В марте 1944 г. Геббельс провел еще одну рекламную кампанию по привлечению женщин на производство. Будучи уполномоченным по тотальной мобилизации, Геббельс распорядился прекратить симуляции и приказал даже расширить возрастные рамки с 45 до 50 лет. 30% личного состава гражданские инстанции и учреждения должны были передать военной промышленности. Театры и рестораны по его указу закрывались. Более того, женщин было приказано принимать в вермахт, и с октября 1944 г. ими стали комплектоваться подразделения зенитных прожекторов^{731}. Клемперер отмечал в военном дневнике, что 16 июня 1944 г. в «Dresdner Zeitung» была опубликована статья «Женщины у зенитных прожекторов»; автор этой статьи уверял, что помощницы зенитчиков — это не военнослужащие, а только «относящиеся к вермахту» (Wehrmacht-Gefolgschaftsmitglieder). Немецких женщин не обучали владению оружием и стрельбе, как в СССР или в Великобритании[46]. Соответственно, если немецкая женщина погибнет на своем посту у прожектора, то она погибнет не как солдат, но станет «жертвой воздушного бандита»^{732}. Иными словами, попытки нацистской пропаганды изобразить привлечение женщин к воинской службе были хорошей миной при плохой игре.

Приказы Геббельса и в 1944 г. не принесли никакой пользы. Мягкость и нерешительность нацистского руководства в этом жизненно важном для Рейха вопросе особенно бросаются в глаза на фоне необыкновенной жесткости и напора в других сферах. Причины этого ясны: до войны идеалом женщины считалась домохозяйка, а работающим женщинам сочувствовали и рассматривали их как «людей второго сорта». Пересматривать такие позиции значило признать сложность и даже безвыходность положения, в которое нацисты завели Германию.

К официально пропагандируемому и превозносимому идеалу немецкой женщины принадлежали такие качества, как простота и естественность, поэтому косметика и всяческие модные причуды не приветствовались и даже высмеивались. СД передавала, что «женщины в брюках, размалеванные как индейцы», вызывали у простых немцев отвращение^{733}. Нацисты вообще осуждали употребление табака и алкоголя, а по отношению к женщинам — особенно настойчиво: из-за вреда для будущего потомства. Гиммлер неоднократно заявлял, что женщинам надо заниматься спортом, а не косметикой. Дамы, злоупотреблявшие косметикой, рисковали нарваться на публичное оскорбление или недобрые реплики прохожих. С другой стороны, планируемое министерством экономики запрещение производства средств для окраски и завивки волос не было осуществлено на деле, и в магазинах все это продолжали продавать^{734}. Сам Гитлер никогда не высказывался против маленьких женских хитростей, но партийные «пуристы» не раз устраивали кампании по преодолению этих, по их словам, «извращений». Нацисты уловили весьма примечательную сторону отношений полов — изысканные, но неудобные и нефункциональные одежды и украшения демонстрировали праздность их обладательниц, а праздность подлежала бесспорному осуждению. На это щекотливое обстоятельство указывал в свое время известный американский моралист Торнстайн Веблен^{735}. Он писал, что праздный класс избрал своим идеалом немощный и никчемный женский образ, служивший лишь доказательством состоятельности обладателя этой женщины. Иностранную женскую моду нацисты осуждали; женская мода, по их мнению, не должна быть фривольной и не должна походить на мужскую моду (ношение женщинами брюк осуждалось). В 1933 г. «Немецкое бюро моды» возглавила Магда Геббельс, отличавшаяся изысканным вкусом; она заявила, что нужно сделать немецкую женщину красивее. Первостепенное значение придавалось созданию немецкого стиля женской моды — это было легче декларировать, чем осуществить на деле: в итоге немецкие журналы мод все равно ориентировались на парижские тенденции^{736}.

Нацисты планировали преодолеть буржуазный стереотип женщины: в будущем СС собирались создать «Женские высшие школы мудрости и красоты» (Frauenhochschulen für Weißheit und Kultur), где воспитывалась бы элита молодых женщин. По мысли Гитлера, нацистским вождям они должны были заменить жен, переставших соответствовать своим мужьям^{737}. Изрядная доля цинизма сквозит и в ответе фюрера на замечание гауляйтера Данцига Форстера, который сомневался в необходимости облав на девиц легкого поведения. Гитлер сказал: «И совершенно справедливо — не следует натравливать полицию на людей. Иначе жизнь в тылу будет, как в тюрьме. Изгнать из кафе девиц легкого поведения — значит лишить солдат-отпускников основных радостей жизни»^{738}. Проституток в вермахте использовали также, как и в Первую мировую войну: после начала войны их перевели на казарменное положение; всего в 1942 г. в вермахте было зарегистрировано 500 публичных домов, там — преимущественно добровольно — «служили» польки, русские и еврейки^{739}.[47] В войну вообще наблюдалось значительное снижение морали. СД даже составила по этому поводу специальную сводку «Аморальное поведение немецких женщин»; в сводке сообщалось, что во всех немецких городах были определенные и общеизвестные места, где можно было познакомиться с доступными дамами. СД сетовала, что на время этих свиданий дети оставались брошенными. Подчеркивалось, правда, что речь идет в основном о женщинах из низких социальных слоев, но подобные стереотипы поведения распространяются постепенно и на женщин из других слоев населения Германии, в том числе и незамужних. СД отмечала большое количество случаев беременности среди 14–18-летних девиц. Особенно безотрадным, с точки зрения СД, было то, что фиксировалось множество случаев связей немок с военнопленными и иностранными рабочими, что нарушало принципы «расовой чистоты». В числе причин ослабления морали СД называла следующие объективные обстоятельства. Во-первых, широкое распространение общественных увеселительных мероприятий — танцев, туризма, спорта. Во-вторых, в условиях дефицита женихов матери хотели как можно скорее выдать своих дочерей замуж, но поскольку твердо рассчитывать на что-либо в войну не приходилось, то не возбранялись хотя бы кратковременные связи. В-третьих, сексуальные потребности солдатских жен бывали иногда так велики, что командиры подразделений получали письма с просьбами отправить того или иного солдата в отпуск — иначе их жены грозят «выйти на панель». В-четвертых, относительно высокие денежные выплаты семьям фронтовиков привели к тому, что многие замужние дамы коротали время в кафе и ресторанах и знакомились там с мужчинами. В-пятых, ежедневные угрозы бомбежек и смерти привели к тому, что люди стали стремиться вкусить максимальное количество радостей жизни, пока на то есть возможность. В-шестых, за связь с солдатом женщина могла получить дефицитные товары — натуральный кофе, шоколад, вино, чулки… В-седьмых, тяга к связям с иностранцами была во многом обусловлена жаждой нового и необычного в сексе^{740}. В этом перечне не упоминалось то важное обстоятельство, что враждебная церкви политика нацистов ослабила христианские ограничения половой жизни.

Несмотря на то, что партия приняла решение не допускать женщин в руководящие органы, в примыкающих к партии организациях, связанных с работой среди женщин и девушек, на руководящих постах их было довольно много. В процессе организации женского движения нацисты смогли привлечь на свою сторону большое количество активисток, которые либо всерьез не воспринимали отрицательную по отношению к их активности позицию мужчин, либо примирились с ней, либо надеялись, что со временем все уладится само собой. Второстепенное положение женских организаций в Третьем Рейхе имело одно преимущество — если в мужской части партии царила строгая идеологическая муштра и надзор, то женские организации в практической работе имели гораздо большую свободу.