Но затем заставила себя сконцентрироваться на чем-то более важном: ребенке.

Я видела его, маленького и едва различимого, когда на шестом месяце мы со Скарлетт ходили на УЗИ. У малыша уже были ножки, глазки и нос. Врач предложила Скарлетт узнать пол ребенка, но подруга отказалась – ей хотелось, чтобы это был сюрприз.

Я устроила вечеринку в честь малыша Скарлетт, и мы пригласили Кэмерона, его маму, девочек из группы поддержки матерей-подростков и даже Джинни Тейбор, которая принесла подарок для малыша – ярко-желтую уточку, которая крякала, когда сжимаешь ей бока. Но с уточкой было что-то не так, начав крякать, она уже не прекращала, и пришлось оторвать ей голову (действие, которое мы, к сожалению, не могли повторить с Джинни). Мама Кэмерона подарила Скарлетт красивый набор постельного белья, а мои родители – пачку купонов на приходящих нянь, на случай, если подруге понадобится перерыв. В качестве своего подарка я оформила для Скарлетт фотографию, где мы с ней сидели на ступеньках ее дома. Живот подруги был ну очень большим, и она аккуратно обнимала его руками, положив голову мне на плечо. Я поставила фотографию в рамку, и Скарлетт немедленно нашла для нее видное место в своей комнате, чтобы малыш (или малышка) мог видеть снимок из кроватки.

- Мы втроем, - сказала она тогда, и я кивнула.

А потом мы просто ждали даты родов, волнуясь и радуясь одновременно. Мы планировали. Мы размышляли. Мы купили книгу с именами для детей и составили целый список хороших имен, некоторые простые, не требующие особенных пояснений, как, например, имя подруги, а другие – к которым подбирался целый абзац, раскрывающий их суть, как мое. Мы обе знали, как далеко может завести тебя твое имя.

Ходили мы и на курсы рождения, я сидела на стуле среди молодых пап, а голова Скарлетт покоилась у меня на коленях. Из всех посещавших курсы мы были самыми юными. Мы учились дышать и тужиться, а я пыталась запомнить каждый момент, чтобы точно знать, что делать, когда все начнется по-настоящему. Скарлетт быстро уставала и всего боялась, и мне приходилось делать вдохи и выдохи за двоих и уверенно кивать ей, вселяя в подругу надежду.

А Мэрион потихоньку успокоилась. Да, она вела себя так, словно вопрос об усыновлении ребенка Скарлетт другой семьей – дело решенное, но в марте она поменяла мнение, когда я однажды зашла к ним домой и нашла Кэмерона в будущей детской, где он рисовал созвездия на потолке.

Все уже было готово: одежда аккуратными стопочками сложена в шкафу, подгузники и пеленки – на небольшом столике возле кроватки, даже коляска была собрана (не без помощи соседа-инженера, который единственный сумел разобраться в инструкции).

Мэрион же стояла посреди комнаты, наблюдала за Кэмероном, скрестив руки на груди, и не сказала мне ни слова, но я уже все поняла. На самом деле вопрос о том, где же будет находиться малыш, никогда не ставился. Мэрион решила все с самого начала. Безусловно, ей необходимо было ворчать и ругаться с дочерью, но в действительности она никогда и ни за что не уступила бы внука или внучку чужим людям. В этом была вся Мэрион, и, пожалуй, именно за это мы так ее и любили.

И, наконец, письмо. Скарлетт все-таки написала (а затем переписала, написала снова и переделала все еще раз) его, и мы медленно прошли к почтовому ящику, где она просунула конверт в узкую щель.

«Дорогая миссис Шервуд», - гласило оно, - «Мы с вами не были знакомы, но мне есть, о чем вам рассказать…»

Когда мы услышали тихий стук приземлившегося на дно ящика письма, пути назад не было, но подруга ни сколько не жалела об этом. Если ответ придет, значит, придет. Если нет – у этого малыша и так достаточно любви и заботы.

А теперь мы собирались на выпускной, сегодня, двенадцатого мая. Я делала это только ради Скарлетт, ей это было важно. Когда Кэмерон пригласил ее, мне тоже пришлось признать, что я пойду. Вот так вот я и закончила компанией Ноя Вана. Впрочем, последнее было виной моей мамы. Она зачем-то начала говорить о выпускном в одну из этих дурацких пятниц, когда Ваны были у нас в гостях, и миссис Ван засияла, как солнце, услышав об этом. Естественно, мама говорила, что уговаривает меня пойти на выпускной, «ведь это же такое событие!». А миссис Ван удивлялась, что Ной «ни словом не обмолвился о бале, как же так?». В конце концов они пришли к выводу, что, раз меня никто не пригласил, а Ной пока тоже без пары, нам просто необходимо пойти туда вдвоем. Это был невероятно неловкий момент, мама все пыталась поймать мой взгляд, а я могла смотреть лишь на Ноя, который ел пиццу, а на подбородке у него прилип кусочек сыра. Безусловно, мы идем на выпускной вместе!

О боже.

- Улыбнитесь! – приказала мама, наводя на нас фотоаппарат. Папа прислонился к дверному косяку и стал корчить нам рожицы. – Ох, девочки, какие же вы красивые сегодня!

Скарлетт сжала мой локоть, улыбаясь в камеру, а я посмотрела на нее. Ее маленький носик очаровательно сморщился, маленькие веснушки собрались в одном месте.

- Хорошо, - мама снова посмотрела на экран фотоаппарата. – Скажите: «Выпускной!»

- Выпускной! – весело произнесла Скарлетт.

- Выпускной, - повторила я тише, все еще глядя на нее и облако рыжих волос вокруг ее головы.

Ной напился – это я могла с уверенностью сказать в ту же минуту, как он вошел в комнату, держа в руках букетик для моего корсажа.

- Приве-ет, - протянул он, протягивая мне цветы. Его дыхание была сладким и горячим. – Стой-ка ровно, - он потянулся, чтобы прикрепить букетик, но я отстранилась.

- Я лучше сама, - за его спиной нарисовалась миссис Ван, которая явно не подходила к нему близко в последние несколько часов. Они с моей мамой стояли и с улыбками смотрели на нас. Я сжала губы и прикрепила цветы к платью, пока Кэмерон аккуратно возился с букетом для Скарлетт. Он составил его сам из нежно-розовых, едва раскрывшихся, розочек. В своем смокинге и поясе клюквенного цвета Кэмерон казался каким-то маленьким, но в то же время представительным. Он выглядел «очень по-европейски», как сказала моя мама. Пожалуй, я была с ней согласна, особенно, учитывая, что из-под коротких брючек Ноя выглядывали спортивные носки. Пока я прикрепляла цветы, раздалось еще несколько щелчков затвора.

- Прекрасно! – восклицала миссис Ван, сжимая в руках свою камеру, пока Ной пытался принять более-менее адекватный вид (я не без злорадства отметила, что его все время косило куда-то на бок, и ему пришлось практически повиснуть на моей руке). – Какой же замечательный вечер вас ждет!

Мэрион тоже была здесь, делала снимки и любовалась на Скарлетт. Сегодня она собиралась на свой первый средневековый турнир с Владом, и уже была одета в длинное вельветовое платье с пышными рукавами, чем напоминала Джиневру или Спящую красавицу. Ей понравилось хобби Стива/Влада, и, шаг за шагом, она сама втянулась в это и начала посещать их встречи и турниры, сначала в качестве зрителя, а вот сегодня собиралась принять участие.

- Скарлетт, - окликнула она дочь, махнув ей рукой, - посмотри на меня, милая. Отлично. Просто отлично!

После того, как мы были тщательно засняты, а наши сборы запротоколированы, мы, наконец, прошли к дверям и сели в лимузин, взятый напрокат в отеле, где работал отец Кэмерона. Каким бы странным Кэмерон ни казался, он действительно знал, как организовать вечер. Едва ли я могла сказать то же в адрес своего кавалера.

- Где здесь бар? – поинтересовался Ной, стоило нам сесть внутрь и закрыть двери. – В этих машинах обычно бывает бар, верно?

Скарлетт лишь уставилась на него, поправляя платье, а я сказала:

- Он уже успел напиться где-то. Не обращайте внимания.

- А вот и нет, - недовольно буркнул Ной. Он уже стал разговаривать со мной, сказав больше слов, чем произнес за те полтора года после нашего расставания. – Но тут должен быть бар.

- Думаю, они убрали его, - заметил Кэмерон. – Уж извини.

- Не извиняйся, - сжала его руку Скарлетт. – Это ведь не наша забота.