— Все эти платья с буфами и широкой юбкой сами по себе достаточно пышные, и обилие отделки делает их только хуже, — тщательно подбирая слова, начала Сьюзен. — Ты выбрала для бала желтое платье, затем решила заменить его на бордовое, затем на розовое…

— Но они все такие красивые, — жалобно протянула Джулия. — Что же мне все-таки надеть?

— Я бы посоветовала тебе надеть розовое, но вместо золотых лент и бантов пришить серебряное кружево, которое ты купила для испанской мантильи. Оно сделает платье изысканным и не будет отягощать его.

— Я полагала, золотые ленты оттеняют блеск моих волос, — возразила мисс Элингтон, и Сьюзен усомнилась в своей способности что-то изменить.

.— Ты хотела узнать мое мнение, — лаконично ответила она.

— Но если пришивать серебряное кружево, то что тогда делать с прической? — Джулия тоже засомневалась, и это уже было хорошо.

— Обмотай пучок на затылке тонким серебряным шнуром, как на портрете Жозефины, и выпусти спереди несколько локонов. К тому же веер миссис Элингтон из серебристых перьев окажется здесь очень кстати.

Сьюзен схитрила — она знала, как нравится Джулии этот веер, но до сих пор у нее не было повода выпросить его у матери. Воодушевленная, Джулия тут же велела послать за модисткой, а Сьюзен с некоторым испугом поняла, что превращается в неоспоримый авторитет по части модных нарядов, а это грозит ей бесконечными часами изучения туалетов Джулии в ее гардеробной.

Миссис Элингтон не возражала против переделки бального платья — ее главным образом радовало то, что Джулия больше не плачет. Она оставила девушек снова и снова говорить о бале, а сама вернулась мыслями к третьему этажу, часть комнат которого была уже отделана сообразно ее вкусу.

Больше до долгожданного бала в доме на Бредфорд-стрит не произошло никаких сколько-нибудь значимых событий, и барышень ничто не отвлекало от туманных мечтаний об удовольствиях, ожидаемых ими от этого вечера.

Выходя из кареты, все три дамы старались поменьше вертеть модно причесанными головками по сторонам, выдавая свою провинциальную неискушенность. Даже миссис Элингтон, в годы своей молодости часто бывавшая на балах в столице, впервые видела такую роскошь, начиная с подъездной аллеи, украшенной разноцветными фонариками. Дом графа Рейли был некоторое время назад отстроен заново в стиле итальянского палаццо. Предыдущий дворец уничтожил пожар, вызванный праздничным фейерверком по случаю восшествия на престол нашей королевы, и граф, будучи большим оригиналом, превзошел все ожидания, создав себе в Англии кусочек Флоренции, которую очень любил навещать зимой. По окончании рождественских праздников он всегда на несколько месяцев покидал туманную зябкую родину, чтобы вернуться в начале мая отдохнувшим и полным новых необыкновенных идей лля своих праздников.

Подвешенные на цепях вдоль каждого этажа фонари, переливающиеся зеленым и голубым, превращали фасад дома в сплошную стену волшебного огня. Как объяснила нашим дамам всезнающая миссис Баркли, все это великолепие должно было создать у гостей представление о северном сиянии, ведь его им навряд ли когда-нибудь доведется увидеть наяву.

— Одно только освещение дома снаружи и внутри стоит огромных денег, — громко рассказывала она, пока все они стояли в очереди гостей, ожидающих чести получить свою долю приветствий от хозяина дома, встречающего их наверху огромной мраморной лестницы.

Следом за миссис Баркли поднимались две ее дочери со своими супругами и Марджери с женихом, к досаде любопытной Сьюзен, не смеющей оборачиваться и разглядывать идущих за ней.

Наконец они подошли к графу. Высокий рост и седая шевелюра, удлиненная в традициях итальянской моды, выделяли его из толпы гостей, над чьими головами и душами он царил в прямом и переносном смысле.

Миссис Баркли раскланялась с графом, как подобает старым знакомым, и представила своих родственниц из Сандерли. Вельможа улыбнулся каждой из них, нашел несколько слов одобрения для молодых леди и повернулся к следующим гостям, а наши дамы проследовали дальше, еще больше изумляясь и еще чаще оглядываясь, так как, по замечанию миссис Эдингтон, это делали и все остальные. Как оказалось, с другой стороны площадки имелась парная лестница, ведущая вниз, прямо в бальную залу, где уже слышалась музыка и гости ожидали хозяина дома, по традиции открывающего праздник танцем с самой красивой из приглашенных дам, независимо от ее возраста и титула.

— Мы попали на небеса! — восхищенно выдохнула запыхавшаяся после долгого подъема Джулия.

Действительно, над головой гостей на расписанном плафоне сияли звезды, луна и планеты в окружении пузатых херувимов, а чуть ниже было подвешено множество тюлевых облаков, колышущихся в горячем воздухе, который поднимался от множества длинных белых свечей. Задрапированные таким же тюлем стены оставляли небольшие уютные ниши с виднеющимися внутри покойными диванчиками для тех из гостей, кто хотел отдохнуть в силу преклонного возраста или желал уединения. Слуги в небесно-голубых ливреях разносили напитки, а с балкона, где сидели музыканты, маленькие ангелочки с серебряными крылышками забрасывали гостей цветочными лепестками.

— Таким, наверное, должен выглядеть рай, — пробормотала Сьюзен, стараясь не отстать от своих друзей в толпе.

— Именно так, мисс Шелтон, — раздался позади нее голос. — Бальная зала символизирует рай, а в буфетной, как говорят, устроена адская пещера.

— Мистер Хейвуд! — воскликнула, оборачиваясь, миссис Элингтон. — Мы необыкновенно рады видеть вас, но как вы разглядели нас в этой толпе?

— Новые гости сперва появляются на верхней площадке, что позволяет публике внизу вовремя заметить тех, кто этого заслуживает, — витиевато ответил джентльмен и на некоторое время умолк, занятый целованием ручек прекрасных дам.

Миссис Элингтон старалась сделать так, чтобы Джулия оказалась рядом с мистером Генри, а Сьюзен в это время рассматривала жениха Марджери, мистера Льюиса. Ему было никак не менее тридцати пяти лет, светлые волосы на висках уже начало прореживать беспощадное время, близорукие глаза постоянно щурились, но весь его вид говорил о том, что это серьезный джентльмен, знающий цену себе и всему, что его окружает. В том числе и своей хорошенькой невесте. Похоже, он не замечал, что рядом с ним Марджери не выглядит счастливой, и сам казался скорее бесстрастным педантом, чем пылким влюбленным.

Сьюзен не могла выразить свое сочувствие открыто, да Марджери и не приняла бы жалости, ведь в глазах света она сделала прекрасную партию, а что для девушки с ее воспитанием могло быть важнее этого авторитетного мнения?

Миссис Баркли сразу же хотела увлечь миссис Элингтон в буфетную, где их поджидали дьявольские соблазны в виде разнообразных деликатесов со всех концов света, но достойная дама решительно была намерена увидеть открытие бала и насладиться зрелищем Джулии, танцующей с мистером Хейвудом.

В это же время к ним сумел пробиться лорд Ченсуорт в сопровождении супруги и одного из своих племянников, мистера Гарленда. Стоило видеть, как раздулась от гордости миссис Элингтон, — можно было подумать, что на ней надето платье, взятое на время у другой леди гораздо стройнее ее. Миссис Баркли тотчас утратила статус единственной благодетельницы, взявшей на себя обременительную обязанность ввести в свет провинциальных родственников, и осознание этого факта сразу же сделало эту беспощадную леди более снисходительной и любезной.

Леди Ченсуорт похвалила наряд мисс Шелтон и сделала комплимент Джулии — в розовом с серебром платье та действительно выглядела весьма хорошенькой. Дядя Саймон представил Сьюзен мистера Фрэнка Гарленда и сознался, что не может припомнить степень их родства, в связи с чем предложил молодым людям называть друг друга просто кузеном и кузиной.

— Наш с вами дядюшка, мисс Шелтон, просто кладезь сюрпризов, — улыбнулся высокий блондин, жестом предлагая ей опереться на его руку. — Он постоянно находит где-то все новых и новых родственников, но, признаюсь, с очаровательными кузинами у нас до сих пор дело обстояло не очень-то хорошо.