— Стало быть, Властелин времени не умер… — как бы для себя проговорил Клейтон, не отрывая глаз от письма, которое он бережно держал в руках, словно голубку.

— Как видите, — холодно отозвался писатель.

Клейтон сложил письмо, но не вернул, а положил в карман своего пиджака.

— Разумеется, это письмо открывает еще одну перспективу, и ее тоже следует иметь в виду, — сдержанно, но любезно пояснил агент.

«Еще одну перспективу? — возмутился про себя Уэллс. — А разве была какая-нибудь другая?»

— Извините меня, агент, — сказал он, — но я никак не возьму в толк, какое другое объяснение могло бы быть проще и логичнее, чем то, что содержится в этом письме.

— Не стану с вами спорить, мистер Уэллс, — усмехнулся молодой человек, — но меня учили перебирать все возможности. Абсолютно все, не позволяя логике или простоте, кстати сказать, весьма субъективным понятиям, их как-то ограничивать. Моя работа состоит не в том, чтобы сокращать возможности, а в том, чтобы расширять их. Вот почему я до поры до времени не придаю какому бы то ни было факту значение решающего. Чтобы не ходить далеко, скажу: существование этого письма наводит меня на мысль о множестве иных вариантов: к примеру, вы сами его написали и, чтобы затруднить расследование, возложили вину на покойника…

— Но тогда… — пробормотал Уэллс. — Тогда должен ли я считать, что абсурдная вероятность того, что я за год предсказал нашествие марсиан, причем во всех деталях, продолжает оставаться для вас достойной рассмотрения? Вы что, полагаете, я поддерживаю некую связь с марсианами и моя книга — не игра воображения, а что-то вроде предупреждения? Думаете, что я их пишущая машинка или глашатай?

— Успокойтесь, мистер Уэллс, у вас нет причин волноваться, — посоветовал агент. — Мы с вами всего лишь два джентльмена, ведущие дружескую беседу, разве не так? И в ходе этой интереснейшей беседы я просто приобщил вас к моим скучным рабочим методам. Вот и все. Никто вас ни в чем не обвиняет.

— Одного лишь факта, что вы считаете необходимым успокаивать меня в связи с предполагаемым обвинением в мой адрес, достаточно, чтобы вселить в меня тревогу, уверяю вас.

Клейтон едва заметно усмехнулся.

— Несмотря на это, позвольте еще раз настоятельно просить вас не волноваться. Вы едете со мной не в качестве подозреваемого и тем более не как задержанный. По крайней мере на данный момент, — уточнил он, буквально сверля писателя взглядом, явно не сочетавшимся с его любезным и деликатным тоном. — Я просто попросил вас отправиться со мною в Уокинг в надежде, что ваше присутствие может оказать помощь в разъяснении загадки, затрагивающей вас явными намеками на ваш роман. И вы любезно согласились, за что я вам бесконечно благодарен.

— Все это верно, агент, но я также настоятельно прошу вас обратить внимание на то, что я уже оказал помощь, передав вам письмо, которое, на мой взгляд, способно разъяснить любую загадку, какая только может возникнуть в этом неприятном деле, — напомнил Уэллс, не удержавшись от некоторой иронии в голосе.

— Будем надеяться на это, мистер Уэллс. В таком случае мы с вами вернемся к себе домой еще до ужина, и вы сможете рассказать забавнейшую историю вашей очаровательной супруге.

После этих слов Клейтон углубился в созерцание пейзажа, дав понять, что разговор закончен. Уэллс покорно вздохнул и последовал его примеру, пока ему молчание не показалось невыносимым:

— А скажите-ка мне, агент Клейтон, чем занимается то особое подразделение Скотленд-Ярда, к которому вы принадлежите?

— Боюсь, что не смогу подробно рассказать вам об этом, мистер Уэллс, — вежливо ответил тот, глядя в окошко.

— О, вы меня неправильно поняли. Я не прошу, чтобы вы раскрыли мне содержание какого-нибудь секретного дела или чего-то подобного… На самом деле я больше, чем вы думаете, осведомлен о характере информации, которую люди, управляющие нашей страной, скрывают от своих граждан, — сказал Уэллс, не в силах удержаться, чтобы не излить на агента негодование, накопившееся с тех пор, как он побывал в Палате чудес.

Словно судорога пробежала по телу Клейтона. Он оторвал взгляд от окошка и уставился на Уэллса.

— На что вы намекаете, мистер Уэллс?

— Ни на что, агент, — сбавил тон писатель под буравящим взглядом Клейтона. — Я только поинтересовался, какого типа делами занимается ваше подразделение… Ведь я писатель и использую любую возможность, чтобы запастись материалом для будущих романов. И делаю это почти машинально.

— Понимаю, — с недоверием в голосе проговорил агент.

— А теперь не могли бы вы мне все-таки сказать, какие дела вы расследуете? Убийства, политические преступления, шпионаж? Интриги марсиан против нашей планеты? — спросил Уэллс с вымученной улыбкой.

Агент несколько секунд раздумывал. Затем вновь повернулся к Уэллсу, сложив губы в характерную для него гримасу, сознательную или непроизвольную, но в любом случае свидетельствующую о высокомерии.

— Скажем так: мы занимаемся всеми случаями, не поддающимися сразу рациональному объяснению, если можно так выразиться, — наконец приоткрыл он завесу. — Все то, что человек, а следовательно Скотленд-Ярд, не в силах объяснить с помощью разума, направляется в наше спецподразделение. Можно сказать, мистер Уэллс, что мы являемся, так сказать, свалкой, где скапливается все необъяснимое.

Писатель покачал головой, делая вид, что поражен. Значит, это правда, подумал он, и все, что он увидел в Палате чудес, подлинное?

— Только поймите меня правильно, — добавил агент. — В большинстве случаев наша работа состоит в том, чтобы обнаружить не столько необычайное, сколько рожденное фантазией некоторых криминальных умов. Почти все расследуемые нами загадки имеют до того простое объяснение, что вы были бы разочарованы точно так же, как если бы обнаружили кролика за подкладкой шляпы у фокусника.

— То есть вы занимаетесь тем, что отсеиваете ложь в нашем мире, отделяете реальность от чистой фантазии, — подытожил Уэллс.

— Прекрасно сказано. Достойный образ для писателя вашего масштаба, — улыбнулся Клейтон.

— Ну хорошо, а как же другие случаи? — не успокаивался Уэллс, не клюнувший на лесть. — Те, что были проанализированы вашими выдающимися умами, но тем не менее все еще не поддаются разумному объяснению?

Клейтон откинулся на своем сиденье и с симпатией посмотрел на писателя, пытавшегося отделить зерна от плевел.

— В общем… — Он немного поколебался, прежде чем продолжить. — Я бы сказал, что эти случаи вынуждают нас принять невозможное. Поверить, что магия на свете существует.

— Однако все это не становится достоянием общества, разве не так? Никто и никогда об этом не узнает, об этих случаях никому не известно… — сказал Уэллс и сразу же прикусил язык, чтобы не выложить все, что он знал.

— Учтите, что в большинстве своем такие дела никогда не закрываются, мистер Уэллс. И когда мы с вами станем кормом для червей, грядущие поколения будут продолжать их расследование. И я уверен, что они в конце концов отыщут логичные и человеческие ответы на многое из того, что сейчас кажется нам… скажем, сверхъестественным. Вы никогда не думали о магии как о науке, которую мы пока не познали и не постигли? Я думал. А потому зачем пугать народ неведомыми ужасами, если многие из этих загадок будут разгаданы наукой, которая ждет нас за завесой времен?

— Я вижу, вы относитесь к народу, как к ребенку, которого надо любой ценой защитить от обитающих в темноте чудовищ в надежде, что он вырастет и перестанет в них верить, — раздраженно возразил Уэллс.

— Или в надежде на то, что свет, которым мы пока не обладаем, озарит эту темноту, скрывающую такие ужасы, что, знай вы о них, вы бы не на шутку перепугались… — подхватил агент и добавил: — Я просто продолжил ваше замечательное сравнение, мистер Уэллс.

— Или, возможно, придется перестать относиться к согражданам как к малым детям и понять, что среди них встречаются умные головы, которые желали бы самостоятельно решать, что они хотят и чего не хотят знать! — взорвался Уэллс, не выдержав снисходительного тона своего спутника.