— Все же… — озабоченно сказал Гримшо, возвращаясь к взрыву. — Не мог же я всю Литанию разом убить? Так неправильно. Нужно разбираться с каждым по очереди. Так более… зловеще.

— Разумеется! Убираешь одного за другим, так принято. Но не обязательно ограничиваться людьми в Литании. Можно и других убивать. Их, кажется, Невинными Свидетелями зовут. Приобщай к делу столько Невинных Свидетелей, сколько пожелаешь. Особенно при хорошем БАБАХЕ. Он затем и нужен. Катастрофа. Несчастье. Разрушение. Одной смертью катастрофы не устроишь! Я как-то на Страдальца чуму навел, ну, на всю его семью на самом деле, и еще сотни людей заодно уморил! К тому времени, когда я покончил с ними, их ненаглядный город превратился в морг.

Гримшо был совершенно подавлен.

— Но ты был на верном пути, — добавил Тан добродушно.

— Я не знал, что так можно.

— Можно, конечно! Люди будто для этого созданы. Кровь, крики, безумие, страшная смерть. Поэтому они такие хрупкие, такие непрочные. Такие… такие… заманчиво беззащитные.

В который раз Гримшо попытался вообразить, как это — самому накликать Смерть на Страдальца, лично, а не через какую-то глупую цепь событий. Он поежился. На фоне этого Бабах казался незначительным, но при мысли о личном вызове Смерти к такой, как Сьюзан Джонс, что-то внутри него неприятно екнуло.

— Я вот думаю… — вдруг вырвалось у него еще до того, как он подумал сказать это вслух.

— Хмм?

— Мы обязательно должны убивать всех в списке? Ну, то есть даже благородных? — Хотя Гримшо имел в виду Сьюзан Джонс, он подумал, что Джон Фигг тоже был благородного склада, и предсмертные слова Марши заслужили ей формулировку «Умерла храбро!» в блокноте демона. Но для них было слишком поздно. Сьюзан была еще жива, хотя уже ненадолго. Вскоре она увидит, как умрет ее единственный сын, и тогда Гримшо придется лишить ее единственного, что у нее осталось, — ее жизни. Подсознательно это его беспокоило. Мысль об этом вызывала досаду.

— Благородных?

— Ну да. Храбрых. С достоинством смотрящих в лицо несчастью. Всякое такое.

Хотя Гримшо не видел выражения лица Тана, скрытого капюшоном, молчание друга можно было воспринять только как озадаченную пустоту.

— Раз мы можем убивать людей не из списка, тогда, наверное, мы можем не убивать людей из списка?

— Не понимаю тебя, мелкий.

Гримшо нетерпеливо взмахнул хвостом, стремясь донести свою мысль до Тана, но не зная как.

— Ну, понимаешь. Выбирать…

— Выбирать? Нечего нам выбирать! — Глубокий голос Тана звучал возмущенно. — Мы — Проклятие! Не нам решать, кому из Литании жить, а кому умереть! Или смерть всему, или ничего!

— Прости!

На мгновение повисла тишина. Тан обратил взор на склон горы. Гримшо наблюдал за ним, нервно ерзая, затем переключил внимание на пейзаж. Лишь потому, что можно было посмотреть и туда, он еще раз задрал голову. На этот раз у него глаза на лоб полезли от удивления. Он пристально всматривался, стараясь понять, что именно видит.

Небо в Лимбе всегда было серым, кроме тех случаев, когда поблизости были Всадники. По большому счету, ничего не изменилось. Оно было по-прежнему серым. Но у демона внезапно появилось ощущение, будто он почти может видеть сквозь него! Будто с другой стороны неба что-то светилось. Он знал, что в Лимбе нет солнца, так же как не было луны, звезд и созвездий. Но он будто постигал свет наподобие солнечного, только всепроникающий и не обжигающий. Это был теплый и мягкий свет, и при этом яркий, достаточно яркий, чтобы освещать все вокруг. Это был свет самого солнечного дня, и его созерцание отозвалось у Гримшо тупой болью где-то глубоко внутри.

— К тому же не существует благородных людей, — продолжил Тан. — Это миф.

Гримшо оторвал взор от неба и посмотрел на друга.

— Существуют могущественные люди. Создатели, ну, или большинство из них могущественные. И есть остальные, простые марионетки судьбы. Чьи жизни так же примечательны, как цветение цветка, и столь же эфемерны.

Гримшо не знал, что значит «эфемерный», но он ухватил смысл.

— Мы вольны срывать их по желанию! — Тан вытянул руку, расслабив костлявые пальцы в открытом жесте, затем он резко сжал их в кулак. — Раз! И мимолетная искра потушена.

Он снова погрузился в молчание. Вздохнул. Это был глубокий вздох, наполненный смыслом, которого Гримшо был не в силах постичь. Его это сбивало с толку, но иногда ему казалось, что Тан несчастен. Дожидаясь, пока друг скажет что-нибудь еще, он украдкой посмотрел наверх. Он никуда не ушел, этот странный блеск с обратной стороны неба. Гримшо жалел, что не может заглянуть за серость Лимба, посмотреть на свет без преград.

— Что это там?

— Где?

— Там, наверху? — Гримшо показал наверх. — За небом.

Его вдруг осенило, что это, должно быть, и есть то самое По Ту Сторону, о котором говорил Всадник.

Тан посмотрел наверх, затем опустил взгляд на Гримшо.

— Нет ничего наверху, глупое ты создание, — сказал он снисходительно, — это крыша мира. Наверху одно только небо.

— Я имею в виду, за небом.

Тан потряс головой.

— Смешной маленький демон, — пробормотал он.

Гримшо дернул ушами и посмотрел на друга мученическим взглядом. Как будто Тан не видел того, что видел Гримшо. Загадка… С другой стороны, минуту назад он сам ничего не видел. Он помотал хвостом из стороны в сторону, пытаясь понять, что изменилось, что он сказал или сделал, чтобы внезапно начать видеть почти По Ту Сторону. Они говорили о Благородных Людях и возможности выбора, но вряд ли это могло служить ключом к разгадке тайны?

Тан отвернулся, его взгляд в задумчивости блуждал по серому миру из скал и покрова у его ног.

— Я рассказывал тебе, — спросил он, — о Вильяме Фредерике Омбрее, семнадцатом сыне дома? Из всех моих Страдальцев он был единственный, кто приблизился к храбрости. У него были задатки первоклассного Создателя, но он не хотел практиковаться в искусстве.

Обычно Гримшо с удовольствием слушал о терроре Тана, о том, как он замучил, довел до безумия и в конце концов стер с лица земли целую династию, преследуя ее представителей десятилетиями, до тех пор пока их имя не стали произносить шепотом, а их самих не начали сторониться ближние. Поэтому он устроился поудобнее, готовый слушать, и Тан откашлялся и начал рассказ. Но почему-то история была не так хороша, как обычно, и демон слушал невнимательно, думая о том, что находится По Ту Сторону и о существовании Благородных Людей. Глубоко внутри он гадал, может ли такое быть, чисто теоретически, что Тан ошибался?

Гримшо слушал до тех пор, пока его собственные Страдальцы не начали новый день и ему не пришла пора возвращаться к работе.

Но прежде он сделал небольшой крюк, чтобы взглянул на гору в Реальном Мире, и попал в пургу.

Гримшо подергал ушами в задумчивости. Он знал, что вершины гор часто были покрыты снегом, но не предполагал, что снег окажется таким холодным, таким мокрым, таким глубоким. Он попытался пройтись вокруг, но понял, что скорее утопает в снегу, чем двигается. Тогда демон уселся и завертел головой по сторонам. Зубы стучали от холода, но он ничего не слышал, кроме завываний ветра. Шум ветра вызывал в нем дрожь, было так… тоскливо. От него еще больше холодело в сердце, чем от предвещавшего близкую смерть голоса Тана. Не трясись он уже как осиновый лист от холода, он бы дрожал из-за его непрекращающихся зловещих стонов.

Снег был не только на земле, он кружился и в воздухе у демона над головой. Это ветер кидал его из стороны в сторону. Кроме снега, смотреть было не на что.

Когда Гримшо уже готов был сдаться и собрался уходить, буря стихла. Как только спала белая завеса, он увидел, что здесь, в Реальном Мире, небо включало в себя одно лишь небо. Не было признаков никакого По Ту Сторону. Он предположил, что По Ту Сторону существовало только в мире Лимб. Несмотря на это, гора была занятная, и, чтобы узнать о ней немного больше, он заглянул в Акты и Факты.