Джинни задумчиво уставилась на бутылки, вспоминая прошлое. Через год после переезда на побережье мама начала харкать кровью. Джинни обнаружила это случайно, когда выбрасывала мусор. Среди пустых бутылок из-под виски, судков из-под мороженых обедов она наткнулась на окровавленные тряпки. Одному Богу известно, сколько это продолжалось. Медицинской страховки у матери, естественно, не было, но Джинни намеревалась бороться за ее жизнь до конца. Однако ни самые высококвалифицированные врачи, ни самые дорогостоящие больницы, ни даже сложнейшая операция не смогли спасти ее мать. Джинни потеряла не только ее, но и все деньги своего убиенного отчима.
Кончилось тем, что в девятнадцать лет она осталась одна и в очередной раз без копейки денег.
Но Джинни Стивенс не привыкла сдаваться, и она выстояла.
Первое время ей пришлось трудно. Джинни понимала, что писаной красавицей ее нельзя назвать: ямки от прыщей, плоские скулы и чересчур пышная грудь (тогда в моде были плоскогрудые девицы) не делали ее краше. Но фигура у нее была отменной, и Джинни умела выгодно преподнести ее.
Эл Роузен оказался толстым режиссером с неизменной сигарой во рту. Когда Джинни заявилась на кинопробу, он тут же попытался заманить ее в постель, однако она не поддалась — не потому, что была недотрогой, этого за ней отродясь не водилось, просто почувствовала: получив желаемое, этот тип тут же потеряет к ней всякий интерес.
Обработала она его в момент: достаточно было призывно покачать бедрами и немного пококетничать. Она тут же получила свою первую роль — крошечную, почти без слов во второсортном фильме ужасов. Говорить ей пришлось всего три строчки, но заработала она столько, что смогла в этом месяце заплатить за квартиру. После того как Джинни сыграла еще в двух фильмах, Эл бросил свою толстую тонкогубую жену, быстренько получил в Вегасе развод и потащил Джинни к мировому судье, В результате Джинни поселилась в его модерном доме из стекла и бетона в западном районе Лос-Анджелеса и в первую брачную ночь довела его до такого состояния, что он взмолился о пощаде. Да она согласилась бы спать с кем угодно, лишь бы этот кто-то оплачивал ее счета! Две недели спустя Роузен скоропостижно умер, оставив своей молодой жене дом, «кадиллак», купленный пять лет назад, и дела, не приносящие, правда, большого дохода. За одну ночь Джинни стала вдовой и агентом по нахождению молодых талантов. В то время ей было двадцать.
Гейтор Смит был пареньком из Техаса, который как-то раз забрел к ней в агентство в поисках работы. У него оказалась потрясающая улыбка и внушительных размеров член.
Джинни показалось, что из этого мальчика будет толк, и она взялась за дело: продала свой шикарный дом, переехала в квартиру подешевле и попроще, все деньги вложила в сногсшибательные туалеты, после чего отправилась обихаживать разных важных шишек. Через месяц она раздобыла Гейтору роль в вестерне, который прошел на ура, а когда он был на полпути к успеху, убедила, что для полноты счастья ему не хватает только жениться на ней. Она была уверена, что этого парня ждет блестящее будущее суперзвезды, хотя он, похоже, этого не понимал. Кроме того, лишние денежки тоже не помешали бы. Прожили они вместе три года. Гейтор имел грандиозный успех, и деньги к ним потекли рекой. Кончилось все в один прекрасный день, когда Джинни случайно заглянула в его фургончик — съемки как раз проходили на натуре — и застала Гейтора на месте преступления: тот занимался любовью с другим парнишкой из Техаса. Многое в жизни могла она вынести, но быть женой гомосексуалиста — это даже ей казалось чересчур.
Со Стэном Левескью Джинни познакомилась много лет спустя. Ей был тогда тридцать один год. В то время она бросила заниматься молодыми талантами и снова вернулась на сцену. Шел 1982 год, и ролей для бесталанных актрис старше двадцати пяти было не так уж много. Джинни все еще прожигала денежки, нажитые в ходе своей предыдущей семейной жизни, однако они таяли быстрее, чем хотелось бы. Стэн подвернулся как раз вовремя. Зарабатывал он на жизнь тем, что писал довольно неплохие сценарии к порнофильмам, обладая при этом живейшим воображением. Самым любимым его делом было заставлять Джинни заниматься любовью с какой-нибудь девчонкой, а самому сидеть на кровати и, наблюдая за ними, мастурбировать. Джинни не нравилось проделывать это с женщинами, но, черт подери, на дворе были восьмидесятые годы, а не прошлый век. Они поженились, и свадьбу отпраздновали так, что дым стоял коромыслом. Все шло хорошо, пока пару лет спустя Стэн не ударился в религию, и ему уже стало не до своей законной жены. Надо, правда, отдать ему должное: половину денег он отдал Джинни, а половину — церкви на отпущение грехов.
После Стэна, оставшись одна, она опять принялась искать работу и вскоре нашла. Известный продюсер документальных фильмов Джейк Эдварде предложил ей место в своей команде. И хотя он собирался ставить фильм для общественного телевидения, а Джинни документальными фильмами сроду не занималась, она с радостью ухватилась за это предложение. А меньше чем через год он сказал, что ей никогда больше не придется работать. Это были самые замечательные слова, которые ей когда-либо доводилось слышать в жизни.
Да, она сумела выстоять, добилась для себя достойной жизни.
Джинни заворочалась в постели, и улыбка ее сменилась недовольной гримаской. Она-то выстояла, а теперь явилась Джесс и пытается навязать ей самый страшный кошмар, который когда-либо был в ее жизни.
— Ну уж нет, моя милая, — сказала она, отвернувшись к стене. — Этот номер у тебя не пройдет!
Она встала и, приняв три таблетки аспирина, забралась под душ. Стоя под горячими струями, Джинни принялась исступленно тереть тело губкой, стараясь смыть с себя неприятные мысли о крошечном, никому не нужном ребенке, напомнившем ей о прошлом.
После душа Джинни сделала макияж и надела коротенькое белое платье трапецией с глубоким треугольным вырезом. Это было отступлением от правила — обычно она носила одежду, что называется, «в облипочку». Под складками тончайшей шелковистой материи угадывалось отсутствие нижнего белья. Джинни, обожала свое тело. Современная медицина позволяла творить с ним чудеса — что-то прибавлять, что-то убавлять, и Джинни этим воспользовалась: она увеличила грудь до полного четвертого размера, подтянула дряхлеющие мышцы бедер и живота, благо Джейк разрешал ей делать все, что угодно. Ей очень нравилось, как свободно ниспадающая ткань скользит по обнаженному телу.
— Ну, сучка ты эдакая, — сказала она в зеркало своему отражению, поправляя прическу в последний раз. — Пора уж позабыть о прошлом дерьме и отправляться на поиски приключений.
Махнув рукой, она сунула в серебристую сумочку пачку сигарет, нацепила на ноги белые босоножки на высоченных каблуках и вышла из дома.
Над тем, куда пойти, долго раздумывать не пришлось — неподалеку от дома располагалось известное во всем городе заведение, в которое туристы валом валили, наивно полагая, что звезды кинематографа там просто кишмя кишат Именно эта публика и была ей сейчас нужна. Не дай Бог столкнуться со своими знакомыми либо со знакомыми Джейка — позору не оберешься. Пришло время стать никем — позабыть свое прошлое и настоящее.
Джинни сунула ключи от машины хорошенькому молоденькому привратнику, вошла в распахнутые двери и сразу же окунулась в гул голосов, заглушаемых грохочущими звуками синтезатора, доносящимися со сцены. Ей не было видно, кто дает представление, но она знала — наверняка ансамбль из загорелых блондинок в белых, облегающих фигуру платьицах. Владелец кафе готов был выпустить на сцену кого угодно, лишь бы задержать туристов в заведении до закрытия.
Джинни стала пробираться к бару. Это оказалось непростой задачей: нетанцующие столпились перед стойкой в три ряда. Она бегло оглядела посетителей: в основном молодежь от двадцати до тридцати лет. Вскоре она заметила то тут, то там мелькающие седовласые головы. Если бы не плотоядные взгляды, которыми они сверлили молоденьких девчонок, их можно было принять за почтенных родителей, пришедших сюда коротать время за чашечкой кофе.