— Появились какие-то ответы?

Она сделала кислое лицо.

— Скорее, новые вопросы. Вы не возражаете?

— Заходите. — Он вздохнул и жестом пригласил их в кабинет. — Ну же, давайте.

Они вошли. Штучка, прислонясь к столу, скрестила на груди руки, а ноги целомудренно свела вместе. Тернер, развернув стул, уселся верхом в стиле родео, локти на спинке, и уставился на босса.

— Начнем с начала. — Тернер, по всему видно, тоже спал мало. Галстук у него сполз набок, волосы давно не мытые. Зато серьга в ухе по-прежнему отсутствовала. — Ночью поисковые собаки обнюхали кротовые ходы под ангаром Муна.

— И что нашли? А! — Кэффри отмахнулся. — Можешь не отвечать. По лицу вижу, что ничего. Еще?

— Сегодня утром я получил результаты судебно-психиатрической экспертизы.

— Он заговорил в тюрьме?

— Не то слово. Грузил всех, кто останавливался больше, чем на секунду. Все десять лет только то и делал, что исповедовался.

Это уже важно. Кэффри спустил ноги и сел прямо, фиксируя взгляд, чтобы комната по возможности обрела привычные очертания.

— Та-ак? Заговорил, значит?

— Все то же, о чем говорил его папаша. Он убил Шэрон из-за пожара, из-за смерти матери. Не оправдывался, ни о чем не жалел. Черно-белая картина. Все психиатрические отчеты сводятся к одному выводу.

— Блин. А чета Мейси? Вы их нашли?

Тернер мотнул головой в сторону Штучки. С выражением лица, как бы говорящим: «Ваши показания, барышня». Та прочистила горло.

— Значит, так. Один из моих ребят выследил чету Мейси в два часа ночи, когда они возвращались из паба домой. Я с ними только что позавтракала. — Одна бровь у нее иронически поднялась. — Симпатичная пара. А главное, продвинутая. Свято верят в то, что у машин вместо колес кирпичи, а место холодильника в саду. Видимо, в пабах проводят больше времени, чем дома. Но поговорить со мной согласились.

— И?

— Пустышка. После того как Шэрон исчезла, они от Муна ничего не получали. Ничегошеньки.

— Ни записок? Ни писем?

— Ничего. Ни до, ни после ареста Теда. Как вам известно, на суде он не открывал рта, и родители Шэрон по большому счету не верят, что он еще попробует с ними связаться. Они даже его имя вслух не произносят. Они позволили вашему приятелю из лаборатории высоких технологий осмотреть их дом. Кью? Он мне сказал, что его так зовут, хотя, по-моему, у него извращенное чувство юмора. Какими только штуковинами он не проверял, однако ни черта не нашел. Никаких скрытых камер, nada[34]. Мейси живут там тыщу лет, много раз перестраивали дом, но не находили ничего подозрительного.

— Как насчет Питера Муна и матери Мейси? Какие-то шуры-муры?

— У них не было романа. Я ей верю.

— Вот черт. — Он откинул прядь с лица. Ну почему в деле Теда Муна каждая тропка упирается в непрошибаемую каменную стену? Почему Мун и его действия никак не соединяются? Тогда как в удачном расследовании все ниточки идеально сходятся в одном месте. — Ну а остальные? Брэдли, Бланты?

— Тоже пусто. Во всяком случае, по утверждению оэсэсниц, а они, как известно, обычно докапываются до истины. Возможно, мы имеем дело со статистической аномалией, но, похоже, во всем объединенном королевстве только у этих двух пар нет никаких интрижек на стороне.

— А Дамьен? Он ведь расстался с женой.

— Это была не его идея — поломать брак, а Лорны. Если это вообще можно назвать браком. Он говорит, что они были женаты, но мы не нашли никаких документальных подтверждений. Назовем это полюбовным соглашением двух иностранных подданных.

Кэффри встал и подошел к белой доске. Он изучал фотографии конспиративной квартиры Костелло, в которую проник Мун: кухня, пустая двуспальная кровать, где спали вдвоем Эмили и Джэнис. Пора уже сделать шаг вперед. Найти новую перспективу. Он разглядывал пародию на синий «воксхолл» — костелловскую машину на осмотре у оэмпэшников. Исследовал лица (вот, например, Кори Костелло, серьезно смотрящий в объектив камеры) и линии, которыми соединил фотографии, чтобы потом свести их все к Теду Муну на вершине. В очередной раз он заглянул в эти глаза. Ноль эмоций. Никакого озарения.

Он без слов перенес стул к окну. Сел спиной к подчиненным, лицом к унылому уличному пейзажу. Небо цвета серой униформы. Автомобили, рассекающие лужи. Он чувствовал себя старым. Даже дряхлым. Каким будет его следующее дело? Очередной грабитель, или насильник, или педофил, который сдерет с него шкуру и перемелет все его косточки?

— Сэр? — начала было Штучка, но Тернер ее зашикал.

Кэффри к ним не повернулся. Он понял смысл этого «ш-ш-ш». Тернер не хотел, чтобы Штучка прервала ход его мыслей. Ибо верил, что шеф анализирует, глядя в окно, всю полученную информацию, и его блестящий мозг в результате выдаст рецепт спасительного эликсира. Тернер в самом деле, без дураков, верил, что босс сейчас развернется и предъявит догадку, как иллюзионист в цирке предъявляет извлеченный из шляпы яркий букет.

«Добро пожаловать в страну горьких разочарований, дружище, — подумал Кэффри. — Надеюсь, тебе здесь нравится, потому что в обозримом будущем полицейский участок будет нашим домом».

Ранним утром траву в большом саду в районе Йеттон Кейнелл покрывала изморозь, зато в коттедже было тепло. Ник разожгла камин в гостиной, где сидела и Джэнис, ближе к окну, на фоне которого в свете промозглого зимнего дня вырисовывался ее четкий силуэт. Она даже не пошевелилась, когда ее сестра открыла дверь в назначенное время и провела в дом гостей. Хотя Джэнис никто не представлял, все ее тотчас узнавали. Вероятно, по осанке. Люди один за другим подходили к ней и, назвавшись, бормотали:

— То, что случилось с вашей девочкой… я вам очень сочувствую.

— Спасибо, что позвонили. Нам как раз хотелось поговорить об этом с кем-то изнутри.

— Полиция у нас все переворошила. До сих пор не верится, что он за нами следил.

Джэнис кивала, пожимала руки и пыталась улыбаться. Но сердце ее заледенело. Первыми пришли Бланты. Нил, высокий и стройный, оказался той же шотландской масти, что и Кори, — рыжеватые кудри, брови и ресницы. У Симоны были белокурые волосы, оливковая кожа и карие глаза. Джэнис всматривалась в их лица. Нет ли в них чего-то такого, что привлекло к ним внимание Муна. Сделало их мишенью. Роза и Джонатан Брэдли выглядели еще хуже, чем на фотографиях в газете. У Розы, настоящей блондинки, кожа сделалась до того прозрачной, что выступили все прожилки. Строгие эластичные брючки, мягкие туфли и розовый пуловер с узорами. И такой же розовый шарфик вокруг шеи. Было что-то жалкое в этом шарфике — отчаянное стремление выглядеть как надо. Они с Джонатаном пожали руку Джэнис и как-то застенчиво уселись на соседние стулья с чашками чая, который хозяйка дома налила им из чайничка, стоявшего подле камина. Последним пришел Дамьен Грэм, и в этот момент Джэнис окончательно поняла, что идея внешнего сходства абсолютно порочна. Высокий, чернокожий, с мощными ляжками и широкими плечами, с коротким «ежиком», он не имел ничего общего ни с Кори, ни с Джонатаном, ни с Нилом.

— Мать Алиши, Лорна, прийти не сможет, — сказал он, явно чувствуя себя не в своей тарелке в этой изящной загородной гостиной. Он занял последний стул — нечто орнаментальное, витое, воздушное, лишь подчеркивающее его телесность — и принялся озабоченно поправлять складки брюк. Потом закинул ногу на ногу — стул под ним жалобно скрипнул.

Джэнис тупо на него уставилась. На нее накатила страшная усталость. Говорят, в такие времена человек чувствует себя опустошенным, онемелым. Если бы. Всё лучше, чем эта жестокая острая боль под ребрами, на месте желудка.

— Послушайте. Позвольте, я все-таки представлюсь. Джэнис Костелло. А там, в уголке, мой муж Кори. — Она подождала, пока все, развернувшись, ему приветственно помахали. — Наши имена вам не знакомы, поскольку их сохраняли в тайне, после того как нашу девочку… как ее увезли.