Пожав плечами, Клейтон сел в экипаж. Они направились прямиком в Скотленд-Ярд. Добравшись до Грейт-Джордж-стрит, они оставили экипаж напротив здания и вошли в полицейское управление, являя собой довольно странное зрелище. Впереди шел агент Клейтон, тянувший за собой человека с обезьяньей физиономией своей здоровой рукой, в то время как другая рука, наполовину раздробленная, беспомощно свисала из рукава. За ним шагал усталый и угрюмый Уэллс, обуреваемый тяжелыми мыслями о Джейн, а замыкали процессию Мюррей с Эммой, обменивавшиеся восхищенными взглядами, время от времени они затевали оживленные споры, словно шли выбирать свадебные подарки. К всеобщему удивлению, все помещения оказались пусты. Никого не было ни в главном зале, ни в примыкавших к нему кабинетах, и царившая вокруг тишина подсказывала, что во всем здании не осталось ни единой живой души. Они с опаской обошли зал, повсюду натыкаясь на вызывающие тревогу следы насилия: перевернутый стол, разбитая ударом об стену пишущая машинка, опрокинутая картотека. Но больше всего их пугали брызги крови на стенах и на полу.
— Что за дьявольщина тут приключилась? — воскликнул наконец Мюррей, растерянно рассматривая огромное пятно на стене, напоминавшее своими очертаниями Австралийский континент.
— Не знаю… — тихо проговорил Клейтон.
— А что это за запах? — спросила вдруг Эмма.
— Действительно, — подтвердил Уэллс, принюхавшись. — Пахнет чем-то мерзким.
— Похоже, запах идет сверху… — Клейтон указал на лестницу, ведущую на верхний этаж, где находились кабинеты инспекторов.
Все обменялись тревожными взглядами, понимая, что надо подняться наверх, если они хотят узнать, что там произошло. Передав пленника Мюррею, Клейтон вытащил револьвер и возглавил процессию. Они опасливо шли гуськом, и с каждой новой ступенью омерзительный запах становился все сильнее. А когда поднялись на верхний этаж, тоже совершенно пустынный, он сделался просто невыносимым. Брезгливо скривившись, Клейтон, за которым последовали остальные, прошел по коридору. По случайности смрад привел его в самый его конец, к последнему кабинету, принадлежавшему инспектору Колину Гарретту. Дверь в кабинет была закрыта, но тяжелый запах явно шел изнутри. Агент проглотил слюну, положил искореженный протез на ручку двери и окинул спутников суровым взглядом, таким образом призывая их быть готовыми ко всему. Те понимающе закивали и стали наблюдать за тем, как он пытается повернуть ручку своей искусственной рукой, поскольку его здоровая рука сжимала револьвер. Некоторое время Клейтон сражался с непокорной ручкой, истощив всеобщее терпение, но в конце концов все-таки открыл дверь. Волна жуткой вони тут же распространилась по коридору, угрожая вывернуть желудки присутствующих наизнанку. Вслед за Клейтоном они шагнули в кабинет, однако кровавое зрелище, ожидавшее их внутри, превосходило любую жестокость, с какой только приходилось им сталкиваться в жизни.
Комната была превращена в подобие бойни. Посередине они увидели наваленные друг на друга, словно мешки с мукой, более дюжины обезображенных трупов. В этой страшной куче лежали вперемешку, с искаженными лицами и выпотрошенными телами, элегантно одетые инспекторы, агенты в униформе и даже, судя по галунам, кое-кто из начальства. Бросались в глаза многочисленные раны, из которых сочилась кровь — красные ниточки, медленно сливавшиеся воедино, стекали вниз, на пол, где превращались в самый настоящий ручей, только темного цвета. Все они погибли насильственной смертью, о чем свидетельствовали перерезанные горла, раздробленные кости и зверски распоротые животы, став жертвами кого-то, кто не знал, что означает слово «жалость», зато ему было прекрасно известно слово «жестокость». У некоторых были оторваны руки или ноги и теперь в беспорядке валялись вокруг жуткой груды, наводя на мысль, что тот, кто это сделал, спрятал здесь тела убитых им в разных концах здания, причем был настолько аккуратен, что собрал все до единой части тел вплоть до крошечного кусочка легкого.
— Боже правый… — пробормотал Клейтон. — Кто мог это сделать?
— Не знаю… — сказал Уэллс, сдерживаясь, чтобы его не вырвало. — Но эти раны… Они напоминают следы от когтей какого-то зверя.
— Зверя, который потом прячет свидетельства своего преступления? — с сомнением произнес агент.
— Да вы сами взгляните, — пожал плечами писатель.
Стараясь не наступить на прилипший к полу кусок печени, Клейтон наклонился над одним из трупов, чье лицо, от лба до подбородка, пересекали три глубокие бороздки. Как и говорил Уэллс, это было похоже на удар мощной лапы, в результате которого не только пострадала кожа несчастного, но вдобавок он лишился глаза и половины носа. Агент осмотрел еще несколько похожих ран, покачал головой и беспомощно огляделся вокруг. Уэллс наклонился над штабелем трупов, разглядывая многочисленные царапины и раны с неким научным интересом, а Мюррей вывел Эмму в коридор и открыл окно, чтобы ветерок взбодрил ее, в то время как пленник застыл у дверей с бледным, изменившимся лицом. Тут Клейтон обратил внимание на труп, занимавший кресло Гарретта. Его тело наклонилось назад, голова же была повернута к находившейся за ним стене под невозможным углом, как будто убийца свернул несчастному шею, вращая голову, словно юлу. Кроме того, он выпустил своей жертве кишки, свисавшие у нее с колен, как спущенные помочи, причем было очевидно, что убийца позаботился о том, чтобы усадить труп в кресло и не смешивать его с прочими убитыми. Заинтригованный личностью полицейского, удостоившегося особого отношения со стороны убийцы, Клейтон повернул голову мертвеца к себе.
— Что за чертовщина! — испуганно воскликнул он.
— В чем дело? — спросил Уэллс и подошел к агенту, стараясь не поскользнуться на внутренностях, усеивавших пол.
— Это Колин Гарретт, — растерянно объяснил Клейтон. — Инспектор, с которым я разговаривал пять минут назад возле магазина велосипедов.
Пошатываясь, он вышел в коридор: голова у него шла кругом как от смрада, так и от изумления. Писатель последовал за ним.
— Вы уверены, что это тот самый юноша? — спросил Мюррей.
Клейтон собирался ответить, но внезапно в коридоре раздался леденящий душу голос:
— Вас не учили уважать покой усопших, агент Клейтон?
Все повернулись туда и увидели в начале коридора фигуру человека, внимательно разглядывающего их. Когда бесцеремонный незнакомец сделал несколько шагов и оказался в кружке света одной из ламп, они убедились в том, что перед ними стоит тот самый бледный и тщедушный юноша, который только что сидел в своем кабинете со свернутой шеей и обезображенным лицом.
— Это невозможно… — прошептал агент.
— А мне казалось, для вас нет ничего невозможного, Клейтон, — заметил фальшивый Гарретт голосом, лишенным всего человеческого.
В ответ на этот выпад агент вышел вперед и прицелился в говорившего.
— Стой на месте! Кто бы ты ни был, ни шагу вперед! — приказал он в излишне театральном стиле.
Фальшивый Гарретт несколько мгновений смотрел на него с видом сомнамбулы, а потом чуть ли не равнодушно ответил:
— Успокойтесь, Клейтон. Я и не собирался никуда идти.
Неожиданно он смешно разинул рот, и оттуда выскочил невероятно длинный красноватый язык, какой бывает у жаб или хамелеонов, который молниеносно преодолел коридор и обкрутился вокруг руки Клейтона. Но как только тот почувствовал на своем запястье этот омерзительный придаток, грянул выстрел, хотя агент не мог бы с уверенностью сказать, что нажал на курок сознательно. Он даже не успел прицелиться, но благодаря какому-то чуду пуля попала лже-Гарретту в голову, и клещи, стискивающие запястье, сразу ослабли. Инспектор рухнул на пол, а его чудовищный язык мгновенно спрятался во рту, превратившись в мясистый клубок. Никто и слова не успел сказать, как лежащее посреди коридора тело забилось в страшных судорогах.
И тогда агент специального подразделения Скотленд-Ярда Корнелиус Клейтон, стоявший между бьющимся в конвульсиях телом и остальными, увидел, как сквозь внешность инспектора начинают проступать черты того самого существа, которое вылезло из подбитого треножника в окрестностях Лондона и испустило дух у них на глазах. Голова злополучного Гарретта сплющилась, словно от внезапного удара молота, а челюсти вытянулись в крокодилью пасть. Одновременно руки у него удлинились, превратившись в страшные лапы, чьи пальцы были соединены между собой гибкими перепонками, а кожа стала медленно покрываться зеленоватой чешуей. Росло в разные стороны и тело, принимая чудовищные размеры. И тут, прежде чем эти страшные превращения завершились, существо, все еще смутно напоминавшее инспектора Гарретта, быстро вскочило на ноги, словно подброшенное пружиной, и его липкий язык вновь выстрелил в направлении Клейтона, который по-прежнему направлял на него револьвер, хотя в барабане уже не осталось ни одной пули. Агент с трудом сумел уклониться, бросившись на пол. Оттуда он с ужасом наблюдал за тем, как клейкий отросток ударил в грудь пленнику с такой силой, что тот зашатался. Затем язык потянул несчастного к себе, оторвал его от пола и поднес к своей громадной пасти, усеянной клыками. Сделав отчаянное усилие, пленник как-то извернулся и изо всех сил вцепился в раму открытого окна. Это на какое-то время затормозило действия существа, по-прежнему погруженного в трудоемкий процесс превращения, и даже вывело его из равновесия. Тогда объятый ужасом человек с обезьяньим лицом попытался вылезти в окно и уцепиться за оконную раму снаружи, после чего повис над пропастью и с завидным упорством держался там, пока страшный язык старался оторвать его от окна и втянуть обратно в коридор. Клейтон поднялся с пола и вновь занял свое место перед перепуганной группой. В этот момент с поспешностью, удивившей всех, Мюррей отделился от группы и, движимый дикой решимостью, подошел к окну, чтобы безжалостно наступить на руки несчастного Майка, который после этого выпустил раму и со сдавленным криком ужаса сорвался вниз. Тотчас же все увидели, как натянулся язык существа, которое не успело среагировать и под тяжестью своей жертвы было подтянуто к окну. Придя в замешательство, существо попыталось ухватиться вначале за миллионера, который, вскрикнув от боли, сумел-таки вырваться, а потом за оконную раму, но, к счастью, его лапы еще не обрели нужную форму, а потому оно рухнуло вниз вслед за пленником, с которым его, подобно карикатурной пуповине, связывал пресловутый отросток.
