— Мы не можем уберечь их от действительности, Орла, любимая.

— Полагаю, что нет. — Она тихо засмеялась. — Я стану бабушкой, как тебе это? Если только доживу. Это очень странно, потому что Фиона, которая на год старше меня, только что объявила, что беременна, а Маив будет рожать всего через шесть недель. Я хочу…

— Чего, любимая?

— Да нет, ничего.

Позже, когда они лежали в постели, Орла сказала:

— Я думала, Микки.

— Мне тоже так показалось, ты что-то совсем притихла.

— Я тоже хочу ребенка.

Микки поперхнулся.

— Не говори глупостей, любимая. Никто не может гарантировать… Это глупая идея, Орла.

— Ты хотел сказать, что никто не может гарантировать, что я все еще буду жива через девять месяцев, но я буду, Микки, клянусь. Я заставлю себя жить, чтобы полюбоваться на детей Маив и Фионы, а также на свою внучку и своего собственного ребенка.

— Это будет ужасно безответственно, — с жаром воскликнул Микки. — Кто, например, будет ухаживать за ним?

— Все, — твердо ответила Орла. — Мама будет, и мои сестры будут, и твои мать и отец будут. И ты будешь, Микки, и наши дети тоже. Это будет самый любимый ребенок на свете.

Орла пыталась уговаривать его еще целых полчаса, но Микки был неумолим. Не сдаваясь, она приводила все мыслимые резоны, почему хочет ребенка.

— Это сделает меня счастливой, Микки. Я перестану думать о том, что умираю, если внутри меня появится новая жизнь. Я буду знать, что моя душа вселилась в мое дитя.

— Это ерунда, Орла.

Еще через полчаса увещеваний Микки неохотно сказал:

— Давай спросим у врача.

— Нет. Врач будет против. Я знаю.

— Видишь! — торжествующе воскликнул Микки, словно это подтверждало его точку зрения.

— Врач и не может сказать ничего другого. Если он ответит «вперед», а потом что-нибудь случится, то все шишки свалятся на него.

— Ну вот, ты сама признаешь: что-нибудь может случиться.

— Ничего не случится, но врач не может быть в этом уверен. Он отсоветует нам делать это, чтобы не нажить себе неприятностей.

— Ты не сможешь зачать.

— Не смогу, значит, не смогу. Но я хочу попытаться. — Она начала ласкать его. — Пожалуйста, Микки, — прошептала она. — Ведь я еще не беспомощный инвалид, каким ты меня считаешь, пока еще нет, и мне хочется заняться любовью.

— Ну, хорошо, — ответил он сдавленным голосом, — мы займемся любовью, но только завтра, когда я куплю презервативы. Что касается ребенка, то я хочу, чтобы ты хорошенько поразмыслила. Мы снова поговорим об этом через неделю. Ох, не останавливайся, любимая. Не останавливайся. Мне так хотелось, чтобы ты сделала это, — с тех самых пор, как ты вернулась домой.

Однажды утром Элис ураганом ворвалась к своей лучшей подруге. Бернадетта Митчелл с удивлением уставилась на нее.

— Ни за что не угадаешь, что выкинула наша Орла. — Элис буквально кипела. — Она забеременела. Никогда не видела ничего более безответственного. При других обстоятельствах я бы душу из нее вытрясла. А сейчас мне только и остается, что держать рот на замке.

— А ведь, кажется, Микки следовало быть осторожным, — проговорила Бернадетта, потрясенная этой новостью.

— Орла всегда могла обвести бедного Микки вокруг пальца. Держу пари, от начала и до конца это была ее идея.

— Очень странная идея, Элли.

— Ну, ты же знаешь Орлу. Ей всегда нужно было выделиться. Она даже умереть не может, как все люди. — Элис испуганно прижала ладошку ко рту. — Господи, какие ужасные вещи я говорю, Берни. Это все оттого, что я очень расстроена. И знаешь, что она сказала, наша Орла? «Это как одновременно рождаться и умирать, мам». Ох! — Элис расплакалась. — Все так плохо, что я могу проплакать до конца своих дней.

— Что сказал врач в больнице?

— Она еще ничего не говорила ему. Готова поспорить, с ним случится припадок.

— Ее могут заставить избавиться от ребенка.

— Только через мой труп. Орла, конечно, сотворила величайшую глупость, но что сделано, то сделано. Обратного пути нет. У тебя, кажется, кипит чайник, Берни. Если я сейчас не выпью чашечку, то упаду в обморок. Дети! — Элис высморкалась и вытерла глаза. — Ты волнуешься за них, пока они маленькие, и надеешься, что, когда они вырастут, все будет по-другому, но на самом деле все становится только хуже. Между Маив и Мартином происходит что-то очень странное, и Кормак ведет себя, как влюбленный кролик, с тех пор как эта девица Андреа вернулась в Лондон. А тут еще Орла… Иногда мне хочется, чтобы у меня вовсе не было детей, правда.

— Нет, тебе не хочется этого, Элли. Мы, женщины, без детей совсем пропадем. Вот твой чай. Давай перейдем в другую комнату. А ты разве не должна быть в салоне?

— Нет, мне нужно было быть в моем новом доме в Биркдейле, чтобы измерить, какие нужны занавески для окон. В пятницу я подписываю договор о покупке. — Элис вздохнула. — Ох, Берни. Я так ненавижу что-то подписывать. Помнишь то проклятое соглашение, которое заставила меня подписать Кора? С тех пор, ставя свою подпись, я до смерти волнуюсь, боясь снова попасть впросак.

— Да, хотелось бы мне, чтобы это я подписывала договор о покупке чудесного дома с окнами на поле для гольфа в Биркдейле, — вырвалось у Бернадетты.

— Мне бы тоже хотелось, чтобы это была ты. Лично меня просто тошнит от страха. Я предпочла бы, чтобы мои окна выходили на футбольное поле Энфилда или на Гудисон-парк. В гольф играют одни пижоны.

Новости об Орле привели Элис в дурное расположение духа, и она все видела в мрачном свете. Дом был великолепным, с большим, роскошным садом, с гостиной такой величины, что в ней запросто можно танцевать, двумя спальнями и потрясающей кухней. У Элис от восторга перехватило дыхание, когда она увидела в кухне встроенное кремовое оборудование, стены, выложенные плиткой в тон, пол цвета спелой сливы. Еще там был стол из сосновых досок, размером с ее старую кухню. Холодильник, газовая плита и автоматическая стиральная машина остались от прежних жильцов — пожилой пары, которая перебралась на жительство в Испанию.

Странно, но Элис до сих пор чувствовала себя так, словно ее вынудили переехать. Она случайно обмолвилась в присутствии Билли Лэйси, что только подумывает о переезде, а он обеими руками ухватился за идею вселиться в ее старый дом. В момент непонятной слабости она согласилась, что это неплохая мысль, хотя была абсолютно уверена, что Кора откажется. К несчастью, Кора согласилась, и с тех пор они с Билли, как мухи, вились вокруг нее, горя желанием узнать, когда же она наконец съедет. Элис даже не потребовался транспортный фургон. Те немногие вещи, которые не успели прибрать к рукам Кора и Билли, поместятся в багажник ее автомобиля.

— Ты когда-нибудь любила, Вик?

— Да, Кормак. Очень сильно.

— Это было взаимно?

Викки покачала головой.

— Нет.

— Парень, вероятно, был дурак дураком.

— Он — круглый идиот.

— Вик, ты сокровище. Ты осчастливишь мужчину, за которого выйдешь замуж.

— Ты пьян, Кормак. В таком состоянии ты будешь никудышным мужем для любой женщины.

Кормак мрачно уставился на свое пиво. Он не был пьян, просто слегка подшофе, но надоел Викки хуже горькой редьки. Они пришли сюда пропустить по стаканчику после работы, потому что Кормак сказал, что не может оставаться в одиночестве. Однако все его разговоры сводились к жалобе на Андреа: почему она не звонит ему? почему ее никогда не оказывается на месте, когда он звонит ей?

Откуда Викки знать? Она была рада, что его роман зашел в тупик, как только Андреа вернулась к себе в Лондон, — Викки не сомневалась в том, что это был настоящий роман, если судить по тому, как страстно они сжимали друг друга в объятиях, когда думали, что их никто не видит. А теперь снова пошли разговоры о том, что, возможно, Андреа опять пригласят для рекламы новых духов, «Нежность». В конце концов, Андреа была лицом фирмы «Лэйси из Ливерпуля». Глупо искать другое лицо — так, во всяком случае, считал Кормак, и это было, в общем-то, справедливо.