— Мы можем сменить тему?

— Нет, не можем. — В ней поднималась волна страха, страха и белой ярости. — Из-за бардака в вашем ведомстве я чуть не потеряла свою девочку. — Его личной вины в этом не было, понятно, но она срывала на нем весь свой гнев. Она заставила себя прикусить губу и опустила голову. Она взяла в руки тарелку и погоняла по ней слойку пальцем, пока ярость не улеглась. Проди наклонил голову, пытаясь разглядеть выражение ее лица сквозь упавшие волосы.

— Вам пришлось несладко, я понимаю.

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Глаза у него были коричневато-зеленые с золотистыми вкраплениями. Увидев в них сострадание, она неожиданно для самой себя захотела всплакнуть. Дрожащей рукой она снова поставила тарелку на стол.

— Я… — Она засучила рукава блузки и потерла предплечья. — Да уж. Не хочу драматизировать, но это были самые черные дни в моей жизни.

— Мы вместе прорвемся.

Она кивнула и взяла тарелку. Потрогала слойку пальцем, разломила пополам, но есть не стала. В горле стоял комок, и она боялась, что не сможет ничего проглотить.

— Что же это вам подсунули палочку без леденца? — На ее губах появилась слабая улыбка. — Послали ко мне на растерзание.

— По разным причинам. Главная, наверно, в том, что детектив Кэффри считает меня ослом.

— А на самом деле?

— Если я и осел, то не по этой причине.

Она улыбнулась.

— Могу я вам задать вопрос? Не совсем уместный. Он издал короткий смешок.

— Я как-никак мужчина, а у нас, у мужчин, несколько иной взгляд на то, что считать неуместным.

Она улыбнулась еще шире. Ей вдруг захотелось смеяться. «Да, мистер Проди, — подумала она про себя. — Несмотря на пережитый мною ужас, сразу видно, что вы настоящий мужчина. Сильный и, я бы сказала, славный. В то время как Кори, мой муж, стал для меня чужим человеком».

— Что? — не выдержал Проди. — Я что-то не то ляпнул?

— Вовсе нет. Я хотела вас спросить… если я скажу мистеру Кэффри, что мне по-настоящему страшно… что я боюсь собственной тени… он позволит вам задержаться здесь на несколько часов? Со мной, и Эмили, и Ник, и моей мамой? Я понимаю, для вас такая скучища, но это облегчило бы нам жизнь. Вам необязательно говорить с нами, можете смотреть телевизор, делать звонки, читать газету — все что угодно. Просто приятно, когда рядом свой человек.

— А зачем, по-вашему, я приехал?

— Гм. Это означает «да»?

— А как прозвучал мой ответ?

— Он прозвучал как «да».

Кэффри ощущал вкус табака во рту. Пока тщедушный Питер Мун помог сыну одеться и довел его под руку в гостиную, детектив спустился к машине, встал у заднего окна, за которым сидел Мирт, и закурил свою первую, за много дней, сигарету. Пальцы у него дрожали. Бумажный мундштук тотчас раскис под дождем, но он сумел-таки закурить, прикрывая ладонью зажигалку. Выпустил голубую струйку дыма под пристальным взглядом собаки. Кэффри ее не замечал. Он и сам не знал, какого трюка ждать от угонщика, но уж точно не такого.

От курева полегчало. Хотя в гостиную Кэффри вернулся все таким же напряженным и с таким чувством, словно он траванулся, но, по крайней мере, его уже не трясло. Питер Мун успел налить чай, достаточно крепкий, без лишнего молока. На грязном и обшарпанном фанерном столике стояли заварной чайник и тарелка с уже порезанным на куски тортом «Баттенберг». Кэффри уже забыл, когда он последний раз лакомился «Баттенбергом». В памяти всплыла мать и «Благодарственные песни»[19] по воскресеньям. Ничего общего с этой коммунальной ночлежкой. Рядом с тарелкой лежала моментальная фотография Муна из отдела кадров. Мягкий подбородок, темные волосы. Грузноватый, но даже близко не похожий на Ричарда Муна, сидевшего на диване и тяжело отдувавшегося, пока отец хлопотал вокруг, обкладывая его подушками и вставляя кружку в его опухшие руки.

Тернер успел связаться с агентством по найму, чьими услугами пользовалась полиция, и их менеджер, в свое время принявший Муна на работу, — провел с ним собеседование, проверил его подноготную, — сейчас сидел напротив. Азиат средних лет в верблюжьем пальто, с первыми проблесками седины на висках. Он выглядел озабоченным. Не хотел бы Кэффри оказаться на его месте.

— Этот человек не имеет ничего общего с тем парнем. — Он не сводил глаз с Ричарда Муна. — Тот, кого я тогда взял на работу, был раза в четыре худее. В меру подтянутый, отменного здоровья.

— Какой документ он вам предъявил?

— Паспорт. Счет за коммунальные услуги по этому адресу. Полное досье. Фотокопии всевозможных удостоверений личности на имя Ричарда Муна. Все, что требует от кандидата бюро по расследованию криминального прошлого.

Среди официальных бумажек Кэффри нашел фотокопию странички из британского паспорта. С нее смотрел молодой человек лет двадцати пяти с угрюмыми и даже жесткими чертами лица. Ричард Ф. Мун. Держа фотографию на расстоянии вытянутой руки, Кэффри сравнивал ее с человеком на диване.

— Взгляните. — Он сдвинул ее к дальнему краю стола. — Это вы?

Ричард Мун был не в состоянии наклонить голову. Он лишь скосил глаза вниз. Потом закрыл их и тяжело вздохнул.

— Да. — Голос его звучал по-женски тонко. — Я. Это мой паспорт.

— Это он, — вмешался отец. — Двенадцать лет назад. До того, как он поставил на себе крест. Посмотрите на это фото. Разве перед вами лицо человека, которому все по фигу? Я бы не сказал.

— Папа, перестань. Твои слова причиняют мне боль.

— Не разговаривай со мной как терапевт, сынок. Не тебе об этом судить. — Питер Мун оглядел сына с головы до ног, словно не веря, что природа могла создать такое уродство. — Видеть, как ты превращаешься в бесформенную тушу, — вот что такое боль.

— Мистер Мун, — Кэффри поднял ладони, как бы приглашая их успокоиться, — давайте попробуем не спеша разобраться? — Он еще раз вгляделся в фотографию. Тот же подбородок, те же глаза, та же линия волос. Те же грязные блондинистые лохмы. Он перевел взгляд на Ричарда. — Вы хотите сказать, что за двенадцать лет вы превратились из такого, — он постучал пальцем по фотке, — в такое?

— У меня были проблемы…

— Проблемы? — перебил его отец. — Ты называешь это проблемами? Считай, что ты получил приз года за самое удачное преуменьшение, сынок. Можешь мне поверить. Погляди на себя. Ты же гребаный овощ.

— Неправда.

— Овощная гора. Я ездил на машинах размером меньше тебя.

Повисла пауза. Ричард Мун закрыл лицо ладонями и заплакал. Плечи его тряслись, все молчали. Мун-старший хмурил брови, скрестив руки на груди. Тернер и менеджер по найму опустили глаза.

Кэффри взял удостоверение мастера по наладке аппаратуры и сравнил фотографию с паспортной. Сходство, конечно, просматривалось — тот же лоб, те же маленькие глазки — и все же надо быть слепым, чтобы не заметить: это разные люди. Но отчитывать менеджера здесь, при посторонних, ничего бы не дало, поэтому он подождал, пока рыдания прекратятся, и показал Ричарду удостоверение.

— Вы его знаете?

Ричард утер нос. Глаза его так опухли, что на лице остались одни щелочки.

— Ваш дружок, которому вы помогли в трудную минуту? Или одолжили свою запиленную пластинку?

— Нет, — ответил тот бесцветным голосом. — Никогда его не видел.

— А вы, мистер Мун? — Детектив развернулся к отцу.

— Нет.

— Вы уверены? Этот мерзавец опасен, очень опасен, и он пользуется именем и документами вашего сына. Подумайте еще.

— Без понятия. В глаза не видел.

— У этого парня в голове большие тараканы. Я всякого навидался, но этот — что-то особенное. Подобные люди, знаю по опыту, никого не уважают — ни своих жертв, ни друзей и уж точно не тех, кто им пытается помочь. Протяните ему руку помощи, и он не преминет ее откусить. — Он переводил взгляд с отца на сына и обратно. Оба избегали на него смотреть. — Так что хорошенько подумайте. Вы уверены, что никогда с ним не встречались?