Двое суток стоянки пошли на пользу всем — и горожанам, и путешественникам, и корабликам, пострадавшим во время шторма. Жаль, что не больше, но капитаны всех пяти транспортов в один голос твердили про некий приказ и вовсю торопились его исполнить. Интересы пассажиров их не волновали, несмотря на все сословные нюансы, и мы снова оказались в море… Я понимала, что ледниковый период даже в начальной фазе должен привести к понижению уровня моря. Отсюда и значительные перемены, которые наблюдались в нижнем течении Днепра. Но я наивно предполагала, что хорошо знакомые мне солёные лиманы Одесской области с отступлением моря превратятся в языки сухой степи с вкраплениями солончаков. Не тут-то было. Лиманы где были, там и остались, разве что длинные песчаные косы, намытые морем, сдвинулись к юго-востоку. Подувший оттуда ветерок принёс знакомый отвратительный запах — сероводородные грязи тоже никуда не делись. В нашем мире тут стояли лечебницы. Здесь, сколько хватал глаз, не было ни души. Ни человечьей, ни звериной. Только какая-то длинная жёлтая трава торчала по берегам.

Двигаться на вёслах навстречу ветру совсем не весело, и до конечной точки водного пути — гавани, находившейся в устье Дуная — мы шли ещё трое суток. Безлюдный берег, бесплодные песчаные полосы между морем и вонючими солёными лужами. Как всегда транспорты вечером бросали якорь на мелководье, а утром продолжали путь. Высаживаться на сушу никто не пожелал.

Разница в климате и здесь сыграла свою роль. Дельта Дуная, тоже более многоводного, чем в нашем мире, вытянулась длинным языком на восток. Северный, самый широкий рукав, увенчивала гавань с искусственным молом. Каких трудов стоило поддерживать её в приемлемом состоянии, я не представляю, ведь черноморские шторма и капризные дунайские волны наверняка каждый сезон вносили в планировку свои коррективы. Без магии тут точно не обошлось. И верно: из всех волостных рубинов, виденных мной за время путешествия, здешний оказался самым крупным… В гавани Нарен, мы наконец сошли с палуб не слишком надёжной, наскоро построенной гребной флотилии. До Восточных Врат оставалось около ста километров, и туда вела не просто наезженная — мощёная камнем дорога, на которую, как бусины на нить, были нанизаны городки и сёла. Довольно богатые городки и сёла, признаю заслугу местного мага. Если бы ещё дорога не была забита до отказа… Но у нас под ногами снова была земная твердь, а не шаткая палуба, и это не могло не сказаться на нашем настроении. Устали, да. И всё-таки исчезло гнетущее ощущение неуверенности, не отпускавшее нас в море.

В начале ноября мы приехали в Восточные Врата…

Ну, здравствуй, Измаил. Город, в который пять лет назад я так и не попала.

Надеюсь, в следующий раз увижу тебя уже в своём мире.

— Чего-то в этом роде я и ждал.

— Я тоже…

Перед нами на северном берегу Дуная-Найи раскинулся…огромный табор. Другого слова для описания скопища тысяч фургонов, палаток и навесов не найти при всём желании. От магического фона, создаваемого множеством колдунов разной степени одарённости и их амулетами, начала болеть голова. Потому мы примостились на окраине этого Вавилона, на небольшом возвышении, вдоль которого проходила дорога. Шум и гам, создаваемый проезжающими, показался нам предпочтительнее болотных «ароматов», шедших со стороны плавней.

Когда мы застолбили местечко и распрягли лошадку, Дойлен отправился поискать в этом людском водовороте своих знакомых, Лис принялся обихаживать наших лошадей, а мы с мальчишками озаботились продовольственным вопросом. Проще говоря, пошли искать торговцев. Эти не упустят своей выгоды, навезут продуктов. А опасение схлопотать от господ колдунов проклятие вместо монет по идее должно сдерживать рост цен. Я могу и ошибаться, конечно, но раз в Туримите дело обстояло сходным образом, то почему здесь должно быть иначе? На одной солёной рыбе мы, может быть, и продержимся месяц, оставшийся до открытия Восточных Врат, но к тому времени уже будем видеть её в кошмарных снах. Понадобятся хлеб, мясо, фураж для лошадок. Может, если хватит денег, то и сладкого для Ингена купить, ребёнку в восемь лет всегда хочется конфетку. Опять же, проблема гигиены вставала во весь рост. Хорошо хоть местный маг позаботился настроить общественных бань и организовал подвоз дров. И — да — у самой дороги, примерно в двухстах метрах от места нашей стоянки, обнаружился трактир. С вином и девками. По вполне понятной причине меня не интересовало ни то, ни другое, но как резервный источник готовой пищи он мог сгодиться.

Конечно же, перспектива прожить целый месяц в фургоне, под всеми ветрами и дождями поздней осени, меня не радовала. Ещё во время сплава по Днепру я спросила у Дойлена, почему ни один Одарённый даже мысли такой не допустил, чтобы ослушаться князя и сбежать, куда глаза глядят. На что получила ответ, заставивший меня крепко задуматься:

— Медальон не позволит, — без особой охоты сказал Дойлен.

— А… как это выглядит? — опешила я.

— Попробуй повернуть обратно, и увидишь, — невесело усмехнулся дорогой сосед. — Ты просто не заметишь, как умрёшь.

— Вот как… Значит, в наших медальонах вложено заклинание, отслеживающее наши перемещения, плетения и всё прочее?

— Насчёт «всего прочего» не уверен, но где-то так и есть.

Я давно подозревала, что медальоны, начиная от ученических медных и заканчивая золотыми магическими, выполняют роль маячка. Не зря же на серебрушку с профилем князя наложено заклятие, не позволяющее её снять. Во всяком случае, с живого колдуна точно. А теперь мои подозрения превратились в уверенность. Теперь медальон в моём представлении выглядел как стационарный IP-адрес, намертво привязанный к какой-то одной персоне, и служил «логином» в магической сети. На территории своего домена любой ведьмак, условно говоря, пользовался правами администратора, а само владение служило его личным «сайтом». Или «форумом». В Масенте я была почти всесильна, а здесь, в Восточных Вратах, вынуждена довольствоваться ролью рядового пользователя сети. А ключ ко всему — медальон. Он так хорошо защищён от взлома, что до сих пор не было описано ни единого случая, когда ведьмак или маг смог что-то в нём изменить. Вероятно, на это способны только князь с княгиней. Эдакие глобальные администраторы, создавшие существующую сеть. Но… Нет в моём мире таких крутых программистов, которые создали бы принципиально не поддающуюся взлому программу. Как у нас говорили, на всякую хитрую гайку всегда найдётся свой болт с левой резьбой. Кое-какие навыки взлома у меня имелись, правда, было это лет шесть или семь назад. Техника с тех пор ушла вперёд, по компьютерному миру победно шествовало объектно-ориентированное программирование, но, думается мне, сами принципы взлома не изменились. От примитивного брутфорса до более изящного поиска дыр в системе и создания ботнетов. Что ж, у меня будет целый месяц для проработки теории и экспериментов. Табор, набитый колдунами и амулетами, фонил сильнее крупного города. Если буду осторожна, то мои экзерсисы могут остаться незамеченными.

Ближайшие трое суток ушли на обустройство и стирку-помывку, после чего потянулись унылые однообразные дни, когда мы с нетерпением ждали вечера. Традиция литературных посиделок, прерванная во время водного пути, возобновилось. Мальчишки жадно слушали истории чужого мира, двое мужчин увлекались не так серьёзно, но меня не перебивали. А когда я, говоря языком «Тысячи и одной ночи», прекращала дозволенные речи, следовало требование новой истории. Я смеялась и выдвигала встречное требование аналогичного содержания, получая взамен какую-нибудь легенду из летописей княжества или историю о приключениях богов и героев беловолосого народа… Семь вечеров. Семь самых лучших вечеров моей жизни прошли на продуваемом всеми ветрами дунайском берегу, в компании, которую я не выбирала, но которая фактически стала мне семьёй. Особенно дети… Начало нашего знакомства с Энгитом ознаменовалось его подростковыми фокусами в стиле «не хочу!» и «не буду!», а сейчас? Сейчас парень слушает мои пересказы с упоением, какое я сама испытывала в его возрасте, читая Сабатини и Жюля Верна. Не сомневаюсь, что у него перед глазами возникают образы морских сражений иного мира, невиданные здесь громадные корабли под фантастическими парусами бороздят океаны и открывают новые земли, путешественники в поисках человека с неслыханным здесь именем капитан Грант огибают земной шар, а где-то глубоко под водой плывёт невероятная лодка «Наутилус»… В неполные пятнадцать мир кажется прекраснее, чем он есть. Энгит ещё успеет в нём разочароваться, но у него хотя бы останутся воспоминания о мечтах, навеянных моими рассказами. То, чего тысячи лет были лишены дети этого мира — светлой мечты — у него будет в избытке. И Инген тоже вырастет на иномировых сказках, где главное не умение швырнуть в собрата по Дару заклятие посильнее, не излупить дуру-жену покрепче, а дружба и взаимовыручка. Быть может, они передадут отсвет этой мечты своим собственным детям и внукам, и этот мир станет хоть капельку лучше? Не знаю.