В целом соотношение субъективных и объективных факторов формирования нацистской женской политики в период Третьего Рейха не было постоянным, но колебалось в зависимости от состояния общества и актуальных задач, стоящих перед ним, а также от политической обстановки. В практической политике наиболее желательной для нацистов была все же антиэмансипационная линия, реализовать которую за 12 лет, отведенных историей для «тысячелетнего Рейха», они не смогли.

НСДАП с самого начала отказалась от самостоятельного участия женщин в движении (участие женщин в примыкающих к нацистской партии организациях — 10% — было самым маленьким среди партий Веймарской республики)^{692}: первое крупное собрание членов партии в 1921 г. приняло решение, что «женщины не могут входить в руководство партии и других высших партийных инстанций»; в дальнейшем нацисты подтвердили это намерение — в руководстве партией было всего 3% женщин^{693}; среди 108 депутатов, одетых в коричневую униформу, в рейхстаге 1930 г. не было ни одной женщины; среди студентов при нацистах было только 10% женщин. В 1934 г. из 100 тыс. университетских абитуриентов девушек было всего 1,5 тыс.^{694} Такая низкая цифра была не следствием конкурсного отбора, но системы квот (10%), которые нацисты стали устанавливать с 1933 г.^{695} Школьные учительницы и врачи-женщины должны были уступать свои места мужчинам, а те женщины, которые смогли сохранить свою работу, стали получать значительно меньшую, чем мужчины зарплату; в 1936 г. Гитлер принял решение, что женщины не могут быть судьями и адвокатами. В октябре 1937 г. Гитлер еще раз заявил, что на высоких чиновничьих постах он хотел бы видеть только мужчин. В соответствии с этой установкой женщины — ученые, а также женщины, занимавшие высокие управленческие посты, подвергались систематическому давлению и сокращению. Число студенток в вузах хотели искусственно ограничить — 10%, и с 1933 г. до 1939 г. процент этот на самом деле снизился с 15,8% до 11,2%^{696}. В этой связи в учебных планах школ для девочек центр тяжести намеренно перемещался на домоводство и предметы, которые могли пригодиться в семейной жизни будущим женам.

Когда в 1933–1934 гг. нацисты начали борьбу за преодоление экономических трудностей, важной частью этой кампании стало удаление женщин из хозяйственной жизни. Прямого давления на работающих женщин не оказывали, но предлагали добровольно уйти с работы за 600 рейхсмарок отступных и выйти замуж^{697}. Законом от 30 июня 1933 г. предписывалось увольнение женщин с гражданской службы и открыто декларировался принцип неравной оплаты за женский и мужской труд. Когда на одном из совещаний у Гитлера глава ДАФ доктор Лей предложил ввести равенство в оплате, фюрер категорически высказался против. Мотивировал он это тем, что зарплата в нацистском государстве имеет две функции: экономическую (оплата труда) и социальную функцию, которая обеспечивает семейному мужчине более высокую зарплату для того, чтобы он имел возможность содержать семью, поэтому он должен получать больше, чем холостой мужчина или женщина. На этом же совещании Гитлер заявил, что принцип равной оплаты за равный труд противоречит сохранению национальной общности в Германии. Он считал, что в мирное время на производстве должны трудиться только мужчины, и даже неквалифицированный работник должен иметь возможность содержать на свою зарплату семью и оплачивать как минимум трехкомнатную квартиру. Его жена должна содержать дом. Если же женщина выполняет мужскую работу и к тому же растит детей, то ей следует доплачивать премии или гарантировать налоговые льготы, но основной принцип начисления зарплаты, связанный с ее социальной функцией, трогать нельзя. В заключительной части Гитлер сказал, что некоторые профессии в мирное время следует вообще закрыть для мужчин (например, профессию дамского парикмахера) или для женщин (профессию официанток)^{698}.

Вопрос женской занятости имел замысловатую историю, и для того, чтобы составить правильное мнение о женской занятости в нацистской Германии и понять, что нового привнесли в нее нацисты, нужно учесть долговременные тенденции. Женская занятость в Германии, как и в других европейских странах, росла с XIX в. — новой в этом процессе была не женская работа сама по себе, — она и в доиндустриальные времена играла большую роль, — но то, что женщины стали получать за работу деньги. Ранее трудовая и личная сферы жизни женщин были нераздельны, а после их разделения в ущербе оказалась личная сфера. Вашингтонская конвенция (1919 г.) об условиях занятости женщин установила первый декретный отпуск: неделя до родов и неделя после родов оплачивались из фондов страхования по безработице, а по возвращению на работу кормящим женщинам для кормления выделялось специальное время. Об оплате женского труда в конвенции не упоминалось. Ради справедливости надо отметить, что в Германии, как и в других европейских странах, состояние этой проблемы было столь же прискорбным: так, в Британии принцип равной оплаты за равный труд мужчин и женщин на деле был реализован только в середине 50-х гг. XX в.

Как говорилось в предыдущем разделе, в деле формальной женской эмансипации и равноправия Веймарская республика была передовым государством, предоставившим равные права женщинам задолго до других западных государств. Другое дело, что за декларированием женских прав в Европе (а не только в Германии) не всегда следовала их реализация — наиболее показательным примером был СССР, где конституции 1918 г. и 1936 г. декларировали равноправие полов, но не изменили мужской монополии в обществе: женщины оказались вдвойне нагруженными: на производстве, как «равноправные», и дома — по традиции. Правда, советские женщины стали доминировать в медицине и в народном образовании, но лишь потому, что эти сферы были самыми плохо оплачиваемыми. В 1942 г. Гитлер с удовлетворением констатировал, что жизненный уровень советских врачей мизерен: при стоимости костюма в 900 рублей, они зарабатывают 550–700 рублей в месяц, то есть 55–70 рейхсмарок.^{699} В Германии рабочий в среднем получал около 120–130 рейхсмарок, а должности доктора и учителя в Германии и в нацистские времена были престижными и хорошо оплачиваемыми. И в других европейских странах не все профессии были открыты для женщин. Иными словами, нацисты лишь формально утвердили фактическое положение в сфере женской занятости, повсеместно распространенное в Европе.

В конце Веймарской республики в общей структуре занятости женщины составляли треть от всех работников; они стали постоянным фактором производства. Абсолютный прирост женской занятости приходился, однако, на вспомогательный труд, поэтому женщины меньше мужчин выигрывали от индустриализации. Этот процесс был аналогичным по всей Европе. В 1933 г. в Германии было уже 1,5 млн. трудящихся женщин, причем каждая седьмая из них была служащей. Работодатели предпочитали служащих женщин по той причине, что им можно было платить меньше (в среднем — на 10%), чем мужчинам^{700}. Нацистские антифеминистские лозунги пришлись бизнесу по вкусу.

В новейшей литературе по истории нацистской женской политики встречается утверждение о том, что после прихода к власти нацисты радикально сократили женскую занятость, но это верно только отчасти. С 1933 г. до 1934 г. число работниц хоть и медленно, но увеличивалось: с 1,2 млн. до 1,4 млн. Во-первых, крупные промышленные предприятия совершенно не изменили свою кадровую политику. Дело в том, что в Третьем Рейхе разница между оплатой равного женского и мужского труда составляла 25%, и на производстве предприниматели охотно замещали мужчин женщинами. Вместе с тем женщины, как и мужчины, выигрывали от растущего дефицита рабочей силы, так как предприниматели платили больше и давали премии для того, чтобы удержать у себя рабочих и работниц. На берлинских заводах концерна Сименса между сентябрем 1932 г. и декабрем 1933 г., то есть в разгар кампании против женской занятости и пресловутого совместительства (Doppelverdienen), было уволено 282 мужчины и только 13 женщин, а на работу было вновь принято в два раза больше работниц, чем рабочих^{701}. Это касается, однако, только рабочих специальностей: форсированная милитаризация экономики в Германии, хоть и привела в 1936–1937 гг. к нехватке рабочих рук, но эти изменения на рынке рабочей силы позитивно никак не отразились на положении высококвалифицированных специалистов-женщин, которых повсеместно сократили сразу после 1933 г. и на прежнюю работу уже не возвращали^{702}. В военных отраслях промышленности занятость женщин была низкой и составляла 13% от всех занятых женщин (1,48 млн. из 11,6 млн.). В 1936 г. Германия стала первой промышленной страной, достигшей полной занятости и стабилизации рынка труда^{703}, поэтому именно здесь в этот период отмечался упадок трудовой морали, усталость, большое количество прогулов и больничных, что объясняется не протестом против нацизма, но снижением социальной опасности и уверенностью в том, что работа гарантирована высокой конъюнктурой. То же касается и работниц^{704}. В отношении последних нужно иметь в виду то обстоятельство, что между 1925 г. и 1938 г. число замужних работниц выросло с 3,6 до 4,6 млн. С марта 1939 г. женщин стали привлекать и на строительство «Западного вала» (по «женским» специальностям) — таким образом, еще до начала войны рынок женского труда также был отчасти милитаризован. Еще более определенный характер имела женская занятость в аграрной сфере — в годы нацизма она постоянно росла, а с началом войны пропаганда начала прямо обращаться к крестьянкам с призывами сохранить прежний уровень производства^{705}. Впрочем, в пропаганде разделение сельского труда по половому признаку продолжалось, просто его реализацию откладывали до лучших послевоенных времен. Вообще, война в пропаганде рассматривалась как переходное время, в котором прекращали действие обычные правила в отношениях полов.