во время войны ты был ребенком, Олбрайт. Ты понятия не имел, за что мы сражаемся. Люди умирали за свободу от короны, которая выпивала нашу кровь до капли и забирала у нас все, что мы имели, даже наше достоинство, даже наши сердца. И мы не сдадимся.

— Эта новая страна не продержится долго. Всякий это знает. Англия снова завоюет ее, и придет час расплаты для изменников.

— Ты бросаешься такими словами, как будто понимаешь, что они значат. Кто послал тебя, мальчик?

— Я вам никогда этого не скажу!

Олбрайт швырнул шкатулку в Остина и рванулся к двери. Но капитан схватил его за плечо и резко развернул к себе. Лейтенант размахнулся, целясь кулаком в лицо Остина, однако тот увернулся и тут же заломил руку парня за спину.

Остин был очень силен, но Олбрайт — молод и зол, и он дрался как безумный. Остин только хотел образумить его и выведать у него имя предателя. Олбрайт же пытался убить капитана, так же как он пытался убить его неделю назад на темной палубе.

Парень вырвался из рук Остина и метнулся к двери, затем — к трапу. Он был уже на первой ступеньке, когда Остин схватил его за пояс и потянул назад. Лейтенант развернулся, в руке его блеснул нож. Остин тотчас отклонился, избегая удара, а Олбрайт, оттолкнув его, стал быстро подниматься по трапу.

Остин последовал за ним. Олбрайт же помчался по палубе, на бегу расталкивая удивленных матросов. Добежав до носа корабля, он вскочил на борт и бросился вниз. Тотчас послышался всплеск.

Остин громко выругался. И тут же раздался крик:

— Человек за бортом!

— Разворот! Бросить ему канат! — сквозь рев ветра завопил Сьюард.

Матросы поспешили выполнять приказ. Но Остин не обращал на них внимания, он знал: Олбрайт умрет, прежде чем они смогут развернуть корабль, чтобы обнаружить его, прежде чем они смогут бросить ему канат.

Сбросив бушлат, капитан вскочил на перила, вскинул руки и бросился в волны. И тут же раздался крик Эванджелины, бежавшей к борту.

— Остин! — завопила она.

Сильная рука обхватила ее за талию.

— Черт возьми, Эванджелина, вы упадете.

— Помогите ему! — Она напряженно высматривала в волнах Остина, вырываясь из рук лорда Рудольфа.

Корабль накренился и развернулся. Затем снова накренился. Дождь хлестал в лицо девушки, смешиваясь с ее слезами. А Сьюард тем временем выкрикивал приказы, как старый морской волк, хотя ему было всего двадцать.

Эванджелина перегнулась через борт, насколько могла, но не увидела ничего, кроме темных валов, — никого не было на поверхности.

— Они найдут его. Они спускают шлюпки! — раздался голос лорда Рудольфа.

— Это займет слишком много времени. — Девушка всхлипнула.

— Эванджелина, не вздумайте туда прыгнуть!

Она вцепилась в перила до боли в пальцах. А далеко внизу на волнах подпрыгивал конец каната. Шлюпка же медленно опускалась с борта, и на ее бортах висели фонари.

И тут она увидела Остина. Корабль развернулся, и он показался на поверхности далеко по правому борту'. И он не мог дотянуться до каната. Эванджелина увидела его только потому, что на него случайно упал свет фонаря.

— Там! — закричала она.

Сьюард рявкнул:

— По правому борту! Быстрее спустите лодку!

Шлюпка ударилась о волны и закачалась. Два матроса тотчас спустились в нее и начали бешено грести туда, куда указала Эванджелина.

Далеко внизу Остин отчаянно молотил по воде руками — его все дальше уносило от корабля. Потом его накрыла огромная волна, и он исчез.

— Олбрайт, будь ты проклят! Парень, где ты?!

Остин снова появился на поверхности, с трудом дыша.

Он понимал, что едва ли сумеет найти лейтенанта в этом мраке. Возможно, тот уже утонул. Но капитан все-таки нырнул; он плыл вслепую, надеясь на Бога и на свою удачу.

Опять вынырнув на поверхность, он смутно услышал шум на борту — люди пытались найти его. Вода была ледяной, и руки и ноги у него почти онемели. Ох, какое-то безумие овладело им и заставило нырнуть вслед за парнем. Ведь он же знал: никакие усилия не помогут вытащить Олбрайта, потому что тот решил предпочесть смерть в волнах предательству тех, кто послал его.

Проклятие, проклятие, проклятие!

Какое-то время Остин плыл в темной воде, а затем волна вновь захлестнула его. Море потянуло его вниз, прежде чем он смог сделать вдох. Он попытался выбраться на поверхность, к воздуху, но другая волна накрыла его и потащила в сторону. Наконец его голова оказалась на поверхности. Он закашлялся и ударил по воде руками. И тут что-то коснулось его.

Остин протянул руку и ухватился за какую-то ткань. Оказалось — куртка. Куртка Олбрайта. Он попытался вытащить лейтенанта на поверхность.

Молодой человек все еще был жив, и он боролся, отчаянно отбиваясь от капитана. Но Остин крепко держал его. Внезапно Олбрайт обхватил его за шею и потащил вниз.

Они вместе оказались под волнами, и море сомкнулось над ними — черное и окончательное.

Олбрайт же дрался как безумный. Остин пытался спасти его, но парень стремился к гибели; он еще крепче сжал шею Остина, утаскивая его все глубже и глубже, все дальше от поверхности.

Легкие Остина горели огнем, и он понимал, что в любой момент может сдаться — перестанет сопротивляться отчаянному желанию набрать воздуха. И тогда уже его ждала верная смерть.

Собравшись с силами, он ударил Олбрайта локтем в пах. Парень содрогнулся, и его хватка ослабела. Остин тотчас рванулся к поверхности. Он отчаянно хватал ртом воздух, но тут рука Олбрайта снова крепко ухватила его за горло и потащила вниз.

Остин чувствовал, как его руки и ноги слабели и немели, а Олбрайт все так же крепко держал его за горло. Они опускались все дальше вниз — прочь от воздуха, прочь от жизни.

Остин и раньше сталкивался со смертью лицом к лицу. За его долгую карьеру море много раз покушалось на его жизнь. И много раз он пробивался назад к жизни, побеждая безжалостную смерть.