— Спасибо, святой отец, — сказал он после паузы и сделал шаг навстречу священнику, чтобы пожать протянутую руку. — Боюсь, что я еще не привык к земным обычаям. Хотя теперь это не так важно, поскольку изучать их уже нет никакого резона, вы не находите?

На протяжении нескольких секунд Посланник не выпускал руку священника из своей и продолжал вглядываться в него, словно призывая оспорить свое последнее утверждение. А когда наконец отпустил ее, отец Бреннер, немного обеспокоенный тоном высокомерного превосходства, что прозвучал в речи Посланника, откашлялся и постарался следовать плану, который он наметил как гостеприимный британец.

— Не хотите ли чашку чаю? — предложил он. — Этот напиток здесь очень распространен, и я уверяю вас, что телу, которое вы занимаете, он придаст заряд бодрости.

— Разумеется, святой отец, — с улыбкой ответил Посланник. — Почему бы не насладиться местными привычками перед тем, как их уничтожить?

От его слов по спине священника пробежал холодок. Похоже, Посланник был намерен постоянно напоминать ему, что все, что было ему знакомо, все, что его окружало и что он любил больше, чем собственный мир, в считанные дни перестанет существовать. Да, тому, кто находился перед ним, было поручено уничтожить единственный мир, который Бреннер хранил в своей памяти, более того, он имел наглость презирать этот мир, заранее исключая, что он стоит того, чтобы оплакивать его разрушение.

— Идите за мной, — сказал он, стараясь не показать своей удрученности, ибо, по сути дела, находился здесь для того, чтобы облегчить работу Посланнику.

Священник подвел гостя к маленькому столику, накрытому возле стеклянной двери, которая выходила на задний двор, где благодаря его заботливому уходу благоухал небольшой садик. День клонился к вечеру, и оранжевый свет заливал горстку растений, которым он посвящал свой редкий досуг и чей аромат приносил с собой в ризницу вечерний ветер. Его охватила тоска при мысли, что этот садик исчезнет вместе со всей планетой, а значит, и покой, всякий раз нисходивший на него, когда он, вооруженный перчатками и садовыми инструментами, возился там, спрашивая себя, испытывают ли то же чувство люди, когда занимаются этим почти непроизводительным трудом. Он постарался скрыть всепоглощающую грусть и с почтительной улыбкой принялся разливать чай, а тем временем куранты на галерее беспечно вызванивали свои ноты, как делали каждый день, потому что никто не сказал им, что этот день может стать последним.

— Вы правы, превосходное питье, — похвалил Посланник, отпив глоток из своей чашки и осторожно поставив ее на блюдце. — Вот только не знаю, заслуга это напитка или совокупности органов, которыми обладают земляне, чтобы его оценить: обоняние, нёбо, горло… Вот сейчас, например, я чувствую теплый след, оставленный там чаем, который медленно достиг моего желудка.

Священник с улыбкой наблюдал, как Посланник с явным удовольствием поглаживает свой живот. Он напоминал ребенка, получившего новую игрушку. Его манера брать чашку; словно это была пробирка для опытов, или вытираться салфеткой выдавала недостаток практики во владении новым телом, что и выражалось в особой деликатности, которая сотрется лишь по прошествии лет.

— Хорошие у них тела, — искренне похвалил отец Бреннер. — Ограниченные в восприятии окружающего мира вследствие своих рудиментарных чувств, но зато способные вовсю наслаждаться теми немногими удовольствиями, что могут от него получить. А цейлонский чай просто восхитителен. К тому же теперь его можно пить, ничего не опасаясь. А ведь еще несколько лет назад, когда фекальные воды спускали непосредственно в реку, одной такой безобидной на вид фарфоровой чашечки было достаточно, чтобы заразиться тифом, гепатитом или холерой. Конечно, для нас эти болезни не представляют смертельной опасности, но, уверяю вас, находиться внутри тела, страдающего каким-нибудь заболеванием, довольно неприятно.

Посланник рассеянно кивнул и невозмутимо огляделся по сторонам, разглядывая церковные чаши, требники, шкаф, где висели ризы и сутаны.

— Однако, независимо от болезни, которой вы страдали, похоже, вы ухитрились занять хорошее положение в структуре земного общества, — заключил он после осмотра и обвел небольшое помещение рукой. — Взгляните, чего вы достигли. Вы возглавляете приход, относящийся к Англиканской церкви, основной государственной религии в Англии и Уэльсе. Или информация, хранящаяся в мозгу моего хозяина, ошибочна?

— Нет, господин, она верна, — подтвердил священник, не зная, как воспринять замечание Посланника: как упрек или одобрение.

Тут он вспомнил день своего «земного» рождения, как о нем рассказывали его родители, жившие в облике скромных торговцев из Мэрилебона. Спустя неделю после того, как его мать родила, — с помощью акушерки, имевшей такое же отношение к землянам, как и его родители, которая объявила соседям, что ребенок родился мертвым, — его отец узнал о приезде в местный приход молодого священника и тут же сообразил, что это идеальное тело для новорожденного зародыша, которого они тайком держали в спальне на чердаке. Он исхитрился заманить священника к себе домой, сказав, что его мать при смерти и нуждается в соборовании. «Что скажешь, дорогая: тело молодое и здоровое, и к тому же он занимает такое место в обществе, которое нам очень пригодится», — сказал он жене, приведя в замешательство священника, пожелавшего узнать, что они имеют в виду. «Ничего важного для вас, святой отец», — ответила жена и предложила ему подняться по лестнице в спальню, где, по ее словам, лежала при смерти ее престарелая свекровь. Но, разумеется, поджидал его там не кто иной, как новорожденный, пока что в своей подлинной форме зародыша, стремившегося обрести тело, в котором ему придется вести свое земное существование. Молодой священник успел лишь поднять брови, увидев столь неожиданное и жуткое явление, и тут же нож по самую рукоятку вонзился ему в спину. Умело использовав кровь, они похоронили его в саду, и спустя какой-нибудь час, немного освоившись в новом теле, новоявленный отец Бреннер занял свое место в церкви, предоставив колонии инопланетян пункт для сбора, но не забывая и о своих обязанностях приходского священника. Последнее было предметом его особой гордости, ибо речь шла о далеко не легкой работе, что он и хотел внушить Посланнику, воспользовавшись тем, что тот снова погрузился в выжидательное молчание.

— Но должен признаться, что в последнее время положение осложнилось, — пояснил он назидательным тоном, наливая гостю новую чашку чаю. — Существует католическое меньшинство, причем довольно значительное, и оно растет в местах проживания ирландских иммигрантов. Но самая главная угроза, с которой мы сталкиваемся, это кризис веры: все труднее становится буквально интерпретировать Библию, книгу, где собраны их верования, поскольку она не обладает исторической точностью.

— В самом деле? — улыбнулся Посланник со скучающим видом и поднес чашку к губам.

— Да. Согласно Библии этот мир существует всего каких-нибудь шесть тысяч лет, что может опровергнуть любой геолог. Но главный удар по самим основам христианской доктрины нанесла теория эволюции, выдвинутая землянином по имени Дарвин, которая лишила сакрального смысла акт творения. — Посланник глядел на него, не говоря ни слова, и только самодовольная улыбка играла на его губах, а потому после секундного колебания священник решил продолжить изложение своих мыслей: — Теологи нашей церкви стремятся выглядеть более восприимчивыми к достижениям науки и даже требуют переосмысления библейских текстов. Но все это бесполезно: ущерб уже нанесен. Неуклонная секуляризация общества — свершившийся факт, и мы должны это принять. С каждым днем возможностей для досуга становится все больше, и они отбирают у нас прихожан. Знаете, что такое велосипед? Даже этот нелепый драндулет превратился в нашего врага. Когда наступает воскресенье, люди предпочитают съездить на природу, а не посещать мои проповеди.

Посланник поставил чашку на блюдечко так, будто она весила целую тонну, и повернул голову к священнику, забавляясь его расстроенным видом.