- Я буду, - испуганно согласилась я, и провалилась в бездну сна.

К моему смущению, утром я всё ещё была там, проснувшись, от стука двери, открытой входившей в комнату Сьюзан.

- Я, должно быть, скатилась сюда во сне, - в некотором замешательстве объяснила я Сьюзан.

- Да, Госпожа, - привычно ответила она, но при этом опустила голову, пряча улыбку.

На миг я даже задумалась о том, не выпороть ли её за это как следует, но решила получить от ней волнующую меня информацию.

- Скажи Сьюзан, что это значит, принадлежать владельцу, и иметь Господина? – задала я вопрос Сьюзан, когда та принесла завтрак и накрыла на стол, как если бы из простого любопытства.

- Иметь Господина, и принадлежать владельцу, это значит, быть полностью его собственностью, и быть готовой к тому, что он может сделать с Вами, всё чего бы он ни захотел, - ответила она, и от этих её слов я содрогнулась. - Это так, и это реальность.

- Я поняла, - прошептала я.

Мы стояли на городской стене, на площадке позади зубцов.

- Я опять слышу это, - отметила я, - опять тот же металлический стук, из-под твоей накидки. Что это?

- Ничего, - не захотел признаться он.

На Горе моё сознание, как и моё тело, во всей полноте их женственности, ожили и расцвели, но, несмотря на появившуюся в них новую жизненную силу и здоровье, в целом сама я оказалась во многом глубоко несчастной и неудовлетворенной женщиной. На Земле, с её загрязненной природой, окруженная её ущербными мужчинами и отчаявшимися женщинами, подвергнутыми её антибиологическому образованию и влиянию различных бесполых теорий сформировавших общественное мнение противное природе людей, находящимися под влиянием различных извращений в стиле унисекс и отрицающих свою сексуальность в её полноте присущей обоим полам, сущность пустоты моей жизни, и её причины, были скрыты от меня. У меня даже не было понятий, с точки зрения которых я могла бы понять это.

Там на Земле, я отчаянно нуждалась в реальности и правде, а вместо них я получала только враньё, пропаганду и ложные ценности. Здесь на Горе, наоборот, я оказалась в глубоком контакте с моей женственностью так остро и глубоко, как никогда прежде. Никогда на Земле я не чувствовала этого. Здесь на Горе я ясно осознала свою неудовлетворённость, в отличие от Земли, где я лишь неопределенно или неясно чувствовала это, не понимая истинной причины происходящего. То, что было почти не диагностируемым недугом на Земле, исключая те разы, когда я, к моему ужасу, понимала это несколько более ясно, на Горе стало достаточно ясно высвеченной проблемой. На Земле это было, как если бы я была несчастна и стеснена, часто, в действительности не зная, почему так происходит, тогда как на Горе, я внезапно осознала, что я была просто ужасно голодна. Кроме того, на Горе, впервые, если можно так выразиться, я обнаружила природу пищи, той самой еды, без которой я так отчаянно голодала, и точные условия, исключительные условия, возможно столь же оскорбительные и унизительные для меня, сколь и возвеличивающие, при которых мне было бы позволено наесться досыта. Такие мысли я обычно с ужасом гнала от себя.

- Ты прав, Дразус, - внезапно сказала я. - Рабыни неважны. Они -ничто.

- Конечно, - удивился он. - Но почему Вы заговорили об этом?

- Сегодня утром я беседовала с той маленькой девчонкой, рабыней Сьюзан.

- Понятно, - сказал он.

- Это неважно, - отмахнулась я.

Он лишь кивнул, соглашаясь.

- Ты знаешь её? – поинтересовалась я.

- Да, я видел её, несколько раз, - ответил он.

- Как Ты думаешь, сколько она могла бы стоить на рынке? – спросила я.

- Она – соблазнительная, миниатюрная, давно в собственности, - начал размышлять мужчина, - и, кажется, прекрасно отдаёт себе отчёт чем она является и понимает уместность ошейника на своём горле.

- И? – не терпелось мне.

- Три тарска, возможно, - наконец выдал он.

- Так мало? – обрадовано удивилась я.

- Три тарска серебром, конечно, - поправился он.

- Ах, - сердито задохнулась я.

- Нет никаких сомнений, как она будет смотреться прикованной к рабскому кольцу, - пояснил он, - А кроме того, играет роль и то, что, она, несомненно, прошла через дрессировку рабыни.

Я и не сомневалась в том, что эта мелкая шлюшка - Сьюзан, была дрессированной рабыней. В ней просто не было чего-то, что могло бы показаться хоть капельку несовершенным.

Этим утром она, входя в мои покои, снова обнаружила меня спящей в ногах постели. Хотя обычно, рано утром, я успевала откатиться на другое место, прежде, чем появлялась она.

- Я не знаю, что не так со мной, - за завтраком призналась я ей, не выдержав, ибо отчаянно нуждалась в ком-то, с кем можно было бы поговорить по душам. - Я иногда чувствую себя настолько пустой, настолько несчастным, настолько неудовлетворённой, бессмысленной, беспокойной.

- Да, Госпожа, - почтительно, отозвалась рабыня.

- Но я никак не могу понять, что происходит со мной, - пожаловалась я ей.

- Да, Госпожа.

- Зато Ты, - заметила я, - с другой стороны, кажешься всегда довольной и безмятежной, и даже удовлетворённой и счастливой.

- Возможно, Госпожа, - улыбнулась Сьюзан.

- Так, что не так со мной? Ты знаешь? – отчаянно спросила я.

- Ваши симптомы ясны для меня, Госпожа, - кивнула она.

- Ох, говори же? – нетерпеливо попросила я.

- Я видела, как подобное происходило со многими женщинами.

- Просто, скажи мне, что не так со мной? – уже начиная раздражаться, велела я.

- Я предпочла бы не говорить, - вздохнула девушка.

- Говори! – уже потребовала я.

- Я должна сказать это Госпоже? – спросила она.

- Да! – почти закричала я.

- Госпожа нуждается в Господине, - заявила Сьюзан.

- Убирайся, - закричала я на рабыню, взлетая на ноги, и пинком, отбрасывая маленький столик в сторону. – Вон отсюда! Прочь!

Испуганная девушка выбежала из комнаты.

Я зарыдала, и, разбрасывая вещи, подбежала к стене, и заколотила по ней кулаками, крича:

- Нет! Это глупо, глупо! Она врёт, врёт, врёт, Она врё-о-о-от!

Прошло немало времени прежде, чем я, наконец, смогла успокоиться до состояния, чтобы помыться и привести себя в порядок, и подготовиться идти с Дразусом Рэнциусом на вершину городской стен, как мы и запланировали, чтобы насладиться видом окрестностей. Я помнила, что первоначально он не хотел вести меня туда, но затем, неожиданно для меня, согласился, и даже сам предложил.

- Конечно, я – крупнее, чем Сьюзан, - едко заметила я Дразусу Рэнциусу, стоя на стене. - Я выше, грудь у меня больше, а бедра шире.

- Эти параметры - равнозначны, и даже могли бы несколько увеличить Вашу цену, - пояснил мужчина.

- Я презираю рабынь, - нервно сказала я. - Я презираю их.

- Это вполне соответствует Вашему положению, - согласился он.

Я вновь посмотрела поверх стены.

Насколько же рада я была тому, что была свободна! Как ужасно, насколько ужасно, было бы, окажись я здесь рабыней!

- Леди Шейла плачет? – спросил Дразус, по видимому заметив блеснувшие в моих глазах слёзы.

- Нет! – отмахнулась я, пытаясь не показать своей слабости.

Я боролась с дикой потребностью, растущей во мне, казалось всплывшей из самых тёмных глубин моего сердца, с нуждой, которая требовала от меня капитулировать, подчиниться и любить, всецело, не сдерживаясь, отдавая всё, не прося ничего. Какой поверхностной, внезапно, показалась мне сейчас моя склонность к эгоизму и себялюбию. Откуда могли появиться во мне эти странные и столь ошеломительные эмоции, спрашивала я себя. Конечно, они, напугали меня, ибо во всём казались полностью противоречащими тем рефлексам, что выработались во мне Земле, под действием общественного мнения. Я боялась, что источник этих чувств мог находиться только глубоко в тайниках моего собственного характера.

Я промокнула слёзы, выступившие в моих глазах уголком вуали.