– Мне жаль твои джинсы, – сказала Миранда с переднего сиденья. – Я рада, что ты пришла. Было не так много детей из ЧА[18].
– В Академии не много евреев, – я откинулась на спинку сиденья. При малейшем движении я чувствую, как подомной шуршит пакет. Вероятно, количество евреев не превышает 15-20% учеников Чикагской Академии, да и к тому же, ЧА далеко не самая большая школа в Чикаго.
– Они думают, что мы богатые снобы, – ляпнула я.
Миранда, повернувшись, посмотрела на меня, в то время как Джессика полностью сосредоточилась на дороге, ведущей домой.
– Люди не считают меня снобом, они считают меня жирной, но они полагают, что ты сноб, потому что ты красивая и мало улыбаешься.
– Улыбки переоценивают.
Джессика фыркнула себе под нос, а Миранда наоборот выглядела воодушевленной, продолжая возбужденно болтать:
– Улыбка продлевает жизнь. А ты знаешь, что когда ты хмуришься, то работают больше мышц, нежели когда ты улыбаешься?
– Ты знаешь, сколько энергии уходит на разговоры, в отличие от того, когда ты молчишь?
Я и вправду сказала это вслух? О Боже. Миранда, прикусив губу, отвернулась и вжалась в сиденье.
Я не это имела в виду. Я просто хотела, чтобы меня перестали попрекать тем, в чем я не права. Джессика остановила машину. Я думала, что вывела ее из себя, и она выкинет меня за шиворот прямо посреди дороги, но потом я поняла, что мы подъехали к моему дому.
Придерживая статусу «я-не-очень-хороший-и-не-улыбчивый-друг», я открыла дверцу машины и ступила на тротуар.
Я уже собиралась переступить через свою гордость и поблагодарить Джесс за поездку, но она опередила меня, выпалив «закрой дверь».
Как только я захлопнула дверь, она умчалась также быстро, как автогонщик NASCAR[19]
Чувствую себя самой последней стервой. Может, так и есть. Должна ли я чувствовать облегчение от того, что я стерва с совестью? Я совершенно несчастна.
С минуту я стояла на улице, а затем развернулась и направилась к дому.
Я хочу улыбаться. Я хочу быть хорошей подругой для Джессики и Миранды.
Миранда одевается и ведет себя не так, как я, но она милая и улыбчивая.
Она улыбается, потому что все хорошо, или она милая, потому что улыбается?
Это вообще важно?
Истощенная физически и эмоционально, я прошла мимо нашего ночного портье Джоржа, который любезно открыл для меня двери. Я вызвала лифт, когда Джордж обратился ко мне:
– Как прошел вечер с друзьями, мисс Барак?
– Дерьмово.
– Боюсь, что некоторые дни действительно такие.
– Да, некоторые дни – дерьмо.
В лифте я прислонилась головой к стене. Двери уже начали закрываться, как вдруг я услышала, что кто-то пытается придержать их. И этот «кто-то» был никто иной, как Нейтан.
Он был одет в кофту и тренировочные штаны. Дама, которую я видела пару раз, шла за ним. Она живет на пятом этаже. Я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от всего. Когда лифт остановился на пятом этаже, дама вышла, и я открыла глаза.
Нейтан смотрит на меня поверх очки. Его глаза такие же яркие, как у лягушонка Кермита, и в них сверкают золотые огни лифта. Глупые огни. Тупой лифт. В мою голову лезут дурацкие мысли о том, что мне сделать, чтобы понравиться такому парню, как Нейтан.
Он сделал глоток воды из бутылки, которую держал в руках. Я тяжело задышала, будто мой мозг превратился в огромное картофельное пюре. Я смотрю на его губы. Я никогда не смотрела на его губы, а сейчас они блестят от воды. Натан ненавидит меня, но может быть...
Нет, я не могу.
Но он смотрит прямо на меня; наши взгляды встретились. Я не могу ничего изменить в моей дрянной жизни, но быть может я смогу изменить его отношение и враждебность по отношению ко мне.
Если я не попробую, то никогда не узнаю. Уронив сумку на пол лифта, я приблизилась к Нейтану и прижалась губами к его. Я целовала Нейтана в лифте, пока он стремительно нес нас с пятого на сороковой этаж. Я завороженно смотрела на него, ожидая его реакции.
Никакой реакции.
Мои руки. Куда мне деть руки? Положив их на его грудь, которая оказалась необычайно твердой для парня, вроде него, я наклонила голову, чтобы углубить поцелуй.
Нейтан не ответил на поцелуй. Его губы мягкие и манящие, но он неподвижен. Он не оттолкнул меня, но и не ведет себя как парень, которого целует девушка. Его губы слегка раскрылись, а дразнящее дыхание теплое и сладкое.
Но все впустую. Он не принял участия, всю инициативу я взяла в свои руки.
Когда лифт пискнул, оповещая нас, что мы приехали, открылись двери, я убрала руки с его груди и отступила на шаг назад.
– Что ж, была рада доставить удовольствие, – сказала я, подняв сумку и выходя из лифта.
– Кому? – спросил Нейтан, проходя мимо меня.
Мы в безлюдном холле на сороковом этаже. Нейтан стоит перед своей дверью, а я перед своей. Я изучала его профиль, пока он доставал ключи.
– Расслабься, Нейтан. Это была шутка. Тебе, очевидно, не нравятся девушки.
Он разразился коротким циничным смешком.
– Думай, как хочешь, Барби. Тебе когда-нибудь говорили, что ты пахнешь фруктами?
– Прекрати называть меня Барби! – закричала я, игнорируя его комментарий о фруктовом запахе.
Нейтан, не обращая на меня внимания, открыл дверь и также молча закрыл за собой.
Дверь моей квартиры открылась, из которой быстро выскочил папа.
– Что случилось? На кого ты кричала?
– Ни на кого.
– Я слышал крик. Ты вы порядке?
– Не доставай меня. Я в порядке, – ответила я, пройдя мимо него.
Папа проследовал за мной в мою комнату – в мое святилище, где я могу побыть одна.
– Я твой отец. Я имею право доставать тебя. Почему ты так ведешь себя? И почему ты пахнешь бананами?
Я наградила его моей знаменитой усмешкой.
– А как я себя веду?
– Как будто злишься на весь мир.
– Я не злюсь на мир. Это мир зол на меня. И для твоего сведения, я села на банан. А теперь прошу меня извинить, я должна почистить свои джинсы.
Мой папа достаточно быстро удалился.
После того как я застирала джинсы до скрипа, я надела сорочку и вышла в коридор, чтобы почистить зубы и умыть лицо. После пережитого стресса, на моем лице точно появится прыщик… или два. В ванной я усердно терла губы, пытаясь навсегда стереть следы поцелуя. Возвращаясь в свою комнату, я увидела, что папа стоял около двери, облокотившись о косяк.
– Признаюсь, я не привык разбираться с проблемами девочки-подростка, но я здесь, чтобы выслушать тебя.
Думаю, он мысленно готовится к тяжелому разговору. Он не привык разбираться с проблемами девочки-подростка. Мой папа типичный мужик. В его жизни не хватает женского влияния.
– Почему ты не хочешь ни с кем встречаться?
– Потому что отношения требует времени и обязательств.
Закатив глаза, я сказала:
– Для меня не тайна, что у тебя проблемы с обязательствами. Давай начистоту – ты отказываешься ходить на свидания, потому что любишь маму?
– Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
– Почему же? Ясно как божий день, ты ни с кем об этом не говорил. Если ты думаешь, что уходя с головой в работу, ты сбежишь от правды, то ты сильно заблуждаешься.
– Эми, я весь поглощен тобой. У меня едва хватает времени, чтобы побыть с моей дочерью, и это как нож по сердцу. Как я могу посветить себя еще кому-то, если это отдалит меня от моей семьи?
– Ты считаешь, что два человека – это семья?
– Да.
Мой бедный папочка не понимает.
– А что ты будешь делать, когда я поступлю в колледж? Ты останешься один, в то время как у мамы и Марка будут дети. А кто будет рядом с тобой, когда ты постареешь? Ты будешь сидеть дома наедине с собой, и лишь вставная челюсть и дряхлое тело будут твоей компанией.
Он улыбнулся, а в глазах засветилось веселье.
– Спасибо за столь красочное и полное описание картины моего будущего. Считай, что я официально предупрежден о моей судьбе.
