– А ты не можешь посещать местный университет? – тихо спросил ее Бенджамин. Он тоже был ошеломлен, но возраст не позволял ему плакать. Он просто смотрел на мать, словно пытался понять, найти истинную причину ее отъезда. Может, они разводятся, но не хотят говорить об этом детям? Но тогда почему она не берет с собой детей? Во всем этом не было смысла. Ему было ясно одно – что семья их разваливается, но почему – он не понимал. Бенджамин хотел верить, что у матери все же были веские причины для такого поступка. Он очень ее любил. Он хотел понять ее, но не мог.

– Не думаю, Бенджамин, что я могла бы сделать что-нибудь здесь. Гарвард – то, что нужно.

Сара грустно улыбнулась, чувствуя физическую боль от рыданий Сэма, но не решаясь приблизиться к нему. При каждой ее попытке сын отмахивался от нее с яростью. Оливер тоже предпочел держаться от него подальше.

– Может, осенью мы там будем вместе?

– Это было бы здорово, – улыбнулся в ответ Бенджамин. Он всегда верил в нее и в то, что она делает, но этот удар потряс его душу. Вся его жизнь в одно мгновение разрушилась, так он это воспринимал. Бенджамину в голову не приходило, что кто-то из родителей может куда-то уехать. Их место было здесь... должно быть здесь. Тем более он не ожидал, что может уехать мать. Бенджамин пытался собраться с мыслями и успокоиться, но ничего не выходило. Тогда он встал, посмотрел на отца, сидевшего в противоположном углу комнаты, и без обиняков спросил:

– Папа, а что ты об этом думаешь?

– Это мамино решение, сынок. Мы не можем ей препятствовать. Да и выбора особого она нам не дает. Она считает, что поступает правильно, и мы просто должны помочь ей.

Оливер посмотрел на жену, их глаза встретились. Теперь он воспринимал это по-иному. Сара причинила боль его детям, не только ему, такого нельзя было забыть, но он также знал, что всегда будет любить ее.

– Мы будем по тебе скучать, Сарри.

Прелесть Рождества: смех, традиции, подарки – теперь была забыта. Это был самый трудный вечер в их жизни, хотя в будущем могло быть и хуже. Неизвестно, что их ждало. Она сказала, что это ненадолго. Два года. Теперь это казалось им вечностью. Сара снова попыталась приблизиться к Мел и Сэму, который только еще больше расплакался, а Мел, подняв руку, предостерегающим жестом остановила ее и смотрела на обоих родителей с одинаковой злостью.

– Я думаю, ты нам лжешь. По-моему, ты уезжаешь насовсем, только не решаешься признаться. Но если это так, почему ты нас не берешь с собой?

– Потому что это не навсегда. Да и что вам делать в Кембридже? Скучать по старым друзьям? Привыкать к новой школе? Жить в маленькой квартирке, где я буду постоянно что-то писать и готовиться к экзаменам? Бенджамин сейчас в выпускном классе, тебе учиться еще два года. Ты что, в самом деле захочешь все бросить? А я не смогу вами заниматься во время учебы. Вам будет гораздо лучше здесь, с папой и Агги, в знакомой обстановке, в своем доме, в своей школе, со старыми друзьями.

– Ты отказалась от нас.

Глаза Мел омрачали злость и боль, Сэм не переставая плакал. Тогда Мелисса обратилась к отцу:

– Наверное, ты сделал маме что-то очень плохое, раз она от нас отказалась.

Мел ненавидела их обоих и знала, что будет ненавидеть всегда.

Сара поспешила защитить мужа:

– Это неправда, Мел. Папа тут ни при чем.

– Люди не уезжают ни с того ни с сего. Во всяком случае, взрослые. Ты, видно, очень сильно нас ненавидишь, раз уезжаешь.

Рыдания Сэма переросли в рев. Мел встала, обнимая его. Он повернул к матери заплаканное лицо. На этот раз Сара не шагнула к нему. Сэм больше ей не принадлежал. Он был с ними. Захлебываясь от рыданий, он произнес:

– Э-э... это... правда? Т-ты... нас... ненавидишь, мама? У Сары заныло сердце и по щекам покатились слезы.

Она покачала головой:

– Нет, сынок. Я вас люблю всей душой... всех вас и папу.

Теперь расплакалась Сара. Оливер отвернулся, а остальные стояли, глядя друг на друга и не зная, что делать. Их семья развалилась от одного удара. А потом Оливер тихо подошел к Мел и Сэму и обнял своего младшего сына, а Сэм прильнул к отцу, как раньше, когда был маленьким.

– Все будет хорошо, сынок... с нами все будет о'кей. Он наклонился с намерением поцеловать Мел, но та отвернулась от него и убежала наверх, в свою комнату. В следующую минуту хлопнула дверь. Тогда Оливер стал медленно подниматься с Сэмом по лестнице, и Сара с Бенджамином остались одни. Старший сын смотрел на мать, все еще потрясенный. Он не мог поверить в услышанное, хотя знал, что все это правда.

– Мама... ну почему?

Он был достаточно взрослым, чтобы говорить с ним без обиняков, что Сара всегда и делала.

– Мне трудно ответить на твой вопрос. Я только знаю, что домохозяйкой больше быть не могу и что мое решение верно. Это все, что я знаю. Я хочу что-то собой представлять. Здесь же я только и делаю, что вожу детей в школу и дожидаюсь возвращения Сэма.

В первое мгновение Бен воспринял это так, словно ей опротивело быть их матерью.

– А ты не могла бы подождать? Так поступали другие матери.

– Нет, больше не могу. Я должна сделать это сейчас.

Сара высморкалась, слезы текли не переставая. Ужасно было причинять им боль, но они неосознанно причиняли боль ей. Причем на протяжении многих лет. В том числе и Олли.

Бенджамин кивнул, он стремился понять ее. Он любил мать и желал ей добра, но сам считал ее поступок страшным. Он не представлял себе, как можно бросить ребенка, и никогда не думал, что так может поступить его родная мать. Но это случилось, и все теперь менялось. Что осталось? Ничего. Трое детей. Отец, с утра до вечера занятый работой. И нанятая кухарка. Ждать до осени ему показалось невыносимо долго. Если бы мог, он бы уехал раньше. Больше у него не было семьи. Только лишь группа людей, с которыми он жил. Это было почти так, как если бы его мама умерла, даже хуже, потому что при желании сейчас она могла бы остаться. Сознание того, что именно этого она не хочет, больше всего удручало его. И еще вся эта болтовня про то, как она их любит. Если бы любила, то осталась бы, а она уезжает. Это говорит само за себя. Бен посмотрел себе под ноги, потом снова на мать, чувствуя стыд за свои мысли и желание как можно скорее вырваться из этого дома. Она всегда была для него авторитетом, больше, чем отец, и вдруг ей так на всех на них наплевать.