Собственно говоря, Морис выглядел намного более презентабельно в голубой клетчатой рубашке и в отутюженных серых брюках. Кажется, они с Полой сразу же нашли общий язык и понравились друг другу. Вот уже добрый час они сидели на кушетке и смеялись.
Губы Коры злобно искривились, когда в комнату вошла Фионнуала с тарелкой бутербродов. Ей очень хотелось знать, за какие такие заслуги Гораций Флинн оставил этой девушке свой чудесный большой старый дом, тогда как ей не перепало и пенни.
Билли тоже был там! Билли вошел в гостиную, потягивая пиво из банки. Ее собственный муж получил приглашение на вечеринку и не сказал ей об этом ни слова! Правда, обычно они почти не общались, если не считать тех недель, когда у них жил Джон. После того как он ушел, их отношения стали прежними.
Джон!
Ей редко доводилось плакать в своей жизни, но она до сих пор не могла сдержать слез, думая о Джоне и о том будущем, которого они лишились, — совместном будущем. Для нее навсегда останется загадкой, почему он так внезапно покинул Гарибальди-роуд. В то утро она проснулась и потянулась к нему, но его не было! Как только Билли ушел на работу, она сломя голову помчалась в мастерскую. Но там уже вовсю полыхал пожар, взметнув в небо длинные языки пламени и разбрасывая вокруг снопы искр. Кто-то, должно быть, вызвал пожарных, поскольку они прибыли почти одновременно с ней. Кора невыносимо долго простояла там, глядя, как обрушилось здание, как постепенно утихомирилось пламя, как пожарные вынесли что-то на носилках.
Похоже, от Джона осталось совсем немного, да и то было надежно укрыто брезентом. Ах, как ей хотелось броситься туда, сорвать саван и поцеловать обгорелые останки единственного мужчины, которого она любила в своей жизни. Кора сжала кулаки с такой силой, что ногти впились ей в ладони.
Из дома, обитатели которого так интересовали ее, донесся взрыв смеха. Подумать только, Билли изобразил пальцами куклу и заставил ее говорить. Она не слышала, о чем шла речь, но все гости покатывались со смеху.
Неожиданно Фиона вскочила и задернула занавески. Кора вновь оказалась одна. Смотреть больше было не на что.
В гостиной Фиона вздрогнула и сказала, ни к кому не обращаясь:
— Странно, но у меня возникло такое чувство, будто кто-то наблюдает за нами снаружи.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Было первое апреля, и ребенок решил по-своему подшутить над ними, появившись на свет в этот день ранним утром, хотя Пола по-прежнему не была уверена в точной дате. Кормак открыл окно, поставил магнитофон, включил какую-то расслабляющую мелодию и зажег палочку с благовониями.
— Дыши глубоко, Пола. Вдыхай как можно глубже, — скомандовал он, когда схватки, похоже, достигли своей кульминации. Он присел на край кровати и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы продемонстрировать, как нужно выполнять упражнение. — Пой свою песенку. «Вот мы идем за шелковицей, за шелковицей, за шелковицей. Вот мы…» — К несчастью, Кормак был напрочь лишен слуха.
Пола пронзительно вскрикнула.
— Я не думал, что все будет так плохо, — пошутил Кормак.
Пола снова закричала. На лбу у нее выступил пот, а тело напряглось от страха и ожидания.
— Тужься, — приказал он, стараясь сохранить спокойствие. — Нет, не тужься. Боже, где эта чертова книжка с инструкциями?
— На столе, — заорала Пола. — Кормак, по-моему, мне нужно в больницу.
— Но мы же собирались сделать это сами!
— Нет, Кормак. Я собиралась сделать это сама. Ты должен был помогать, а ты ни капельки не помогаешь. О-о-о! — застонала она. — Никогда не думала, что будет так больно. Приведи свою Фиону. Может, она знает, что делать.
— Она ушла на утренний прием с кофе. — Кормак почувствовал, как в нем поднимается волна паники. — Я вызову «скорую».
— Побыстрее, Кормак. Пожалуйста!
Через два часа Пола родила чудесную девочку весом шесть фунтов и две унции. Из неожиданно сурового испытания, которым обернулись роды, мать и дочь вышли с честью, без видимых повреждений.
— На кого она похожа? — спросила Пола у Кормака, когда тому разрешили навестить ее и ребенка. — На Уолли, Фрэнка Янки или на тебя?
Кормак считал, что для него это не будет иметь никакого значения, но, увидев маленькое, круглое, сморщенное личико, с удивлением обнаружил, что это для него очень даже важно.
— На меня. Она похожа на меня, — заявил он, хотя у девочки были рыжие волосы, совершенно такие же, как у Фрэнка Янки.
Пола дотронулась пальцем до крохотного подбородка дочки.
— Поздоровайся с мамой и папой, Жаворонок.
Кормак застонал:
— О нет, Пола. Только не Жаворонок. — Он-то думал, что они покончили с жаворонками. Последнее имя, которое они обсуждали для девочки, было Лютик.
— Это чудесное имя — Жаворонок.
— Если не считать того, что ты в Ливерпуле. Здесь, в отличие от Сан-Франциско, мало детей цветов. В школе над ней будут просто смеяться. Предлагаю назвать ее как-нибудь по-другому, скажем… — Он назвал первое же имя, которое пришло ему в голову. — Шарон! А Жаворонок пусть будет ее вторым именем.
— Хорошо, Кормак, — неожиданно легко сдалась Пола.
* * *
— Эта девушка Кормака, она родила сегодня утром, — сообщил Билли сыну, заглянув в их компанию «Покрышки Лэйси» во время обеденного перерыва. Снаружи красовалась новенькая вывеска: «Замена покрышек на месте».
Морис судорожно втянул в себя воздух.
— Кто у нее родился?
— Девочка. Такая маленькая симпатичная крошка, если верить Элис. Они собираются назвать ее Шарон.
— Хорошее имя.
— Как сегодня дела? — Они рассчитывали, что Билли будет продолжать работать на прежнем месте, пока их фирма не встанет на ноги, чтобы дела хватило для обоих.
— Так себе. — Морис поморщился. — Всего-то две машины, и на двоих получилось три покрышки.
— Ничего, дела улучшатся, сынок, — уверенно сказал Билли. — Пусть только станет известно, какие низкие у нас цены.
— На это потребуется время, папа. Нам нужно дать рекламу.
— Мы не можем себе это позволить, мой мальчик. Мы истратили весь банковский кредит на то, чтобы купить инвентарь и привести в порядок двор. Они ожидают, что мы скоро начнем погашать.
— Я знаю, папа. — Морис с содроганием оглядел двор мастерской, где раньше размещалась компания «К.Р.О.В.А.Т.И.». Вдоль стены аккуратными штабелями были сложены дешевые восстановленные протекторы из Венгрии — покупка их в таком количестве обошлась совсем недешево. Дальше стояла маленькая лачуга, возведенная на месте сгоревшего здания, потому что им нужна была хоть какая-нибудь контора. Пришлось купить подержанный фургон, поскольку старый грузовичок Джона не подлежал ремонту, и соорудить крышу из проволочной сетки, так как двое мальчишек уже пытались украсть покрышки, подцепив их гигантским крючком.
Морис не зарабатывал даже на жизнь, не говоря уже о том, чтобы начать выплачивать кредит. Отец не понимал, что в тюрьму можно угодить и за то, что не можешь вовремя вернуть долг — а ведь это он , а не Морис, сядет туда, потому что заем был оформлен на его имя. Со времен похорон дяди Джона они очень даже неплохо ладили с отцом. Раньше у Мориса не было возможности узнать, какой отец на самом деле добрый — он работал, как проклятый, чтобы привести двор в порядок. В последние несколько месяцев отец был для Мориса надежной опорой.
Морис почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Во всем был виноват он, он один. Ему казалось, что для того чтобы начать свое дело, нужно только найти помещение, запастись всем необходимым для продажи, и вперед — вы стали успешным бизнесменом, клиенты стоят в очереди, чтобы попасть к вам. Может, все так бы и было, если бы в прессе появились рекламные объявления или если бы их мастерская не располагалась у черта на куличках. О ее существовании знали единицы. С каждым днем Мориса охватывало все большее отчаяние, а тошнота не проходила вовсе.