Сегодня все вокруг было как тогда: яркое солнце освещало ряды сочно-зеленой листвы вдоль холмов, а по другую их сторону тянулись поля, ныряя в низины и поднимаясь вверх до самой опушки Хэлдонского леса — словно кто заполнил столбец в тетради и подвел черту. А в траве полей Мэнстри-филда сидел Алан, склонившись над книгой, и солнце искрилось медью с золотом в его волосах.

Когда Мэй подошла, он поднял голову, приложив ладонь козырьком.

— Что читаешь?

— «Он так и знал» Троллопа, — ответил Алан.

— Ясно, — сказала Мэй. — Я вообще не фанатею от того, что написали сто лет назад всякие покойники — те, у которых бакенбарды и обморочные дамы на кушетках. Не вижу смысла.

— Смысл в том, что это — гениальная классика, а она бессмертна, — ответил Алан. — Будешь так рассуждать — побежишь за нюхательной солью, потому что мне станет дурно.

Мэй села перед ним по-турецки. Алан прочел надпись на ее футболке и усмехнулся.

— Да, и все равно не люблю покойников, — сказала Мэй. — Они свое слово сказали, теперь — моя очередь.

— Мне нужно вызвать демона. С твоей помощью.

На этом Алан замолчал, потянулся за сумкой и спрятал книгу. Вместо нее на свет появились амулеты, камни со странной насечкой, деревянные женские фигурки, блестящие ожерелья из самоцветов, перемежающихся незнакомыми подвесками-символами, и знакомый зачарованный кинжал.

Вся эта магическая дребедень легла на траву и засияла в солнечном свете. Самый денек для пикника, а Алану подавай демона!

— Они иногда являются, даже если танцуешь в одиночку. Но без партнера и жар-плода тебе, считай, малой жертвой не откупиться. Демон способен просить что угодно в обмен на ответы. Цена будет высока. Можно умереть за одну только попытку, а ты всего дважды танцевала в круге. Если оступишься — хотя и это необязательно — лишишься самого дорогого. Демон вселится в тебя, и через час — ты труп.

Мэй посмотрела на него в упор. Он серьезно смотрел на нее голубыми глазами, сжав губы в нитку. Она с запинкой кивнула и потянулась за кинжалом, который Алан купил на майской Ярмарке.

Алан перехватил ее запястье, придавил к земле. Под ладонью Мэй была прохладная трава, пальцы Алана сжимали руку как тиски.

— Если ты думаешь рассчитаться за Джеми, то брось! — прошептал он. — Это — мои проблемы. Я не вправе тебя просить!

Мэй вдруг осознала, что голос у Алана звучит словно чужой — настолько тот не привык к правде. Теперь он говорил почти как Ник, глухо и резко.

Мэй спокойно посмотрела на демонова брата.

— И все-таки попросил.

Алан улыбнулся. От этой улыбки бросало в дрожь.

— Да.

— Потому что тебе больше не к кому обратиться. И потому что Ник не должен знать. Ну, и какого демона вызываем?

Алан напрягся, услышав, как она объявила вопрос решенным, и стиснул ей руку до боли.

— Лианнан.

— Отлично, — ответила Мэй. — Целые сутки не видела этой акульей улыбочки. Успела соскучиться.

Она снова потянулась к кинжалу, вырываясь из Алановой хватки. Он разжал пальцы, чтобы не сделать ей еще больнее, а в следующую секунду взял кинжал сам.

— Я вырежу круг. Меня в первый раз привели на Ярмарку в четыре года. Я и Ника научил это делать — водил его рукой, и ошибок не допущу.

— А я? — возмутилась Мэй.

— Послушай, — сказал Алан вполголоса, — ты и так будешь рисковать жизнью только потому, что я попросил. Позволь помочь хотя бы в этом.

Он посмотрел на нее с ужасающей решимостью, и Мэй в конце концов сдалась. Махнула рукой — мол, поступай как знаешь, — откинулась на согретую солнцем траву. Пока Алан вспарывал дерн, выводил символы, раскладывал амулеты внутри круга, Мэй, зажмурившись, лежала под небом и вдыхала запах земли, срезанной травы, листьев и винограда, а еще — запах хлопка и стали от Алана.

— Я закончил, — сказал он через некоторое время.

Мэй села в траве. Ее слегка штормило. Круг лежал перед ней, но ни Ярмарки, ни Ника, ни Син рядом не было, как не было волшебства. Предстояло все сделать самой.

— У меня есть амулет переговорщика, — сказал Алан.

— Не надо. Говорить буду я.

Алан нервно кивнул и медленно встал на ноги. Мэй тоже поднялась, чувствуя на себе его взгляд, и зашла в круг. Алан больше ничем не мог ей помочь — с этого мига ее нельзя было касаться.

Она зажмурилась и вызвала в памяти образ круга. Потом, руководствуясь воспоминанием, приступила к делу. Мэй воздевала руки и плясала, требуя права прохода в мир демонов, стараясь, чтобы каждый шаг был верным и скорым — не хотелось думать, чем грозит преткновение.

Солнце палило ей голову, ветерок колыхал одежду и обдувал шею. Мэй оставила тревоги и сосредоточилась на этом летнем дне у виноградника, на недавнем сближении с Ником, когда они стояли, держась за руки, и его кольцо теплело у них между пальцами, на поцелуе Алана в тихом полумраке кухни. Ей, конечно, было далеко до Син, чей танец напоминал поэзию в движении, так что она решила не копировать чужое. Пусть ее танец будет дипломатией в движении.

Мэй представила мир радужным пузырьком на ладони и мысленно протянула приманку туда, где Лианнан не достала бы. А потом подставила лицо солнцу с улыбкой или скорее усмешкой.

«Давай, ты не сможешь устоять».

— Я призываю ночную соблазнительницу, — возвестила она и почувствовала, как в летнем воздухе разлился холод. Круг словно опрокидывался куда-то, как крышка люка. Мэй поняла, что ей совсем не хочется соскальзывать вниз: ее волосы вдруг затрепетали на ледяном ветру. — Я призываю ту, что ждет падения танцовщиков. Я призываю ту, что вчера взяла меня в плен и потеряла. Приди и достань меня, Лианнан, — если сможешь!

Круг затрясло, словно Мэй угодила внутрь шара со снежинками, и мир погрузился в хаос. Летний пейзаж исчез; опустилась кромешная тьма, в которой слышались крики — не то истязаемых, не то истязателей, жуткий низкий хохот, победные вопли — и все без слов. Ледяные пальцы трогали ее за руки, тянули за одежду. Мэй смотрела вниз и ничего не видела. Потом она невольно вздрогнула и подняла голову. В тот же миг Лианнан прыгнула на нее, как тигрица, — только острые зубы сверкнули и дикие глаза.

— Мэй! — раздался издалека крик Алана. — Стой, замри!

Она еле сдержалась, чтобы не побежать. Этот круг — ее территория, а талисман — страж. Лианнан не может ей навредить.

Однако без партнера разделить тяжесть объединения двух миров, поддержать Мэй в присутствии демонов было некому. Лианнан дышала холодом ей в лицо, словно ледяное горнило.

Шнур талисмана тоже заиндевел и покрылся льдом. Мэй отчаянно захотелось сорвать его с себя — до того нестерпимо жгло шею. Однако она не любила, когда кто-то пытался ее запугать, а потому замерла, в то время как невидимые пальцы-сосульки касались ее кожи, талисман примерзал к груди, а сама она покрывалась испариной, которая мгновенно замерзала ледяной коркой. Стужа пробирала до костей. Мэй затрясло. Их с Лианнан разделяли считанные миллиметры. От ее дыхания сводило зубы.

— Умеешь демонов вызывать, да, детка? — спросила Лианнан. Голос у нее был грудной, почти бархатистый, и проникал Мэй в душу, как заразная хворь. — Конечно, умеешь. Все люди на это способны. А вот явимся ли мы на твой зов — как знать, как знать.

Мэй глубоко вдохнула.

— Но ты-то явилась.

Во мраке стеклянистые глаза Лианнан зияли черными дырами — озера, полные теней, куда не заглядывает свет. Она улыбнулась.

— Тут как тут — точнее не скажешь.

Тьма словно моргнула, и они очутились в полях Мэнстри-филда. В глазах Лианнан играли солнечные лучи.

— Ну, — скомандовала она, все еще улыбаясь, — говори, чего желаешь!

— Это я хотел с тобой поговорить, — произнес Алан севшим голосом, будто долго кричал перед этим.

Интересно, что он видел, когда перед Мэй открылся мир демонов? Она хотела заглянуть ему в глаза, но не посмела оставить Лианнан без внимания. Слишком было опасно.

Демоница, смеясь, подняла руки, словно радовалась солнцу. Теперь они выглядели почти как человеческие: будто их отлили изо льда, подкрасив воду парой капель крови. Даже ногти на них были, хотя и сверкали неживым, стальным блеском.