Боль слепила, накатывала волнами, и каждая такая волна отдавалась во всем теле, чем дальше, тем острее. Но еще хуже был животный страх, необъяснимая паника. Мэй поняла, почему звери, попавшись в капкан, отгрызали себе лапы. Она готова была на все, только бы вырваться.

Казалось, пытка никогда не закончится, и с этим ничего нельзя было поделать. Мэй едва не потеряла сознание, как вдруг все прекратилось. Боль ушла, но Ник не спешил ее отпускать — все так же стоял, прижавшись губами к ее шее. Мэй задыхалась. Из груди рвались хрипы, горло страшно саднило.

Ник отошел от нее и разжал руки — даже этот его жест показался пугающе-свирепым, — после чего молча застыл у окна. Некоторое время Мэй наблюдала лишь его неподвижный и совершенный профиль.

— Прости, — сказал Ник. — Но иначе никак. Таков уж я есть.

Мэй дрожала в холодном поту, чувствуя, как по коже катятся капли. У стены ее теперь ничто не держало, но и отойти она не могла: подгибались колени.

— Я сама напросилась, — глухо ответила Мэй. — Никто меня не заставлял.

Ник рассмеялся. Жуткий это был смех.

— И что, тебе от этого легче?

Мэй приумолкла.

Он покачал головой, потом снова посмотрел на нее. По взгляду Мэй поняла, что Ник разобрался в своих чувствах.

Он сделал, что умел, она получила, что хотела.

Утешений с его стороны не предвиделось, да и Мэй уже сомневалась, что нуждается в них.

Ей теперь вряд ли захочется подпускать Ника к себе. Хотя всякое может случиться.

Выяснить это наверняка Мэй не удалось, поскольку Ник кивнул и растаял как дым.

Она сделала несколько нетвердых шагов и рухнула на кровать, поднесла трясущуюся руку к горлу и потрогала место на линии ворота, которого Ник касался губами, куда ставил метку. Там что-то было: какая-то неровность на коже, словно корочка заживающей раны или след от ожога.

Смотреться в зеркало было выше ее сил: не хотелось видеть знак демона, заглядывать себе в глаза.

Боже, что она натворила!

Даже на следующее утро у Мэй не прибавилось уверенности в правильности поступка. Одно она знала наверняка: поздно что-либо менять. Слава богу, настала суббота, — утешала себя Мэй. Она спустилась в кухню заварить кофе. Одной чашкой сегодня было не обойтись.

На лестнице ей встретился бледный и понурый Джеми. Вместо того чтобы приободрить его, Мэй схватилась за воротник.

Брат сам протянул ей руку и взял под локоть.

— Ты права, я — идиот, — сказал он вполголоса, прижавшись щекой к ее щеке.

— Я всегда права, — ответила Мэй. В другой день она по обыкновению отшутилась бы — мол, эта болезнь семейная, — однако сегодня было не до того. Она совсем легко чмокнула Джеми в край подбородка и спросила: — Ну, как самочувствие?

— Препаршивое, — честно признался он.

Звякнул дверной звонок. Мэй открыла дверь и увидела Себа.

— А теперь еще хуже, — крикнул Джеми с верхней ступеньки лестницы.

— Привет, — поздоровалась Мэй, игнорируя выходку похмельного братца и надеясь, что Себу нравится вид девчонок спросонья — ее больше увлекли поиски кофе, нежели расчески.

— Привет, — ответил Себ. — Как там Джеми?

— Джеми, ты как? — спросила Мэй на повышенных тонах — мол, когда к тебе вежливо обращаются, надо отвечать, а не то схлопочешь.

— Господи, Мэй, — вымученно отозвался Джеми, спускаясь по лестнице. — Чтобы я хоть раз еще выпил? У меня все черно-белое перед глазами, руки ватные. Я тут глянул на себя в зеркало, и мне померещился очень грустный пингвин.

Себ сдавленно прыснул.

— Знаешь, что, — сказал ему Джеми, — мне сегодня паршиво. Так что, если не возражаешь, я, пожалуй, представлю, что тебя тут нет.

— Да как с тобой вообще можно разговаривать! — разгорячился Себ.

Джеми поморщился.

— Для пустого места ты что-то слишком шумный.

Мэй посмотрела на него исподлобья.

— Ты очень грубо обращаешься с гостями, Джеми. С этой минуты тебе предлагается вести себя повежливее. На случай, если ты забыл — я всегда права.

Намек был — прозрачнее некуда: дай Себу шанс и сестрица забудет о том, что ты в ней сомневался.

Джеми благодарно усмехнулся и пожал плечами.

— Уговор такой, Макферлейн, — сказал он. — Ты существуешь. Разрешаю. Можешь даже зайти на кофе. Но никаких криков и резких движений, или я умру. Тогда пеняй на себя.

Себ пожал плечами в ответ с плохо скрываемой радостью.

— Годится.

Мэй отвернулась и пошла готовить кофе, тайком улыбаясь. Она была уверена: план сработает. По ее же словам, Джеми не умел долго злиться.

Вот это точно не было семейным.

— Снова ты! — воскликнул Себ. Его тон вдруг стал грубым.

Мэй обернулась на пороге кухни — ее рука снова невольно вспорхнула к воротнику, как у какой-нибудь стыдливой викторианской девицы. На ступеньках стоял Ник. В ее сторону он даже не глянул, а Себа вовсе проигнорировал.

— Готов? — спросил он у Джеми.

— Что? Да, да, я готов. Употреблять много жидкости и валяться со стонами на диване весь день — вот к чему я готов. Физическая активность мне сегодня противопоказана. Иначе голова отвалится. Неужели ты этого хочешь, Ник? Если да, я буду вынужден огорчиться.

— Когда побежишь, станет лучше.

Ник выглядел слишком взвинченным. Мэй вообще не могла понять, зачем он пришел, как вдруг в голову пришла мысль: что, если он просто хотел увидеть Джеми после вчерашнего? Может, с ним Нику становилось легче?

Обычно демоны не нуждались в такого рода поддержке, но разве он не был пятнадцать лет окружен любовью, разве не слушал, как выразился Дэниел Райвз, нескончаемый монолог Алана, пока не заговорил сам? А теперь, когда между ним и его собственным братом что-то пошло не так, выбрал Джеми, который точно так же мог дарить тепло, болтать без умолку и странно хохмить, и пришел его проведать.

Или помучить себе на потеху.

— Да, но мы же собирались отвезти Алану мою старую гитару, чтобы он мог играть и все такое, — ловко вывернулся Джеми.

— Для этого нам понадобится машина, — сказал Ник. — Я сегодня без колес.

— Так сходи за ней, — подначивал Джеми. — Я подожду. Не сойти мне с этого места. Да и зачем, кстати? Еще голова отвалится…

— Гитару мы с Себом можем сами потом отвезти, — предложила Мэй.

— Супер, — отрезал Ник и протянул Джеми руку. Джеми утратил бдительность — посылал в сестру укоризненный взгляд, так что Ник его без труда схватил и выволок за дверь.

Он уже держал руку на двери с явным намерением ее захлопнуть, когда на лестнице появилась Анна-бель Кроуфорд.

Мэй знала, что мать носит пижамы — они лежали аккуратной стопкой у нее в шкафу, но никогда еще не видела ее вне комнаты иначе как при наряде и макияже. Сегодняшний день исключением не был: она появилась в белоснежном костюме для тенниса, волосы стянуты в гладкий «хвост», рядом с которым одна только идея филировки казалась кощунственной. Спускаясь по лестнице, Аннабель размахивала ракеткой.

— Мам, помоги мне, — взмолился Джеми. — Я не хочу на пробежку.

— Доброе утро, Мэвис, Джеймс, — пропела она. — Очень приятно видеть тебя снова, Ник.

Он наклонил голову и почти улыбнулся. Тем временем миссис Кроуфорд посмотрела на Себа и чуть заметно скривила губы — обозначить сильнейшую неприязнь, не нарушая приличий.

— Один из молодых людей Мэвис, я полагаю.

Себ, казалось, был раздавлен несправедливостью мира.

Аннабель откровенно изгнала неприятную мысль о существовании Себа.

— Приятной пробежки, ребята.

— Мам! — возопил Джеми.

— Тебе полезно, — умиротворенно отозвалась та. Она проплыла мимо Мэй, тоже направляясь на поиски кофе. Ник закрыл за собой дверь.

В холле остался один Себ.

— Кажется, — сказал он, — я начинаю ненавидеть этого Райвза.

— Кофе будешь? — спросила Мэй.

Мэй веселилась, наблюдая смятение матери по поводу странного гостя, пока ей не стало жалко Себа.