– Ну и ну… Чем это вы тут занимались?

– Ничем, – огрызнулся Дэл.

– Скелет высек его ремнем, – проговорил Моррис, отряхивая колени от пыли. – Совсем он спятил…

– Ремне-е-ем?! – Брик было рванулся помочь Дэлу натянуть пиджак, но тот его отстранил. – И в самом деле спятил. Дэл, с тобой все в порядке?

Дэл молча кивнул и отвернулся.

– Тебе очень больно?

– Не очень.

– Теперь мы сможем наконец избавиться от Скелета, – опять взялся за свое Моррис.

Брик, все еще не придя в себя, опустился на табурет у фортепиано.

– Прямо здесь? – спросил он глупо. – В школе?

Моррис задумчиво переводил взгляд с табуретки на фортепиано. Дэл с отсутствующим лицом смотрел куда-то в темноту. Я молчал.

– Вот что мне пришло в голову, – сказал Моррис. – Скелет взбесился уже во второй раз, и, как тогда, это случилось после того, как я сел за инструмент.

– И что отсюда следует? – Брик уставился на фортепиано.

– Следует отсюда то, что он здесь что-то такое спрятал.

Логично?

Мы с Бриком переглянулись, поняв, к чему он клонит.

– О Боже, – пробормотал я, – ну-ка, Брик, слезь с табуретки.

Он тут же спрыгнул с нее, и мы вдвоем сняли сиденье.

Моррис, скрестив руки на груди, наблюдал.

Брик вскрикнул: изнутри вылетело что-то маленькое – не больше мотылька, хрустально-серебристое и жужжащее, как жук.

Возглас Дейва вывел Дэла из транса, он обернулся и вместе с нами проводил взглядом серебристую штуковину, которая, описав широкую дугу над сценой, с глухим стуком упала на свернутый в рулон занавес.

– Эт-то еще что такое? – ошеломленно прошептал Моррис.

Первым пришел в себя Брик. Он протопал тяжело по сцене, нагнулся над рулоном, протянул руку и тут же ее отдернул.

– Это сова, – еле выговорил он. – Та самая, из Вентнора.

– Но она же летала, – недоумевающе пробормотал Моррис.

– Летала… – эхом повторил я.

– Да, летала, – сказал Дэл.

Я пристально посмотрел на него и изумился: на лице его играла еле заметная улыбка.

– Ты просто сильно тряхнул табуретку, вот она вроде как бы и вылетела, – заявил Моррис.

– Нет, – тихо произнес Дэл, но на него никто не обратил внимания.

– Да, наверное, – согласился Брик, поднимая фигурку. – Мы, вероятно, оба ее тряхнули.

– Да это ты тряхнул, – настаивал Моррис. – Стеклянные совы не летают… – Он склонился над тайником. – Ну, что тут еще интересного? – Один за другим, он принялся вытаскивать копии экзаменационных листов. – Так-так, теперь понятно, почему он здесь все время ошивался: проверял, на месте ли его сокровища. Когда про это все узнают, он и пяти минут в школе не продержится.

– Вот он где теперь у нас, – сжал кулак Брик, от радости готовый прыгнуть выше головы.

– Нет, – сказал вдруг Дэл, оглядывая нас.

Он молча протянул Брику раскрытую ладонь, и тот, так же молча, положил туда фигурку совы.

– Постой-постой, – начал Моррис, но было уже поздно.

Дэл поднял руку и изо всех сил шмякнул сову о сцену.

Звук был таким, словно взорвался небольшой снаряд. Фигурка разлетелась на тысячи сверкающих осколков.

Дейв несколько мгновений ошалело смотрел на останки совы и вдруг, захлюпав носом, расплакался.

Как только Дэл вышел из зала, прозвенел звонок на перемену.

– Ну и что дальше? – осведомился Брик, вытирая рукавом слезы.

– А дальше, – твердо заявил Моррис, – мы пойдем на урок.

– А потом? – спросил я.

– Потом надо будет найти кого-нибудь, кому можно про все это рассказать.

– У меня такое ощущение, – сказал я, – будто Дэл нам в этом не помощник.

Моррис пожал плечами. Ему было явно не по себе.

– Эта сова… – пробормотал Брик, все еще всхлипывая.

Мы все трое, посмотрели на осколки. Ничто в них теперь не напоминало злополучную сову. – Ведь мы не трясли скамейку…

– Да ведь ты сам же согласился, что тряхнул, – напомнил Моррис.

– Не было этого, – заявил вдруг я, еще не сознавая, что это замечание относилось ко всему, что произошло с того момента, как Скелет выскочил из зала.

В ушах у меня все еще стояло жужжание, издаваемое совой в полете.

– А ну вас к черту, нам пора идти, – отмахнулся Моррис. – Послушай, – обратился он ко мне. Он, кажется, все еще полагал, что рассказ об избиении ремнем одного школьника другим и в особенности о стеклянных совах, способных запросто пролететь не меньше тридцати футов над сценой, не покажется кому-то бредом сумасшедшего. – Ведь у тебя прекрасные отношения с Фитцхалленом. Ты – его любимчик. Почему бы тебе не поговорить с ним обо всем этом?

Что можно было ответить? Я лишь кивнул.

По пути на урок меня занесло к классной комнате старших – из-за двери доносился чей-то хохот. Меня всего передернуло: нутром я чувствовал, что это мог быть только Скелет Ридпэт, причем в одиночестве.

На перемене я действительно попробовал переговорить с Фитцхалленом. И напрасно: школа свято хранила свои тайны, в Карсоне царила круговая порука.

– Я переговорил с мистером Фитцхалленом, а вчера вечером имел беседу с Найтингейлом. – На сей раз мистер Торп прекрасно владел собой, и тем не менее я прямо-таки всей кожей чувствовал его ярость. – Я также связался с его крестными родителями, мистером и миссис Хиллман, а сегодня утром поговорил с глазу на глаз с Моррисом Филдингом. Хочу задать тебе один вопрос: не намерен ли ты что-то изменить в своем рассказе, принимая во внимание его, так сказать, неординарность?

Мы сидели в кабинете, которым мистер Торп пользовался только в качестве офиса заместителя директора – это была его вторая должность. Маленькая комната почти без мебели располагалась в дальнем конце коридора, почти напротив владений школьного секретаря миссис Олинджер. Рядом с Торпом на стуле машинистки сидел мистер Фитцхаллен, а я и мистер Уэзерби, наш классный руководитель, стояли возле металлического письменного стола.

– Нет, сэр, не намерен, – ответил я. – А можно мне задать вам вопрос?

Он кивнул.

– Вы говорили со Стивом Ридпэтом?

Глаза его недобро блеснули.

– Всему свое время. – Он сложил перед собой в ряд три карандаша так, что их заточенные концы указывали на меня. – Итак, подведем кое-какие итоги. Во-первых, молодой человек, я не могу понять, с какой целью состряпана столь невероятная, нелепая история. Как ты уже знаешь, я переговорил с Найтингейлом. Так вот, он категорически отрицает избиение ремнем, хотя и подтверждает, что сын мистера Ридпэта, ученик выпускного класса, застав вас там, куда младшие, как правило, не допускаются, сделал вам за это выговор. – Он предупреждающе поднял ладонь, пресекая мои возражения. – Действительно, двое из вас, а именно Моррис Филдинг и сам Найтингейл, имели разрешение находиться на сцене, о чем Стивен Ридпэт, разумеется, понятия не имел.

Он, быть может, поступил несколько опрометчиво, однако сделал это в интересах поддержания дисциплины, что вполне согласуется с заметным улучшением как успеваемости, так и прилежания этого ученика в текущем году. По моей просьбе мистер Хиллман осмотрел спину Найтингейла. Так вот, мистер Хиллман сообщил мне, что не обнаружил ни малейших следов избиения, которое, как утверждаешь ты, а также – к моему большому сожалению – и Филдинг, якобы имело место.

– Никаких следов… – Я ушам своим не верил.

– Ни малейших, – повторил Торп. – Ну что ты на это скажешь?

Я недоуменно пожал плечами: такие страшные кровоподтеки безусловно, так быстро исчезнуть просто не могли.

– Тогда я за тебя скажу. Не было никакого избиения.

Я вполне верю Стивену Ридпэту, по словам которого, он велел Найтингейлу несколько раз отжаться от пола, а когда тот выполнил отжимания небрежно, шлепнул его по спине, при этом на мальчике были, разумеется, рубашка и пиджак. Действительно, период посвящения младшего класса в учащиеся школы Карсона официально завершен с окончанием первого полугодия, однако в определенных ситуациях мы, педагоги, закрываем глаза на его, так сказать, продление. Это делается с целью поддержания порядка.