К моему великому облегчению, похоже было, что в кабине восседают сами Скволлс и сын. Вел машину лысый мужчина постарше, а рядом с ним сидел бодрый юнец в зелёной кепке. Оба были полны энергии и явно принарядились ради великого дня; лысина старшего блестела, будто отполированная.

Мышь, притаившаяся за камушком, начала разминать мышцы.

Фургон подъехал поближе; из-под капота неслось подвывание и дребезжание мотора. Я взглянул в небо. Ни дроздов, ни прочей пакости. Всё чисто.

Фургон подъехал к роще, и деревья заслонили его от ворот Хедлхэма.

Скволлс и сын опустили стекла, чтобы подышать свежим воздухом. Сын напевал себе под нос что-то веселенькое.

Когда они уже наполовину миновали рощу, сын услышал где-то сбоку негромкий шорох. Он посмотрел направо.

И увидел, что прямо на него по воздуху в позе атакующего каратиста несется полевая мышь.

Мышь влетела прямиком в открытое окно. Ни Скволлс, ни сын не успели даже пальцем пошевельнуть. В кабине завертелся неизъяснимый водоворот, да так, что она закачалась из стороны в сторону. Фургон слегка отклонился и подъехал к земляной насыпи у края дороги, где и притормозил. Мотор чихнул и заглох.

На мгновение воцарилась тишина. Потом дверца со стороны пассажирского места отворилась. Из кабины выпрыгнул мужчина, до чрезвычайности похожий на Скволлса, нырнул обратно и вытащил недвижные тела Скволлса и сына. Сын лишился большей части одежды.

Перетащить эту парочку через дорогу, на насыпь и в глубь рощи было делом нескольких секунд. Я спрятал их в зарослях ежевики и вернулся к фургону[93].

Тут-то и началось самое неприятное. Джинны и автомобили просто не совмещаются между собой. Очень уж противно чувствовать себя заключенным в жестяной колпак и окруженным со всех сторон вонью бензина, машинного масла, искусственной кожи, людей и их изделий. Невольно начинаешь думать, какая же это слабая и ничтожная тварь — человек, раз он для путешествий на дальние расстояния нуждается в таких жалких приспособлениях.

А кроме того, я просто не умею водить машину[94].

И тем не менее я снова завел мотор и как-то умудрился вырулить от обочины обратно на середину дороги. А потом — и к перекрестку. На всё это ушло не более минуты, но я, честно признаться, уже начал психовать: какой-нибудь глазастый часовой мог задуматься, отчего это фургон так долго не показывается из-за деревьев. На перекрестке я притормозил, быстро огляделся по сторонам и наклонился к окну.

— Быстро сюда!

Кусты лихорадочно зашуршали, и вот мальчишка рванул дверь на себя и ввалился в кабину, пыхтя, словно загнанный слон. Дверь захлопнулась. Секунду спустя мы уже покатили дальше и свернули на дорогу, ведущую к Хедлхэм-Холлу.

— Это ты? — спросил мальчишка, уставившись на меня.

— Кто же ещё? Переодевайся, и поживее. Часовые вот-вот доберутся до нас.

Мальчишка забарахтался на сиденье, сдирая свою куртку и стараясь дотянуться до одежды Скволлса-младшего — рубашки, брюк и зелёной куртки. Каких-нибудь пять минут назад всё это было чистеньким и аккуратным; теперь же вся одежда была напрочь измята.

— Быстрее! Они приближаются!

И действительно, через поле с обеих сторон, подскакивая, неслись часовые. Чёрные отрепья реяли на ветру. Мальчишка возился с рубашкой.

— Здесь пуговицы тугие! Я не могу их расстегнуть!

— Надевай через голову!

Часовой, который слева, приближался быстрее. Я видел его глаза — два чёрных овала с горящими в глубине крохотными огоньками. Я попытался прибавить скорость, но нажал не на ту педаль; фургон задрожал и чуть не остановился. Мальчишка как раз в этот момент просовывал голову в воротник рубашки и влетел носом в приборную доску.

— Эй! Ты что, нарочно?!

Я отыскал нужную педаль. Мы снова поехали быстрее.

— Скорее натягивай куртку, или нам конец. И кепку.

— А брюки?

— Забудь про брюки. Времени нет. — Мальчишка управился с курткой и как раз успел натянуть кепку на взъерошенные волосы, когда часовые нагнали нас. Они остались по ту сторону изгороди, но их блестящие глаза были прикованы к нам.

— Не забывай — нам не положено их видеть, — сказал я. — Смотри вперёд.

— Я и смотрю.

Тут его посетила очередная мысль.

— А они не догадаются, кто ты такой?

— Они недостаточно сильны для этого.

Я от души надеялся, что это правда. Мне показалось, что это гули[95], но в наше время ни в чём нельзя быть уверенным[96].

Некоторое время мы ехали в сторону гряды деревьев и оба смотрели строго вперёд. Часовые по-прежнему сопровождали машину.

Затем мальчишка снова заговорил.

— А что мне делать с брюками?

— Ничего. Обойдешься тем, что уже есть. Мы вот-вот подъедем к воротам. Во всяком случае, твоя верхняя половина выглядит достаточно прилично.

— Но…

— Расправь куртку и разгладь все складки, которые найдёшь. Итак, я — Скволлс, а ты — мой сын. Мы везем в Хедлхэм-Холл всякие продукты ко дню конференции. Кстати, хорошо, что вспомнил — нам бы лучше выяснить, что же мы на самом деле везем. Глянь, а?

— Но…

— Не беспокойся, в том, чтобы посмотреть назад, ничего подозрительного нет.

В задней стенке кабины, посередке, красовался люк. Я указал на него.

— Давай, глянь скоренько. Я бы сам посмотрел, но я за рулем.

— Ну ладно.

Мальчишка встал коленками на сиденье, открыл люк и сунул голову вовнутрь.

— Тут темно… и целая куча всего…

— Достать что-нибудь можешь?

Я взглянул на мальчишку и едва не выпустил руль из рук. Фургон лихорадочно вильнул к обочине; я едва успел его выровнять.

— Штаны! Сядь немедленно! Где твои штаны?

Мальчишка сел. Картина слева от меня заметно улучшилась.

— Свои я снял. А ты мне сказал, чтобы я не надевал новые.

— Я не понял, что ты выбросил те! Сейчас же оденься!

— Но часовые увидят…

— Часовые и так уже всё увидели, уж поверь мне на слово. Надевай, и всё.

Он снова проехался ботинками по приборной доске. Я сокрушенно покачал своей лысой головой.

— Нам остается лишь надеяться, что гули мало что смыслят в человеческой одежде. Возможно, их ничуть не удивит, что тебе взбрело в голову переодеваться прямо сейчас. Но охранники у ворот будут куда проницательнее — можешь в этом не сомневаться.

Мы находились уже у самой границы поместья. Теперь впереди весь обзор закрывали деревья. Дорога неспешно обогнула их, и почти сразу после этого показалась огромная арка. Построенная из массивных глыб жёлтого песчаника, она с напыщенной солидностью поднималась из придорожных кустов, подобно тысячам других арок, разбросанных по всему миру[97]. Полагаю, теперь уже никто и не помнит, какой мелкий дворянчик заплатил за эту арку и с чего ему вдруг приспичило её возвести. Лица кариатид, поддерживающих свод, давно стерлись, равно как и надписи на арке. А плющ, обвивающий её, упорно трудился над тем, чтобы разрушить саму каменную кладку.

Над аркой возвышался красный купол, накрывая заодно и часть леса. Единственный проход шёл через арку.

Сопровождавшие нас часовые выжидающе уставились вперёд.

Я остановил фургон в нескольких метрах от арки, но не стал выключать двигатель. Мотор тихо урчал. Мы сидели в кабине и ждали.

В основании арки отворилась деревянная дверь, оттуда вышел человек. Мальчишку передернуло. Я взглянул на него. Он и до того-то был бледным, а теперь вовсе побелел как мел. А глаза сделались круглыми, словно блюдца.

— В чем дело? — прошипел я.

— Это он… тот самый, которого я видел в зеркале. Тот, который забрал Амулет.

Ни отвечать, ни придумывать что-либо времени не было. Убийца размашистым шагом приближался к фургону, чуть улыбаясь на ходу.