— Но ты же не любишь леди Пенелопу.

Саймон пожал плечами.

— Мне и не требовалось любить ее. А вот сейчас я… — Он обхватил голову руками. — Я совершил ошибку.

Он не мог расторгнуть помолвку, не погубив Пенелопу, — а она этого не заслуживала.

— Ох, Саймон… — В голосе сестры была нежность, которой он недостоин. — Знаешь, Саймон, ведь Джулиана может стать твоей. А помолвку вполне можно разорвать.

Он покачал головой:

— Нельзя, не причинив вреда Пенелопе.

Джорджиана энергично покачала головой:

— Нет, ошибаешься. Ведь леди Пенелопа — дочь маркиза с имением размерами с Виндзор. Думаешь, она не сможет найти кого-нибудь еще, кого-нибудь, кто будет испытывать к ней нечто большее, чем мимолетный интерес, того, кто не влюблен в другую?

Разумеется, кто-нибудь женится на ней. Но он, Саймон, не будет тем, кто бросит ее на съедение волкам.

— Я не могу.

— Ты слишком благороден! Себе же во вред! — в раздражении воскликнула Джорджиана, и малышка зашевелилась у нее на руках. Джорджиана тут же успокоилась. — В твоей власти сделать себя и Джулиану счастливыми. Навсегда. А что касается леди Пенелопы… Заверяю тебя, Саймон, нет никакой радости в том, чтобы выйти за мужчину, который любит другую.

Эти слова сестры, такие искренние, чудесным образом подействовали на него, и он решительно заявил:

— Мне плевать на скандал! Мне нет дела до леди! Все, что мне нужно, — это Джулиана. Хочу, чтобы она стала моей навсегда! Но если я так поступлю, если погублю Пенелопу… Что Джулиана подумает обо мне? Как она сможет доверять мне, если я был так бессердечен по отношению к другой?

На несколько долгих минут в детской воцарилось молчание. Наконец герцог со вздохом сказал:

— Нет, не могу я этого сделать, не могу поступить недостойно, так уронить себя в ее глазах…

Но даже после этих слов он понимал, что никогда не будет достоин Джулианы — ее яркости и ее красоты, покоривших его с самой первой минуты. Но все же…

Разрази его гром, если он откажется от нее!

Он нашел ее.

Он хочет прожить с ней жизнь!

— По крайней мере дай Пенелопе возможность выбрать, Саймон, — сказала Джорджиана, которая с каким-то материнским сочувствием наблюдала за его мучениями, за его борьбой. — Она заслуживает шанса сделать выбор. И, видит Бог, вы с Джулианой заслуживаете шанса на счастье.

Это по крайней мере было правдой. Откашлявшись, он спросил:

— Думаешь, существует вероятность того, что Пенелопа отпустит меня?

Джорджиана улыбнулась, и было в этой ее улыбке нечто такое, что он не вполне понимал. Казалось, она знала какую-то тайну.

— Да, отпустит.

Они снова замолчали, и Саймон стал наблюдать за малышкой Кэролайн, спящей на плече матери. И он вдруг представил другого ребенка — с черными волосиками и голубыми глазками, — спящего на руках у своей мамы.

Саймон со стоном закрыл глаза. Он понял, что хотел этого ребенка. Своего ребенка. И хотел, чтобы Джулиана была матерью этого малыша.

Но сначала он должен был попросить прощения у сестры.

— Я совершил ошибку… и с тобой тоже, — пробормотал герцог.

— Только одну?

Саймон нахмурился, а Джорджиана, рассмеявшись, спросила:

— О какой ошибке ты говоришь?

— Я не должен был оставлять тебя здесь, в Йоркшире.

Сестра задумалась над его словами.

— Но я сама захотела остаться здесь.

— Да. И ты могла здесь остаться. Но я не должен был оставлять тебя тогда. И так. Мне следовало больше беспокоиться о тебе и меньше — о скандале. — Он прошел к окну и устремил взгляд на вересковую пустошь. — Я не могу этого изменить, но очень сожалею.

— Спасибо, — отозвалась сестра.

«Как же она повзрослела, — думал Саймон. — И как я этого не замечал?»

— Я хотел бы все исправить. И хотел бы, чтобы ты сказала мне, кто…

— Он далеко сейчас, — перебила сестра.

— Но я мог бы отыскать его. И мы могли бы…

— Ты его не найдешь. И ничего уже не исправить, Саймон. Думаю, ты прекрасно это понимаешь.

Саймон тяжко вздохнул.

— Да, верно. Уже поздно искать отца ребенка. Но ты же герцогская дочь. Наверняка мы сможем найти того, кто женится на тебе. Того, кто будет тебе хорошим мужем. И хорошим отцом Кэролайн.

— Перестань, Саймон, не надо…

— Но неужели ты полагаешь, что сможешь оставаться здесь, в этом захолустном уголке Англии, всю оставшуюся жизнь? А что будет, когда Кэролайн подрастет? Как ты ответишь на ее вопросы?.. Где ее отец? И что будет, когда она узнает правду? Я не смогу прятать тебя тут вечно, Джорджиана.

Сестра пристально посмотрела на него.

— Я никогда не просила тебя прятать нас. На самом деле я бы предпочла не прятаться. Моя репутация окончательно погублена, Саймон. Так что не пытайся что-либо изменить, — добавила Джорджиана.

И герцог понял, что ее слова — чистейшая правда.

— Но ты заслуживаешь…

— Заслуживаю того, чтобы быть матерью. Чтобы растить ребенка, который будет здоровым и сильным и будет знать, что он любим.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джорджиана.

Она улыбнулась.

— И я буду счастлива со временем. Но не так, как ты планируешь.

От него не ускользнула ирония ситуации. Ведь Джорджиана — сестра одного из самых могущественных аристократов. И все же он, ее брат, не может изменить ее жизнь. Да, он не в силах восстановить ее репутацию и заглушить сплетни, которые рано или поздно настигнут ее — настигнут их всех. Но зато он мог дать ей свою поддержку. И свою любовь.

— Джорджиана… — Его голос чуть охрип от волнения. — Джорджиана, пусть все будет так, как ты пожелаешь, как решишь для себя и для Кэролайн. А я поддержу вас.

— Ты уверен, что хочешь… испытать судьбу?

Он с улыбкой кивнул:

— Уверен.

— Я спрашиваю потому, что это твое решение может подвергнуться проверке уже довольно скоро.

Он вопросительно взглянул на сестру.

— Что это значит?

— Только одно: я хочу, чтобы хоть кто-то из нас двоих обрел наконец свое счастье. И раз уж не я, то, следовательно, счастлив должен быть ты.

Джулиана! Только она его счастье, его страсть.

Он должен ехать за ней. Тотчас же!

Саймон встал и подошел к сестре с племянницей. Наклонившись, поцеловал сначала в макушку Кэролайн, потом, в щеку, Джорджиану.

— Я должен ехать. Должен вернуть ее.

Сестра улыбнулась.

— Мама будет вне себя от ярости.

Саймон пожал плечами.

— Зато из мамы выйдет отличная вдовствующая герцогиня.

Джорджиана рассмеялась.

— Только не говори, что намерен сослать ее в деревню.

— А что?.. Неплохая идея. — Герцог направился к двери.

— Саймон! — окликнула его сестра.

Он обернулся, и она с улыбкой сказала:

— Твой свадебный подарок уже на пути в Лондон. Поцелуй от моего имени маму.

Джулиана сразу же отправилась повидаться с матерью.

Был поздний вечер — не самое подходящее время наносить визиты, — когда она, ожидая мать, стояла в приемной лондонского дома Ника и Изабель, заполненной греческими и римскими мраморными статуями, собранными во время пребывания Ника за границей.

В центре комнаты располагалась статуя Афродиты с Эросом — потрясающее изображение богини любви, держащей на руках сына, тянувшегося к чему-то за ее плечом. Все мышцы божественного младенца были напряжены, руки вытянуты, а пухлые ножки отталкивались от материнской груди — очень уж он хотел дотянуться до чего-то необычайно привлекательного, но недоступного ему. И эта статуя была прекрасным напоминанием о том, что если, даже богам порой отказано в их желаниях, то уж простым смертным просто глупо ожидать чего-то другого.